— Всё ещё стоишь? — спрашиваю.

— Стою, — отвечает. — Пойдём. Завтра у тебя два поединка, так что тебе стоит хорошо выспаться.

Наши дома находятся на разных сторонах деревни, но девушка провожает меня до моего дома.

— Да ладно тебе, — говорю. — Иди уже к себе. Я сам дойду.

Отрицательно помотав головой, Зулла следует за мной вплоть до забора, а затем следит, как иду по тропинке и вхожу в парадную дверь. Только тогда она разворачивается и уходит к себе. Кажется, она принимала меня за пьяного, хотя я большую часть времени был абсолютно трезвым.

Но всё равно, очень приятно от такой заботы.

Падаю на свою кровать и мгновенно отрубаюсь. Думаю лишь о том, каким образом мне завтра подняться на ноги. Ещё и сражаться нужно.

Как оказалось, зря я переживал из-за поединков.

Имена соперников я выбирал случайным образом, поэтому мне попались не очень умелые. Браттог из Фаргара, седовласый мужчина под сорок. Бой с ним затянулся надолго, поскольку он очень мало атаковал и предпочитал защищаться. Мне засчитали победу по очкам. Этот странный тип постоянно улыбался, светя дырой в передних зубам, как во время самого поединка, так и после объявления результатов.

Следующим был крепыш Энгах из Орнаса. Я достал его шею концом деревянного меча на первых же секундах. Это мог бы быть тяжёлый бой, если бы он не повёлся на обманный манёвр.

Всё-таки ум и тактика имеют значение.

Прошёл в одну шестнадцатую чемпионата. Осталось пять побед, если дойду до финала, конечно. Теперь сижу на скамейке и смотрю за результатами прочих поединков.

— Хума… — говорю.

И тут же вспоминаю, что летучей мыши со мной нет. Она уже второй день с Хобом, даже ночевала у него. Не знаю, зачем она ему понадобилась. Может, пытается кого-то впечатлить уникальным питомцем?

Смотрю на происходящее и пытаюсь понять, что ещё можно сделать для скрепления деревень.

Вроде бы всё идёт хорошо.

Праздник нравится всем: участникам, зрителям, даже нашим парням, которым приходится бродить вдоль толпы с оружием и следить, чтобы все относились друг к другу уважительно.

Затем перевожу взгляд на Дарграг. Где-то там, вне зоны видимости, сидят два человека, прикованных к столбам. Мурнаф, который напал на меня в спину, и тот тип из Орнаса, который ударил девочку. Две с половиной тысячи человек весело проводят время, а тем двоим суждено умереть. Нет никаких сомнений, что они не протянут три дня без воды. В прошлый раз, когда я назначил такое наказание, мы привязали мужчину в Фаргаре, давая ему шанс побороться за свою жизнь. Он не сдюжил и умер от жажды. Но здесь, в пустыне, шансы у прикованных ещё меньше.

Пусть мы не убили их напрямую, но обрекли на долгую и мучительную смерть.

Гарантированную смерть.

Я уж точно не буду по ним скучать, но будет лучше, если они выживут. Всё-таки у них есть родственники, друзья. И чем меньше недовольства останется у гостей, тем меньше между нами останется вражды.

Но отпустить их нельзя — они провинились и должны полностью высидеть своё наказание.

— Что же делать? — спрашиваю.

Однако Хумы на плече нет. Как же непривычно, когда летучая мышь далеко. Приходится разговаривать с самим собой.

— Что же делать? — спрашиваю снова.

А затем мне на ум приходит идея. Гениальная в своей идиотской тупости. Если я хочу, чтобы прикованные люди просидели до самого конца своего заключения и не умерли от жажды, нужно скрытно пробраться к ним посреди ночи и напоить из бурдюка. Чтобы ни одна живая душа этого не увидела.

Пленники останутся живы, освободятся и спокойно разойдутся по домам. Пусть они и не усвоят полученный урок, зато оставшиеся сотни людей не будут омрачены смертью своих соплеменников.

Звучит как план.

Достаточно придурочный, но при этом простой и прямолинейный. Должен сработать.

— О чём задумался? — спрашивает Брас.

Он только что отправил в нокаут мужчину из Орнаса с помощью деревянной дубины, обмотанной в кожу. Поэтому сидит довольный.

— Ни о чём, — говорю.

— У тебя такой вид, будто голова сейчас лопнет.

— Это всё от шума, не люблю громкие звуки.

Брас присаживается рядом и мы глядим, как Чемпин той же самой дубиной наносит удар за ударом по щиту парня из Фаргара. Не понадобилось и десяти ударов, как тот поднял руку вверх и сдался.

Весь оставшийся день смотрю, как соплеменники выбивают из турнира участников из других деревень. Изначально их было пятьсот пятьдесят и лишь семьдесят — из Дарграга. К концу третьего этапа осталось тридцать девять участников и двадцать из них — мои сородичи. Меньшинство превратилось в большинство.

Если продолжится такими темпами, то в финале, полуфинале и четвертьфинале останутся представители только нашей деревни.

Да, в мышцах мы посоревноваться не можем.

Зато оружие держим правильной стороной.

Когда основные поединки завершились и солнце спряталось за горизонтом, мы организовали огромный турнир по чатуранге. Все окружающие жители знают её правила, поэтому участников оказалось почти полторы тысячи. Но досок для игры было мало, поэтому выстроилась длинная очередь.

И пока люди склонялись над столами при свете факелов, я аккуратно двинулся в сторону деревни.

— Ты куда? — спрашивает Зулла.

— Голова что-то болит, — говорю.

— Понятно.

Девушка провожает меня взглядом и даже стоя к ней спиной я чувствую исходящее от неё беспокойство. Боится, что я не дойду? Я ведь сегодня совсем не пил.

Дохожу до дома, забираю один из бурдюков, затем набираю в него воду у колодца. В данный момент внутри у него не жидкость, а сама жизнь. Небольшой кожаный мешок, который сегодня спасёт двух человек. Это как оружие, но действует в обратную сторону.

Иду к основным вратам, никем не замеченный

На мне одежда жителя Дарграга. У меня тёмные волосы. Любой здравомыслящий человек тут же определит, кто я такой, поэтому нужно замаскироваться, чтобы никто меня не узнал, если внезапно обнаружат человека, крадущегося в ночи.

— Какая мерзость! — шепчу с отвращением.

Передо мной гора сваленных в кучу накидок из человеческой кожи. Вардис соорудил над ними навес, чтобы они не портились от прямых солнечных лучей.

От одной только мысли, что я нацеплю на себя человеческую кожу, выворачивает наизнанку. Даже притрагиваться к ним не хочется. Однако мне нужна маскировка: никто не должен узнать, что это я несу воду узникам. Человек, который приговаривает кого-то к смерти, а затем скрытно спасает его — не заслуживает ничего, кроме презрения.

Если меня опознают — моё слово потеряет всякий вес.

Уж лучше пусть таинственный житель Орнаса напоит узников.

Снимаю с себя льняную рубаху, штаны. Остаюсь в одних трусах. Протягиваю руку к кожаному пончо, поднимаю его вверх, зажав большим и указательным пальцами. Оно даже на ощупь отвратительное.

— Какая гадость!

Оно ещё и на солнце пролежало весь день, поэтому источает странный запах.

Просовываю голову в прорезь, не переставая ругаться. Чувствую себя маньяком, или людоедом, или и то, и другое сразу. Повторяю себе, что я делаю это из лучших побуждений. Следом надеваю кожаные штаны. Мало того, что эта одежда неприятная, так ещё и тяжёлая. Чтобы передвигаться в ней — нужно наловчиться.

— Если меня сейчас кто-нибудь застанет, — говорю. — Прослыву извращенцем и психопатом.

На голову наматываю тряпку, скрывая цвет кожи, волосы, лицо. Ничто не должно выдать мою личность. Пусть пленники думают, что их поит друг, а не враг.

Двигаюсь вдоль частокола к противоположному концу деревни. В левой руке у меня бурдюк, в правой боевое копьё. Поскольку в этой части деревни никого нет, то и дозора на постах нет. Основная часть войска Дарграг охраняет стадион и ещё с десяток патрулирует улицы внутри деревни, поэтому внешний периметр остаётся без присмотра.

Наконец, я достигаю нужной точки.

Два пленника сидят у столбов, вкопанных в землю прямо у частокола, чтобы весь день оставаться в тени. Неподалёку от них над стеной возвышается пост с Куртесом в дозоре. Мужчина сторожит местность, а заодно и следит, чтобы никто не пытался помочь заключённым.