Ничего. Застыли бесчувственными статуями, в то время как я, обливаюсь слезами. По моим венам течёт холодная кровь. Я замерзаю. У меня немеют конечности. Во мне попросту нет жизни. Мой организм будто приготовился к трагедии. Он сам отключился, дав мне попытку выдержать. Суметь преодолеть страшное. Ведь у меня нет надежды. Я сжимаю рукоять, готовая совершить грех.

Я убью её. Как только игра завершиться, ей не жить. И мне абсолютно плевать, что произойдёт со мной после, потому что я уже мертва.

Рефери достаёт патроны. Всего два.

Почему?

— Зрители проголосовали за такое количество патронов, — словно мне отвечает судья, комментируя свои действия.

Зрители…. Я бы их всех застрелила. Каждого. Хотя нет. Заставила бы поиграть в эту игру! Чтобы они оказались в той же незавидной шкуре. Сколько из них обмочилось бы в штаны, при виде пистолета, направленного им промеж глаз? Гниды!

Артур берёт кости и взвешивает их в руке, что-то прикидывая. Но потом отбрасывает их на пол. В сторону стекла. Те катятся практически мне под ноги, если бы я находилась по ту сторону.

Шесть и шесть. Как прозаично…. Успех и счастье?

Спартак берёт ствол и направляет на брата.

У меня волосы шевелятся на затылке от этой картины. Сама чувствую, как дрожит подбородок. Как слова готовы вылететь на свободу: «Не надо! Остановитесь! Не делайте этого!».

Это чертовски больно. Меня разрывает в клочья. От собственной беспомощности. Никчёмности. Единственное, что могу, это просто смотреть. Но даже в этом безнадёжна. Не вижу ничего, из-за слёз, застилающих обзор.

Слышу щелчок и съёживаюсь, обнимая себя за плечи.

Он нажал на курок!

Пистолет перемещается в руку Артуру. Он тоже направляет его в брата. Жмёт на курок. Щелчок!

Господи! Пусть это прекратится! Пусть случится пожар или потоп! Пусть на это здание налетит смерч и уничтожит его до основания. Землетрясение, которое оставит от этого Ада лишь кратер! Хоть что-нибудь!

Следующий Спартак. Вновь щелчок!

Они не делают попыток выиграть второй шанс на выстрел. Они целятся только друг в друга. И эти холостые выстрелы убивают меня. Один за другим. Они отрывают от меня по куску.

— А зрители знают, как продлить удовольствие! — восклицает Мередит, и я не выдерживаю.

Выставляю руки с пистолетом и стреляю ей в ноги. Она подскакивает, а я ловлю такой звон в ушах, что даже радуюсь, если это вообще возможно, в моём случае. Не хочу ничего слышать. Ещё бы ослепнуть, но так повезти мне не может.

— Если скажешь ещё хоть слово, я сыграю с тобой в игру, — тычу в неё оружием. — Только она окажется максимально короткой, потому что холостых в обойме нет!

Мередит скептически приподнимает бровь, на что я почти кричу на неё.

— Я не шучу! Только попробуй что-то…

Но тут раздаётся оглушительный выстрел, и я резко поворачиваюсь к стеклу. У Артура из дула пистолета струиться лёгкий дымок. Он кочует куда-то вверх, словно чья-то душа… Еле заметная, полупрозрачная. Например, человека, который лежит на столе. Светлые волосы которого окрасились в красный. Он не шевелиться и не подаёт признаков жизни. А из-под виска на металлический стол выливается небольшая лужица крови. Совсем крошечная, но она есть…

А вот у меня нет. Ни капли не осталось. Я бледное полотно. Мой взгляд расфокусировывается из-за мгновенно выключенного света. Вижу собственное отражение. А потом комната озаряется яркой вспышкой и громким выстрелом. Улавливаю лишь молниеносный блик, в котором Артур резко откидывается на своём стуле. Свет в комнате тут же включается снова и нам открывается душераздирающая картина.

Два брата по разные стороны стола. Каждый в своей позе. В крови и… Не шевелятся.

— Что ж, — раздаётся в их комнате голос Мередит, настолько неуместный, что хочется закрыть уши руками и начать орать. Лишь бы заглушить её и… свою боль! — Вы и сами всё видите, дамы и господа. Брат не справился с итогом своего поступка…. И таким образом, у нас остался один из трёх. Гонка началась…

Она затыкается. Свет гаснет, а я… Я… Отвожу глаза в сторону, чтобы взглянуть на её отражение.

Мередит берёт фотографии. Обе. Отсутствие яркого света благоприятно сказывается на её неосведомлённости тем, что вторая тоже липовая. Только вот мне уже насрать.

— Придётся ещё и реставрацией заняться, крайне любопытная подделка… — тяжело вздыхает. — Знаешь, если бы не снимки, мы бы ни до близнецов не добрались, ни до Арно.

Удовлетворение. Спокойствие на грани пофигизма. Лишь лёгкая радость улавливается в голосе, что сорвала такой куш. Что сумела победить в собственной придуманной игре.

— Я помешана на сборе ценностей. Особенно снимков.

Только на этом? Думаю про себя, но вслух вообще ничего не могу произнести. Кажется, я реально умерла. Вроде я, но не я. Оболочка, в которой осталась лишь маленькая крупинка сознания. Как только я увидела двух братьев после второго выстрела, меня не стало. Внутри образовалась полость.

— Но мне нужно знать, где оригинал? — она открывает дверь и в комнату врывается непрекращающаяся долбёжка музыки.

Они там танцуют, развлекаются, живут. А они знают, что творится над их головами? Иди это две абсолютно разные вселенные? Здесь всё перевернулось с ног на голову? Наверху Ад, а внизу Рай?

— Что? — оборачиваюсь, смотря на неё невидящим взглядом.

— Оригинал, — непринуждённо пожимает плечами, взмахивая покорёженной рамой. — Подделка твоя? Если да, то я бы не отказалась от такого личного поддельщика.

Я поднимаю пистолет. Даже его веса не чувствую. Вот она, во всей красе передо мной. Высокая. Статная. В красивом платье. Надменная и жестокая. Женщина-вамп. Бесчеловечная тварь.

— Он тебе больше не понадобится, — медленно выговариваю, и не узнаю свой голос.

Я вообще ни понимаю, кто я и где теперь нахожусь? Этот шум музыки настолько не вписывается в наше настоящее, что всё кажется каким-то бредом.

— Уверена, что хочешь рискнуть жизнью, ведь ты отсюда не выйдешь.

— Если вдавлю курок? — гневно выговариваю, почувствовав лёгкий всполох ненависти.

— Тебя изловят и растерзают! — выговаривает хохотнув, вновь глядя на меня, как на клопа.

Обхватываю рукоять двумя руками, чтобы не увести оружие после отдачи и жму курок. Пуля вонзается ей точно в бедро.

Женщина вскрикивает и хватается за ногу, сыпя проклятиями и оскорблениями. Она прислоняется к дверному косяку, но не выносит боли и оседает на пол. Сотрясаясь всем телом, зажимает рану ладонью.

Теперь я смотрю на неё сверху вниз и чувствую, как улыбаюсь. Оставить в моих руках оружие…. Беспечная и самоуверенная? Или она не знала, насколько братья мне дороги? Я бы никогда не применила его в дело, если бы она не посадила близнецов друг напротив друга.

Боже, французские ругательства — это что-то невообразимое. И в обычное время, я бы, наверное, посмеялась. Но сейчас моё внутреннее состояние…. Я не могу его даже охарактеризовать. Меня словно из самолёта без парашюта вытолкали. Вся эта игра прошла для меня лишь с одним осознанием, что я не выживу. И сейчас, когда состояние безнадёжного полёта завершилось, я не вижу другого пути для себя. Я всего лишь хочу смотреть на её мучения. Хочу, чтобы страдала. Хочу, чтобы корчилась от боли.

— Тупая стерва! — рычит от злости. — Ты хоть знаешь, какие последствия тебя ждут? Из тебя кишки выпустят! Тебя в бордель отдадут. Будешь отрабатывать каждый свой грёбаный вздох. Работать будешь за кислород! В благодарность, что тебя не выпотрошили, как паршивую свинью!

Она всё говорит и говорит, а я её не слушаю. Смотрю на камеры и понимаю, что мы в слепой зоне. А на мостике и вовсе нет ни одной. Мередит замечает, что я верчу головой по сторонам. Улавливает мой настрой и тот факт, что её не видят подручные. Уверена, будь мы в поле зрения, я бы уже лежала с простреленной головой у её ног.

— Мой муж тебя изрешетит! — зло выпаливает, когда я возвращаю к ней взгляд.