Сижу на вершине горы, гляжу на бескрайнюю пустыню, простирающуюся далеко к горизонту и за его пределы.

Ветерок обдувает лицо.

И мне хорошо.

Улыбаюсь той самой идиотской улыбкой, которая появляется у невероятно уставшего человека, когда у него находится свободная минутка, чтобы просто сидеть и смотреть вдаль с чувством хорошо проделанной работы.

Никуда не спешу, наслаждаюсь моментом. Получаю удовольствие от созерцания темнеющего неба и первых звёзд, вспыхивающих в вечерней синеве.

— Передай воду, пожалуйста, — говорит Буг.

И я передаю.

Что может быть лучше, чем разделить ужин с братом перед таким потрясающим видом?

Еда ощущается во сто крат приятнее после нескольких суток вынужденного голодания. Когда у тебя в животе три дня плещется лишь желудочный сок, то собственные кожаные сандалии покажутся шедевром кулинарии. Закинув же в рот вяленого мяса, мы с Бугом чуть не потеряли сознание от счастья.

— Я никогда так вкусно не ел, — заявляет Буг. — Никогда. За всю свою жизнь.

— Я тоже, — говорю.

А ещё нас никогда не запирали в пещере на три дня. Возможно, стоит практиковать это почаще, чтобы не забывать, насколько хорошо умеют готовить в Дарграге.

Продолжаем есть и смотреть на пустыню, погружающуюся в сумрак. Устроили себе внезапный пикник в диких условиях. Вокруг — ни души. Лишь редкая живность показывается тут и там.

— Гарн… — говорит Буг.

— Чего? — спрашиваю.

— Я тебя люблю.

— И я тебя, засранец.

Обнимаю брата за плечо. Скоро нам придётся искать дорогу домой, снова тащиться по горам в боевом снаряжении, но всё это завтра утром. Сегодня мы можем позволить себе ничего не делать. Мы это заслужили.

Семейное единение, словно и не было позади всех этих месяцев, когда мы с Бугом отдалялись. Теперь всё в прошлом, причины наших конфликтов уничтожены, мы сидим на вершине скалы и ужинаем походными пайками как два родных, близких человека.

На душе — покой и расслабление.

Спим на воздухе, под ночным небом. Буг храпит, а я лежу, раскинув руки и ноги как морская звезда. Не хочется закрывать глаза, когда вокруг так хорошо. Всегда любил ночь, но сейчас особенно приятно: тепло, поднимающееся от нагретой за день скалы, прохладный воздух из пустыни. И аромат горных цветов. В это время года они всегда так приятно пахнут.

Мир кажется таким далёким, таким незначительным. Чувствую себя свободным. И засыпаю я тоже как свободный человек.

С наслаждением.

Уже к утру, когда ночь отступает и мы собираемся в дорогу, вдали появляется маленькая точка идущего человека.

— Смотри! — говорит Буг.

— Вижу.

Это определённо кто-то из наших друзей. Они уже четвёртый день ходят вдоль хребта, ищут наши следы, и, наверняка, потеряли всякую надежду обнаружить нас живыми. Обычно, если человек пропадает на такой срок — пиши пропало.

Каково же будет их удивление, когда они увидят нас тут, расслабляющихся.

Точка двигается по камням между скалами, смотрит себе под ноги, пинает лежащие камни. Подходит ближе и мы её узнаём — Лира.

— Буг, — говорю. — Половинка твоя пришла. Точнее третинка.

Лицо Буга разглаживается. Всегда удивительно смотреть на поведение влюблённых людей: у них меняются голоса во время разговора, их взгляды становятся нежными. Буг машет девушке рукой, она с запозданием отвечает. Наконец-то нас нашли.

— Эй! — кричит Лира. — Они здесь!

Мы действительно здесь. Где же нам ещё быть? На вершине скалы, куда нас отнесла огромная птица. Как бы нам ни нравилось тут сидеть и наслаждаться уединением, но уже пора спускаться и двигаться домой. Наш отпуск окончен.

— Буг, — говорю. — Ты мне веришь?

— Конечно, — отвечает подозрительно.

— Сейчас мы спустимся со скалы самым быстрым из возможных способов.

— Ты же не хочешь сказать…

Не успевает Буг договорить, как я хватаю его за пояс и прыгаю вниз, навстречу земле, в бездонную пропасть гравитации. Падаем со всё возрастающей скоростью. Буг кричит и наверняка прощается с жизнью. От ветра слезятся глаза, дыхание перехватывает.

Мы мчимся вниз тяжёлым грузом и вот-вот разобьёмся…

В последний момент я активирую голубую жемчужину и наше падение замедляется. Мы опускаемся на песок мягко и плавно, точно два пёрышка. Может показаться, что я зря напугал брата, но у нас нет ни верёвок, ни крюков, ни оборудования для спуска. Прыжок — единственный вариант оказаться на земле. И лучше сделать всё быстро, чем уговаривать Буга оттолкнуться от скалы по своей воле.

— В следующий раз, Гарн, я тебя прикончу за такое, — произносит брат, сидя на земле и пытаясь унять дрожь в ногах. — Предупреждать надо.

Затем он поднимается и бежит к Лире, а я с умилением смотрю на встречу разлучённых голубков.

Мы идём домой.

Мы возвращаемся в Дарграг.

Ускоренная подготовка к празднику.

Деревня в возбуждении ожидает самого большого фестиваля в этой части мира.

В Орнасе я объявил, что через десять дней в Дарграге состоятся гуляния, на которые обязаны явиться все, кто может ходить. Как минимум полторы тысячи человек должны прийти к нам в пустыню из Фаргара, Дигора и Орнаса, чтобы пить и развлекаться несколько дней подряд.

Таким образом я хочу укрепить наш шаткий союз.

Но стоило мне пропасть в горах, как деревня забила на это событие. Теперь я вернулся и вместо десяти дней у нас осталось всего шесть для подготовки. Соплеменники носятся между домами, считают, сколько у них есть столов, стульев, свободных мест в комнатах.

Пусть гости и придут со своей едой, но расселить на ночёвку такую кучу народа — проблематично.

В целом жители хорошо восприняли новость о большом празднике. Ещё бы! Это одна из тех вещей, которые Дарграг умеет делать превосходно — гулять и веселиться. Им только дай повод!

И лишь Хоб ходит с недовольным лицом.

— Чего ты такой кислый? — спрашиваю.

— Ничего, — отвечает.

— Твоей кислой рожей можно железо растворить.

— Просто у меня нехорошее настроение.

— Так иди со своим настроением домой и сиди там, чтобы не портить окружающим радостное предвкушение.

С таким же недовольным видом Хоб уходит. Я знаю, что он ненавидит Фаргар и очень не хочет оказаться рядом с ними за одним столом — то же самое испытывают все остальные жители. Но они, по крайней мере, с воодушевлением восприняли новость, что теперь наши потомки не будут умирать от рук жителей этой деревни.

На эти шесть дней каждому жителю нашлась работа.

У кого умелые руки — рубят деревья и собирают из них скамейки. У кого не очень — уходят к подножью, чтобы насобирать трав для чая, ягод для свежего сока, грибов для салатов.

Никто не сидит без дела.

— То есть, — говорит Вардис. — Ты был в том времени, когда я ещё не родился?

— Так и есть, — говорю.

Мы с Вардисом, Брасом и Арназом собираем корешки врадора, крупные части которых можно использовать как терпкую добавку к напиткам. Я рассказал им о произошедшем со мной в последние дни, но они тупо уставились на меня, словно я заговорил на инопланетном языке.

— Подожди-подожди. Ты перемещался… но не вправо и влево, вверх и вниз. А вперёд и назад… во времени?

— Всё так.

— Всё так, — подтверждает Хума.

Хума трётся о моё плечо и легонько покусывает в знак большой любви. Летучая мышь больше всех обрадовалась, когда меня нашли. Она пыталась привести друзей к моей пещере, но сама заблудилась.

Окружающие слушают мои слова и не могут понять, о чём я говорю. В этом мире не существует телевидения, библиотеки с художественными книгами слишком далеко. Само понятие путешествия во времени не знакомо местным жителям. Они изо всех сил стараются осмыслить сказанное, но это попросту не укладывается у них в голове.

Они никогда не думали о времени в этом ключе.