— А предложение осмотреть ваш аэромобиль снизу доверху я, пожалуй, приму, — сообщила Мария Цой.

— Вы же механик? — нахмурился Усманов. Нетрудно было понятно, отчего он сделал такой вывод: шапку Марии придерживали на месте непрозрачные очки, которые можно было носить вместо сварочных, а поверх полушубка она надела пояс с инструментами. — Нет уж, мой контракт специально оговаривает, что я не позволю механикам Гильдии наложить руки на мой аппарат!

— У него еще и контракт есть! — возмутился Пантелеев. — С какими такими татями?

Усманов открыл рот и закрыл — потом бросил острый взгляд на Салтымбаеву.

— В условие моего контракта не входит удерживание его в тайне после того, как всплыла наружу моя личность. Но прежде чем я что-то расскажу, я хотел бы узнать, какого рода обвинения против меня выдвигаются.

— Господа, — проговорил Мурчалов. — Полагаю, что здесь не самая подходящая обстановка для подробного обсуждения. Что вы скажете, если я предложу вам зайти ко мне домой, где мы сможем выпить чаю и обсудить все подробно? Жанара Алибековна, если вы хотите выписать господину Усманову штраф, это также будет удобнее делать у меня в гостиной, а не на холодном ветру. К тому же, скоро стемнеет.

— Я бы охотно принял столь любезное приглашение, — Усманов чуть поклонился, — вот только в результате всех этих маневров у меня успело закончиться топливо.

— Ничего, — сказала Мария Цой. — Я взяла с собой канистру. Удрать вам не хватит, а долететь до Рубинового конца — запросто. Вы ведь в Рубиновом конце живете, господин Мурчалов?

— Точно так, — мурлыкнул шеф. — И мы с Анной Владимировной полетим с Усмановым. Проследим, чтобы он и в самом деле никуда не делся.

Еще чуть-чуть, и мы поднимались над рекою на четырех аэротакси. Действительно, уже смеркалось — не потому что кончался световой день, хотя зимнего вечера тоже оставалось ждать недолго; просто густые снежные тучи сделались еще толще, и из них начинало понемногу нести мелким колким снегом.

Город над рекой посинел и посерел, мерцающими звездами зажглись окна на высоком берегу, осветились и редкие островки домов на берегу низком. А когда мы поднялись выше, то увидели под нами золотые ожерелья улиц.

Неожиданно для себя я позавидовала гильдейцам: и работают они мало, и такую красоту видят… Впрочем, зависть моя была скорее отвлеченной: впервые за долгое время я была абсолютно довольна и миром, и своим местом в нем. Разве это не мой план сработал? Разве это не я поймала Таинственного таксиста?

— Красиво, правда? — спросил тем временем меня Таинственный таксист, оглядываясь через плечо.

Ветер красиво развевал шелковый шарф у него на шее.

— Глаза на дорогу, пожалуйста, — вежливо, но изрядно ворчливо попросил его шеф.

Полет до нашего дома занял немного времени, и очень скоро мы, как и говорил шеф, разместились у нас в гостиной.

Окинув взглядом размер нашей компании, Антонина принесла вместо чайника большой самовар — последний раз его доставали пару месяцев назад, когда шеф приглашал гостей по случаю переезда его отпрыска в отчий дом. Кроме того, щедрая экономка поставила на стол оставшиеся после завтрака, но еще очень вкусные ватрушки и свежее печенье. А также несколько минут спустя пришла в гостиную еще раз с блюдом кремовых коржиков — не собственного изготовления, явно купленных в соседней лавке Нгуенов, но тоже очень вкусных. Любовь Салтымбаевой к этим коржикам была у нас очень хорошо известна.

При этом Антонина бросила грозный взгляд на шефа: мол, вы ведь знали, что придет Жанара Алибековна, могли бы и предупредить! Я бы сама испекла!

Наша экономка очень благоволит старшему инспектору Салтымбаевой.

Все расселись за столом вокруг этого самовара, бросая друг на друга взгляды не то чтобы настороженные, но однозначно неловкие. Один Орехов, казалось, светился. Он то и дело поправлял усы и разглядывал всех с выражением величайшего благодушия. Должно быть, его радовал выигрыш в гонке. Ну еще бы, меня бы тоже порадовал, будь я на его месте.

Усманов же, несмотря на проигрыш, тоже ощущал себя свободно. Он первым потянулся к сахарнице и первым же взял ватрушку с блюда, не забыв после укуса поблагодарить мастерство кухарки.

— Очень кстати вы меня к себе позвали, — сообщил он как ни в чем не бывало, — а то мотался по городу с утра, даже перекусить некогда было!

— Просветите же нас, почему вы вообще устроили эту чехарду с бегством от Гильдии? Если вы не зарабатывали денег и ничего не нарушали?

— Как это ничего не нарушал! — возмутился Пантелеев. — Общественное спокойствие он нарушал! Он на Гильдию тень бросил! Наша репутация замарана!

— Ничего подобного я не делал, — с достоинством возразил Усманов. — Все, что я сделал — подвез некоторое количество старушек и беременных женщин бесплатно, а также снял с дерева котенка. Кстати, неразумного, не генмода. Вот и все.

На словах о котенке шеф хмыкнул. Затем сказал:

— Верно ли я полагаю, что все это — закрученная рекламная кампания?

— Вы полагаете верно, — со смешком согласился Усманов.

Тут весь стол отреагировал живо. Пантелеев снова возмутился, стукнул ладонью по столу и начал возмущаться, что любая кампания, которая затрагивает интересы Гильдии, незаконна, и он заставит ее заказчиков платить огромные штрафы со всех полученных выгод. Цой тут же начала спрашивать, какая техническая мастерская заказала такую рекламу, и принимает ли эта мастерская заказы на модификации аэромобилей. Салтымбаева тоже довольно резко говорила, что любая рекламная кампания должна быть согласована в Городской управе, причем такая, которая потенциально способна помешать общественной безопасности — в том числе конкретно в ЦГУП.

Орехов живо заинтересовался, я видела, что ему тоже хочется поднять шум, но он сдерживался, мудро не желая перекрикивать остальных.

Наконец возмущения выдохлись, и Усманов получил возможность ответить.

— Для начала, — сказал он, — я понятия не имею, какие разрешения оформлял или не оформлял мой работодатель. В моем контракте прописано, что все юридические риски он берет на себя, если, разумеется, я не совершу ничего уголовного. А ничего уголовного я не совершал. Занимался я такой рекламой только потому, что мастерская, которая меня наняла, пыталась получить оборонный заказ — и не получила.

— Мастерская Амвросия Покрышкина, — шеф кивнул с таким видом, словно он с самого начала так и предполагал.

Я прикусила язык, чтобы не сказать ему что-нибудь едкое. Ну да, разумеется, шеф догадался, и догадался уже давно, может быть, с самого начала! Но как это ему помешало поднять переполох на весь город и устроить веселые старты с участием миллионщика? Никак не помешало, это как раз в его вкусе.

Шеф посмотрел на меня искоса, будто примерно представлял, что творится у меня в голове.

— Именно она! — сказал Усманов. — Теперь, когда меня поймали, я волен рассказать все. Однако, должен сказать, мой работодатель будет и доволен, и недоволен.

Поймав наши недоумевающие взгляды (по крайней мере, мой и Цой) он пояснил:

— Доволен — потому что я сумел уходить от преследования дольше, чем он рассчитывал. Недоволен — потому что в результате меня прижали только одним аэромобилем, а не целой дюжиной!

Цой и Орехов переглянулись.

— Тебе не стоит огорчаться, — сказал Орехов. — Над моим аэромобилем потрудились опытные механики.

— Так дело в том, что и над моим трудились мастера своего дела! — сказал Усманов. — Вы ведь знаете, почему аэромобили не применяют на флоте?

— Радиус действия, — тут же ответила Цой. — Кроме того, проекты фрегатов, призванных нести несколько расчетов аэромобилей, призваны нерентабельными. В основном, из-за их тяжести. С паровыми машинами корабли, конечно, стали больше, чем когда они были чисто парусными, но все равно…

— Именно, — кивнул Усманов. — Мой аэромобиль сделан из облегченного сплава, а потому на том же объеме горючего способен летать значительно дольше, как вы заметили. Правда, и на старуху бывает проруха… Но флотское начальство и лично адмирал Бобастов не захотели даже рассмотреть прототип. Поэтому и появилась идея поднять шумиху.