— У вас есть ночной сторож? — спросила я, решив не пускать задачу на самотек.

— Три, дежурят посменно, — сухо ответила мне Цой. — В случае проблем зажигают сигнальный огонь, и сразу приезжает охранное агентство.

— И часто бывают проблемы?

— За время, что я тут работаю, раза три случалось.

— А сколько вы тут работаете?

— Семь лет.

В общем, картина складывалась ясная, можно было разворачиваться и уходить. Но что-то не давало мне покоя. То ли предчувствие, что я могу узнать нечто полезное, то ли… ладно, что греха таить, мне просто понравились эти девушки! Особенно Мария Цой и ее шрам! Более сильный рисовательный зуд я испытывала, только встречаясь с моей подругой Мариной.

Уж не знаю, почему, но рисовать женщин меня тянет всегда сильнее, чем мужчин. Лучше женщин только характерные старики с интересными морщинами; наш Прохор, например, слишком моложаво выглядит.

И я спросила:

— А что вы с аккумулятором делаете?

— Меняем электролит.

— Прошу простить, если это бестактный вопрос, но разве не лучше сначала починить, а потом заряжать аккумулятор?

Внезапно мне ответила не Цой, а Румянцева, причем с явной насмешкой:

— Это разве ремонт? Это так, косметика. Все повреждения наружные, кувалдой чинятся.

— Юля, — Цой довольно строго на нее посмотрела. А мне сказала: — Во время починки проводится диагностика. Для этого мы немного приподнимаем аэромобиль над полом. Без напряжения в системе это сделать невозможно.

— Ясно, — сказала я, и без всякого притворства завистливо вздохнула. — Слушайте, а можно посмотреть, как вы дальше тут чините?

— Это зачем? — подозрительно спросила Румянцева.

— Очень интересно, — ответила я, не кривя душой. — Всегда интересовалась воздухоплаванием.

Они снова переглянулись, причем я видела, что идея допустить постороннего в святая святых им явно не нравится. Поэтому я торопливо сказала:

— Слушайте, я вас не подозреваю в пособничестве Таинственному таксисту, и вообще вижу, что зря сюда пришла, что через СТО его не поймаешь. Но у вас же тут секретность, когда еще попаду! А я всегда воздухоплаванием интересовалась. Даже схемы устройства аэромобиля смотрела.

— Много вы поймете без специальной подготовки, — фыркнула Румянцева.

— Если я вам помешаю, то не смею настаивать, — сказала я.

Цой пожала плечами.

— Нам не жалко. Починка эта рутинная. Хотите — смотрите. Но на популярную лекцию не рассчитывайте, мы тут работаем. И встаньте подальше.

— Угу, — добавила Румянцева, — за ваше франтовое пальтишко платить не будем, если кислотой забрызгает.

Я послушалась и села подальше от рабочего островка, позади одного из обогревателей, чтобы не задубели руки. Отсюда мне открывался хороший вид на вскрытый корпус аэромобиля и на сосредоточенно работающих механиков.

Ремонт, по всей видимости, и в самом деле был рутинным: двигались они отлаженно, почти не разговаривая между собой. Перебрасывались только короткими фразами из двух-трех слов, не понятными не в силу профессионального жаргона, а скорее в силу того, что напарницам ничего не нужно было друг другу объяснять.

Не в силах противиться искушению, я вытащила из сумки блокнот и принялась их набрасывать. Быстрые, летящие рисунки, на каждый — уголок листа. Вот две девушки в комбинезонах тащат колбу щипцами. Вот Румянцева смеется, вытирая лоб рукой в перчатке. Вот Цой сосредоточенно хмурится, разглядывая какую-то деталь в корпусе…

Я не удержалась и чуть изменила форму ее шрама, сильнее подчеркнув его сходство с паутиной — не след ожога, а экзотическое украшение. Слышала, на юге некоторые вояки татуируют шрамы, чтобы было красивее. В Необходимске, конечно, татуировки порицаются правилами хорошего тона, а на лице так и вообще их делают только преступники самого низкого пошиба, но… жаль. Марии Цой бы пошло.

Увлекшись, я не заметила, что Румянцева стоит совсем рядом, загораживая свет и смотрит в мой рисунок.

— Маш! — крикнула она. — Маш, ты погляди.

Я замерла, едва не парализованная. Приятно думать про себя, что ты во многом избавилась от страха перед незнакомцами, и вообще выросла, обрела уверенность в себе и тому подобное… Но тут я снова ощутила себя едва ли не двенадцатилетней девочкой.

— Прошу прощения, — начала я, — я только для себя, это никуда не пойдет…

— Да вы меня красавицей сделали, — подошедшая Мария Цой неожиданно робко, смущенно улыбнулась. — А можно у вас этот листочек купить? Если вы не против?

Меня пронзило нешуточным облегчением — она не сердится! А потом тем самым редким, почти эйфорическим чувством, которое получается, когда модели нравится твой рисунок.

— Давайте я вас просто так нарисую, отдельно, — сказала я. — А вы мне за это расскажете подробнее о том, как работает аэромобиль и почему пятеро лучших пилотов гильдии не могли догнать Таинственного таксиста.

— А меня можно тоже красавицей нарисовать? — с интонациями школьницы попросила Румянцева. — А я вас пивом угощу!

— Юля! — снова одернула ее Цой. — Ты бы хоть кофе предложила!

— Кофе мне не по карману, — огрызнулась Румянцева.

— Пиво — это отличная цена за набросок, — возразила я с улыбкой. — Особенно если с солеными орешками.

Я не очень люблю пиво, в основном потому, что почти не пьянею. Еще одна особенность, за которую стоит поблагодарить тех, кто собирал мой геном. Но от Прохора я неоднократно слышала, что алкоголь развязывает языки. Шеф-то был трезвенником от природы: кошкам алкоголь нельзя… по крайней мере, не в тех количествах, что людям.

А я снова почувствовала всем своим существом, что механики могут рассказать мне нечто очень стоящее.

— Договорились! — обрадовалась Румянцева.

Не подвело чутье! Еще как не подвело!

Не скажу, что визит в пивную так уж развязал язык моим собеседницам. Куда больше помогли мои рисунки. Сперва я изобразила Марию Цой, потому что ее рисовать было интереснее — профиль вышел просто королевский. Я поозорничала и окружила лист рамкой из шестеренок, намекая на профессию женщины.

А вот с Юлей Румянцевой сперва вышла незадача: у нее приятное, милое лицо, но рисовать его было решительно неинтересно, и все выходило не то. Юля, видя, как я мучаюсь с карандашом, вдруг сказала:

— А если так? — и одним жестом распустила волосы.

Ну и богатство скрывалось в ее плотной прическе, даже сложно было предположить! Словно золотая волна рассыпалась по плечам.

Тут же дело пошло на лад: я сделала акцент на этих восхитительных волосах, а вокруг самой Юлии нарисовала узор из гаек и гаечных ключей. Она похихикала и заявила, что никогда в жизни не видела ничего настолько симпатичного.

В пивной на нас, занявших угловой столик, косились, но народу было мало, и никто не препятствовал посиделкам — тем более что Румянцева, верная своему слову, действительно купила мне и пива, и соленых орешков. Они с Цой не пили, потому что им предстояло еще полдня работы, но все равно атмосфера совместных посиделок оказала свое воздействие: не прошло и часа, как девушки начали активно жаловаться мне на свою работу. Причем, к моему удивлению, Цой оказалась более красноречивой.

— … Сколько лет уже предлагаю проекты — зачем доставать эти колбы по одной, давайте сделаем съемную аккумуляторную батарею, и можно будет ее вытаскивать разом и разом перезаряжать! — горячилась она. — Техобслуживание можно было бы во много раз сократить! Да и до сих пор использовать свинец, когда нормальные люди уже давно перешли на пропилен — это вообще ни к селу ни к городу!

— Прошлый век и ретроградство! — серьезно подтвердила Румянцева, тряхнув своими великолепными волосами. — А еще скорость!

— Да что скорость, главное — элегантность конструкции! — не согласилась Цой. — Серьезно, ведь до сих пор мы все еще делаем аэромобили по тем же чертежам, что пятьдесят лет назад!.. Ну куда это годится?