— У нас достаточно людей, — отвечает Дверон. — Не устрой вы кровавого представления вчера, в четырёх деревнях насобиралось бы восемьсот человек. Но это ничего. Шестьсот нам вполне хватит.

— Не позорься, Тьен, — спокойно отвечает Симон. — Они уже приняли решение, так выпрями спину и встреть смерть с достоинством, как у нас принято.

Однако старик успокаиваться не собирается. Пока люди из Дарграга и Фаргара ведут пленников к столбам на отдалении, одного за другим, он кричит, плачет, умоляет. Постепенно его настроение переходит на окружающих и теперь несколько десятков людей в молчании пускают слёзы.

Поскольку делать сто пятьдесят столбов для заключённых никто не хочет, мы размещаем их у частокола, с северной стороны, привязывая верёвками у них за спиной. В ближайшие три дня жители деревни будут выходить только через западные врата, чтобы не встречаться с будущими мертвецами.

Привязываю людей, рядом пыхтит Дверон.

— Думаешь, смог бы меня победить? — спрашивает Симон с ухмылкой.

— Может быть, — говорю. — А может и нет.

— Я вижу это в тебе, потому что я сам такой. Когда ты встречаешь достойного соперника, ты хочешь сразиться с ним и узнать, насколько он хорош. И сам процесс драки захватывает больше, чем результат.

— Пожалуй.

— В любом случае я скоро умру. И ты никогда не узнаешь, чем бы завершилось наше противостояние. И ты будешь просыпаться среди ночи с мыслью: что бы случилось, если бы нам позволили дойти до финала.

В отличие от рукопашных драк, где коротышка ничего не сможет противопоставить гиганту, сражение с оружием — гораздо более тонкое искусство. Ты можешь махать огромным мечом, но какой в этом толк, когда быстрое и точное копьё вонзится в твою шею.

Если два противника примерно равны в мастерстве, никто не сможет определить по внешним признакам, каков будет итог схватки.

— Ты забыл про Роддера и Зитруса, — говорю. — Велика вероятность, что ни один из нас не дошёл бы до финала.

Симон недовольно фыркает, пока я связываю ему руки.

Через три дня этот человек будет мёртв.

— Не надо, — пищит Тьен. — Пожалуйста!

— Закрой пасть, убожество! — рявкает Зитрус, а затем переводит взгляд на меня. — Как жаль, что я не увижу твой конец, молокосос.

— Зато я увижу твой, — отвечает Симон. — Поверить не могу, что связался с этим неудачником. Он даже скрытную атаку спланировать не смог. Всего-то нужно было собрать десяток ребят и перерезать горло ключевым фигурам. Но нет, он рассказал о плане сотне друзей и выдал нас прежде, чем мы пришли в эту деревню!

Симон сплёвывает себе под ноги.

— Гарн, — говорит. — Ты и твоя деревня живы только потому, что всё организовал этот тупица. Если бы я занимался этим, мы бы сейчас не разговаривали.

Тьен брыкается, вырывается из держащих его рук. Глаза старика уже красные от слёз, но он продолжает умолять, будто отчаянное желание выжить может хоть как-то изменить его судьбу.

Нужно было раньше думать.

Когда ему только предлагали затею с внезапным нападением на людей, которые этого не ожидают. Наверняка он представлял себя победителем, стоящим рядом с пылающим Дарграгом. А теперь он сидит на горячем песке, пока его руки, сплошь покрытые синяками, стискивают верёвками.

Когда с делом покончено, я отхожу в сторону и смотрю на сто пятьдесят человек, понуро сидящих у частокола.

— Может, это слишком жестоко? — спрашиваю. — Обрекать их на долгую и мучительную смерть.

— Если хочешь, я предложу им быструю смерть на плахе, — отвечает Дверон. — Но сомневаюсь, что кто-нибудь из них согласится, когда есть хоть малейший шанс, что они переживут эти три дня.

Чувствую себя прескверно.

Неподалёку стоит Мурнаф и тот безымянный мужчина из Орнаса: два человека которых я поил ночью. Смотрят на происходящее с каменными физиономиями. Вот уж кто точно не захочет оказаться на месте прикованных ещё раз. Их спасло моё вмешательство, но эти полторы сотни я спасать не буду.

Пусть сполна поплатятся за свои поступки.

— Пока, — говорит Стампал и разворачивается.

— Спасибо за гуляния, — говорит Дверон. — Он прошёл не так, как мы хотели бы. Но не всё всегда следует нашим замыслам. В следующем году праздник будет у нас.

На том и договорились. Фестиваль объединения пошёл не туда, куда я планировал, но в целом мы добились чего хотели. Фаргар стал к нам ближе, Орнас теперь союзник. Как бы жестоко это ни звучало, но мы избавились от раковой опухоли, что не давала вражде прекратиться. Вычистили всю гниль из раны. Сто пятьдесят человек за частоколом погибнут и они станут последними, кто умрёт в стычках между нашими деревнями.

На третий день из ста пятидесяти человек осталось только восемь…

Старик Тьен умер на второй день. Зитрус не дотянул всего несколько часов. Симон дожил, но был без сознания и в бреду, когда мы занесли его в деревню. Всех напоили, накормили, дали отлежаться и отправили по домам.

Беру камень, несу камень, кладу камень.

Повторяю операцию, затем снова, затем ещё раз. Поднимаю камни в одном месте и кладу в другом. Тем же самым занимаются соплеменники. Сотня людей разбрелась по подножию хребта и по самому хребту, сносят булыжники со всех сторон и собирают в кучи на расстоянии друг от друга.

— Зачем, говоришь, мы это делаем? — спрашивает Арназ.

— Я тебе уже пятнадцать раз объяснял.

— Прости, постоянно забываю из-за того, что приходится таскать камни.

— Мы делаем каменную дорогу, — говорю. — Через хребет в Фаргар. Они занимаются тем же самым, но тянут дорогу к нам.

Некоторое время мы носим камни молча, а затем Арназ опять начинает:

— Зачем, говоришь, мы это делаем?

— Я тебе уже шестнадцать раз объяснял…

— Я устал…

— Мы все устали, — говорю. — Но это нужно сделать — переход через горы занимает слишком много времени. Раз уж мы не можем перенести деревню и поселиться к западу от хребта, то хотя бы упростим себе передвижение. К тому же не придётся таскать с собой кучу барахла на спине. Будет дорога — пустим по ней телегу с припасами.

— Да, но неужели нужно носить столько камней? — ворчит Арназ.

У них вся семья такая: никто не любит работать. Даже когда вся деревня собирается на организованную работу, вроде уборки льна или зерновых, они скорее имитируют деятельность, чем реально помогают. И это при том, что у нас даже полей как таковых нет. Так, клочки, засаженные у подножия.

— Орнас носит камни, — говорю. — Дигор носит камни. Фаргар носит камни. Все это делают, но жалуешься только ты.

— Я так больше не могу, я очень устал… — тянет Арназ жалобно. — Зачем мы вообще это делаем?

— Чтобы тебя помучить.

— Я так и знал!

Носим камни, складываем в кучи.

Несколько человек разравнивают землю металлическими граблями, подготавливают основание, трамбуют. Ещё несколько укладывают камни плоской стороной кверху, создавая превосходную для этих мест дорогу. Все остальные — на обеспечении материалами. К счастью, в горах валом различного рода камней, булыжников, валунов. Всех размеров и форм, остаётся только выбрать наиболее подходящие.

В тех местах, где дорога поровнее, используем одноколёсные деревянные тачки. Но всё равно приходится работать ещё и ногами.

Строим дорогу через спину Перуфана, пока он лежит мёртвым сном.

Как только мы соединим деревни между собой, жизнь изменится. Больше не придётся ходить туда и обратно, достаточно будет пустить по дороге марли, запряжённую всем необходимым. Одна повозка заменит сразу несколько человек.

Но для начала нужно будет создать повозку с четырьмя колёсами, поскольку в деревне используются только двухколёсные с жёсткими оглоблями, или жердями, в которые можно и животное запрячь, и самому тянуть.

— Пожет, позволим остальным деревням заниматься дорогой? — спрашивает Арназ. — Они же всё-таки наши рабы.