— Карут, — произносит Стампал, указывая вперёд.

Последние деревья пройдены.

Леса больше нет, перед нами теперь простирается широкое, открытое пространство. И чем дальше мы смотрим, тем чернее становится небо. Где-то на горизонте тучи настолько плотные, что землю не разглядеть.

А прямо напротив нас — небольшая деревушка на человек триста. Мрачная, тёмная. Дома в Каруте такие же кривые, как и окружающие деревья. У многих проломлены крыши, у большинства из них сгнило основание, они покосились и вот-вот завалятся на бок, похоронив под трухлявыми досками своих обитателей.

Сами же жители ходят туда-сюда очень вяло, едва переставляют ноги.

— Такая маленькая, — произносит Хуберт. — Я думал, она больше раза в четыре. Учитывая, как много неприятностей она нам доставила. Это точно Карут или какая-то другая деревня?

— Карут, — отвечает Стампал.

Двигаемся вперёд единым фронтом.

Хлюпаем по грязи после дождя.

Обычно в этот момент жители начинают паниковать, бегать от дома к дому, предупреждая соседей об угрозе, некоторые бегут прочь из деревни.

Но не Карут.

Местные жители полностью игнорируют наше присутствие, словно нас тут вовсе нет. Они всё такими же усталыми походками ходят по своим делам, сидят на скамейках, и даже не смотрят в нашу сторону. Мы уже в сотне метров от них, а они только и делают, что бездельничают и даже не думают как-то реагировать.

— Карут! — кричу. — Мы хотим видеть вашего старосту!

Абсолютное отрицание нашего присутствия.

Такое ощущение, будто деревню от нас отделяет пелена, которая не даёт местным жителям ни увидеть нас, ни услышать. Их мир, никак не контактирующий с нашим.

— Карут! — кричу.

Всё-таки слышат. При моих словах несколько человек глянули в нашу сторону, но тут же отвернулись, не заинтересованные в происходящем. Не могу понять: это безграничная храбрость или полное безразличие к собственной судьбе?

Нас шестьсот человек: вдвое больше, чем всех местных жителей. Мы можем катком пройтись по деревне и сровнять её с землёй.

Но их это, похоже, не волнует.

— Либо я увижу старосту! — кричу. — Либо мы нападаем!

Всё выглядит так, будто я ставлю ультиматум умалишённым. Немногочисленные мужчины и женщины на улицах сидят с отсутствующими выражениями на лицах и не могут даже приблизительно представить, что означают мои слова.

— Где все дети? — спрашивает Вардис. — Обычно по улицам всегда носится малышня, а здесь никого…

— Вон! — указывает Лира.

Поворачиваем головы и видим одинокую девочку сидящую на земле. Она бессмысленно тыкает палочкой в землю и точно так же игнорирует наше присутствие.

— Держитесь за мной, — говорю.

Двигаемся вперёд, готовые к любой внезапной угрозе. Если это какая-то странная ловушка и все местные жители разом выхватят по кинжалу из-за спины, нас не застанет это врасплох.

Обстановка в деревне кажется бредом. Окружающая природа увяла точно так же, как и местные жители. Солнце ушло и забрало из пространства энергию, оставив от людей безжизненных роботов, передвигающихся на полудохлых аккумуляторах.

Входим в деревню.

Я впереди, остальные позади.

Идём среди домов и, никак на это не реагирующих, обитателей Карута. Останавливаюсь возле трёх человек, сидящих на лавке в центре деревни. Худой, похожий на скелет, мужчина с бородой. Такая же женщина и старик с закрытыми глазами. Все в тряпье, бледные, осунувшиеся.

— Эй, — говорю мужчине. — Ты меня слышишь?

У него такие огромные синяки под глазами, что занимают половину лица. Тёмные, фиолетовые. Зрачки двигаются медленно, останавливаются на мне, но не фокусируются, а глядят сквозь мою голову куда-то вдаль.

— Эй! — кричу. — Приди в себя!

С видимым усилием его глаза сводятся на моём лице, а затем он вяло, как в замедленной съёмке произносит:

— Отстань. Чего пристал?

— Что с тобой?

— Хватит уже… не нужно вопросов… голова гудит от твоей болтовни.

— Я ищу старосту, — говорю. — Где мне его найти?

Машет рукой в неопределённую сторону, явно собираясь от меня избавиться. Мой голос, кажется, причиняет ему дискомфорт. Он так спокойно сидел в тишине, а я пришёл и потревожил его одиночество. Все жители подобны этому: сидят на своих местах и не могут сконцентрироваться на нас, словно мы какие-то призраки, что сегодня здесь, а завтра развеются как дым на ветру.

Иду в указанную мужчиной сторону в поисках дома, который мог бы походить на дом старосты.

К сожалению, ничего подобного поблизости нет — все здания одинаковой степени убогости. Приходится подойти к мальчишке лет двенадцати, который сидит на старом кресле без одной ножки.

— Где дом старосты? — спрашиваю.

— Там, — говорит.

Он так долго моргает, что кажется, будто он не откроет глаза после очередного закрытия.

Иду к дому на самой окраине. Старый, облезший, с дверью, висящей на одной петле. Когда-то его окружал забор, но теперь он сгнил и превратился в труху. Качается и скрипит от малейшего ветра. Ставни отвалились, повсюду плесень.

Пока войско стоит у дома, я вхожу внутрь, аккуратно ступаю по доскам, готовым провалиться под моим весом. В нескольких местах стоят деревянные вёдра, собирая воду с протекающей крыши. Они наполнились до краёв, но никто их выносить не собирается. Внутри темно, едва можно разглядеть убранство и разбросанные повсюду предметы интерьера.

В зале, у дальнего окна, стоит огромное кресло-качалка, на нём — седой старик с бородой до пупа.

— Прошу прощения, что потревожил, — говорю. — Знаю, что нельзя входить в дом без стука, но так уж сложились обстоятельства.

Глаза человека открыты, он смотрит на горизонт, и лишь вздымающаяся грудь выдаёт в этом теле жизнь. Он точно такой же бледный, как остальные, но судя по болезненному оттенку кожи, он уже очень давно не выходил на улицу.

Аккуратно подхожу и заглядываю в лицо старосты.

Запавшие глаза, пятна по всему лицу. Глубоко старый, глубоко больной человек. Вся его кожа бугристая, прыщавая, покрытая пятнами. Кое-где проглядывают струпья.

— Вы меня слышите? — спрашиваю. — Я из Дарграга.

Безвольные глаза старика проходят по комнате мимо меня и возвращаются к горизонту.

Мы собрали четыре деревни, чтобы захватить Карут и объявить его своим вассалом, а оказалось, что с этим может справиться даже один безоружный человек. Правда выгоды от этого он не получит никакой — всё равно, что завоевать муравейник. Местные жители вроде шевелятся, реагируют на слова, но ничего от них добиться невозможно.

— Что здесь происходит? — спрашиваю. — Почему вы все такие тормознутые?

Трясу старика за плечи, стараюсь вернуть в чувство.

— Не надо, — шепчет. — Не надо…

— Деревня не должна так выглядеть. Это не жизнь, а существование!

— Пожалуйста…

По лицу старосты катятся слёзы, несчастное лицо, скрючившееся в беззвучном плаче. Он выглядит невероятно уставшим, хотя наверняка не оторвался от кресла за весь день. А может и за неделю.

Добиться от него ничего не получится. Это лишь внешне человек, внутри он превратился в желе и может только с запозданием реагировать на внешнее воздействие, выдавая бессмысленные фразы, которые подсознание может произносить без участия центральной нервной системы.

— Что там? — спрашивает Хуберт.

Стампал в ожидании ждёт ответа.

— Такой же, как остальные, — говорю. — Не знаю, что за явление происходит с местными. Болезнь, паразит или грибок, что превращает мозг в кисель. Нам нужно убираться отсюда, пока эта штука не перекинулась и на нас. Ничего мы здесь не добьёмся.

Остальные согласно кивают.

Двигаемся на восток, обратно к хребту. Наш поход не провален — он изначально был бессмысленным, но я хотя бы узнал, что именно из себя представляет Карут.

— Я такой херни никогда не видел! — заявляет Симон. — Утром я думал, что это они похищают наших жителей, кто забредёт достаточно далеко на восток, а они даже собственного имени вспомнить не смогут!