Переодеваюсь быстро. Одежда великовата, но зато скрывает все женские округлости. Аккуратно касаюсь локтя мужчины.

— Спартак, — тихо проговариваю. — Я не подведу.

Вижу, как гуляют желваки. Как пальцы сжимаю руль до бела. Он медленно выдыхает и кивает, ничего не отвечая.

Прости меня! Прости, что ставлю в такое положение. Прости, что вынуждаю переживать ещё больше. Но я смогу помочь. Я разбираюсь в этом лучше. Мне страшно, но ещё страшнее за вас. За каждого по отдельности и за всех вместе.

Не смотря на некоторые заторы, дорога занимает не очень много времени. Около нужного здания, при виде которого, у меня сердце заходится в бешенном ритме, останавливается семь больших тачек. Но люди вываливаются только из трёх. Разномастные. Почти все в чёрном. Единой тёмной тучей движутся ко входу, не спеша заходить внутрь. Мы со Спартаком идём последними. Полотна несу я, чтобы выглядеть достоверно. Быть одним из подручных.

Мы подходим к двери. Спартак выглядит истинным главарём. Высокий, статный. В светло-голубой рубашке, с завёрнутыми рукавами, открывающими мощные руки в татуировках. Чёрные джинсы придают ногам длинны и дополнительной стройности. Загляденье, а не мужчина и как горестно от мысли, что не смотря на внешний лоск, внутри у него, наверняка, хаос.

Мы заходим в здание, в котором никого нет. Не сбавляя скорости направляемся к двери в подвал. Спартак прекрасно ориентируется в пространстве. Делает неопределённый взмах рукой и несколько бравых ребят заслоняют меня собой, задвигая назад.

Такой толчеёй движемся к цели. Я дрожу внутри. От воспоминаний о месте, в котором должны оказаться, и от сомнения в уверенности Спартака. Не слишком ли смело он шагает в логово врага? Почему убеждён, что нам не уготована ловушка? В чём гарант, что их люди не выстроились в шеренгу с автоматами наготове и как только мы окажемся внутри они не применят оружие по назначению?

Мысленно я съёживаюсь, когда последняя дверь перед нами открывается и мы заходим в ту самую комнату смерти. Моя фантазия — мой враг.

Внутри, никого. Более того, даже полы вымыты после дневных экзекуций. И намёка не осталось, что здесь была камера пыток.

Спартак останавливается ровно на середине и оглядывает пространство.

Боже, надеюсь, он не подумает, что я его обманула? Что я засланный казачок или ещё что похуже?

Но тут слышится посторонний звук. Как-будто замок щёлкнул. Но точно не от той двери, что осталась за нами. Спартак поворачивает голову влево и в стене открывается проход. Распахивается дверь, крайне успешно заретушированная под дизайн стены. В комнату вальяжной походной вплывает та самая дама в золотом, и сразу идёт к блондину.

— Где второй? — тут же спрашивает, пренебрегая всеми правилами этикета.

— Где мой брат? — не остаётся у неё в долгу блондин.

— Уверен, что ты находишься в выигрышном положении, чтобы задавать вопросы? — высокомерно вскидывает бровь.

— Уверена, что осилишь эту войну?

Она фыркает, закатывая глаза. Произносит несколько слов, перевод которых остаётся для меня тайной, потому что близнец никак их не комментирует.

— Условия обмена не выполнены… — непринуждённо пожимает плечами.

— Если думаешь, что можешь только условия выдвигать, то ошибаешься.

Женщина снова наигранно хохочет и делает последний шаг, чтобы оказаться к Спартаку почти вплотную.

— Ты в моей обители… — чуть тише произносит, оглядывая его каким-то платоническим взглядом.

Поднимает руку и проводит тонкими пальцами по его широкому плечу, на секунду задерживаясь и сжимая выпирающий бицепс. Томно вздыхает, кривя губы.

— Как думаешь, почему ты всё ещё жив? — отпуская его, спрашивает чуть громче.

— Иначе ты в жизни не нашла бы фотки.

— Вы их что, в землю закопали? — смеётся Мередит, ведя себя довольно странно.

Она выглядит высокомерной, но со Спартака не спускает взгляда. И не настороженного или злобного, а совершенно другого характера. И что-то мне подсказывает, что эти поглаживания должны нести определённое значения. Для него.

— Они были моим подарком, — выговаривает немного печально, а у меня складывается ощущение, что я в какой-то дешёвой пьесе.

А главная героиня такого большого о себе мнения, что даже смешно становится от её бахвальства.

Но тут она притягивает его за воротник и впивается губами в жадном поцелуе, на который Спартак отвечать не спешит. От желания смеяться не остаётся ни следа.

Меня изнутри скручивать начинает. Вместо того, чтобы отвернуться, смотрю на их странное соитие, будто специально. Словно самой себе доказать стремлюсь: «Смотри, какая у них жизнь! Смотри, какие женщины вьются вокруг них! Смотри и поглощай. Впитывай и запоминай!».

И неважно, что она старше. Неважно, что замужняя. В их среде — денег и власти — твой статус имеет значение лишь на бумаге. В остальном же, на первом месте — твои личные потребности и желания. Каких моральных устоев можно ждать от женщины, которая окружила себя мясниками и чувствует себя среди них королевой?

Похоже, их связывает богатое прошлое.

Спартак отталкивает женщину, на что та зло хмыкает.

— Что, людей своих стесняешься?

— Прекращай разыгрывать спектакль! — чуть повышает голос, находясь на уровне критической точки своего раздражения.

Меня будто отпустила, сдавливающая горло, рука. Я осторожно выдыхаю, всё ещё ловя эти странные всполохи гневного пламени. Кажется, ещё немного и разгорелся бы пожар. Это что сейчас было? Ревность? Очень уместно!

— Или ты приводишь сюда Артура, или…

— Что? — восклицает с вызовом.

Спартак вытягивает руку и ему быстро вкладывают рукоять в ладонь. Он сразу выпрямляет локоть и наставляет на женщину дуло.

— Кровь за кровь… — напряжённо выдаёт, укладывая палец на спусковой крючок.

Мередит стойко выдерживает образовавшуюся картину. Даже умудряется усмехнуться.

— У тебя кишка тонка, чтобы…

БАХ!

Раздаётся выстрел, от раската которого, подскакиваю на месте. Еле успеваю сдержать испуганный визг. В голове начинает неприятно звенеть, а сердце галопом стремиться умчать отсюда. Чтобы из себя не представляла женщина и какого бы мнения о себе не была, оружие, направленное на неё, да ещё и стреляющее, всё-таки спускает с небес на землю.

Её плечи чуть приподняты, а голова ушла в шею. Она сильно зажмурилась, собственно, как и я. И только спустя несколько секунд мы с ней, кажется, выдыхаем одновременно.

— Следующая окажется у тебя в башке. Патроны нынче дорогие, не хочу понапрасну их растрачивать. Предупреждающие выстрелы закончились.

— Он в игровой, — без былого чванства говорит женщина и воздух вокруг Спартака словно начинает дребезжать.

В таком осязаемом молчании я не находилась ещё никогда! Похоже, эту перемену улавливает и она, тем более что видит не только его спину, как я, но имеет возможность заглядывать в глаза.

— Пока что… — тихо проговаривает, медленно превращаясь в озлобленную стерву. — Он просто ждёт.

Её улыбка становится ехидной, а взгляд исподлобья злым, даже, кровожадным.

Больная тварь! Я вообще не понимаю, о чём речь и не исключён мой искажённый перевод, но я точно уверенна, что она сказала «игровая»! И её изменившаяся физиономия говорит о том, что Артур там вовсе не пирамидку собирает в присутствии няньки.

— Приведи его сюда.

Голос Спартака изменился до неузнаваемости. Надрывный, натянутый. Словно высказался не горлом, а самой грудью. Глубокий бас стал ещё ниже, а настроение ещё хуже.

— Фото — проговаривает Мередит, не собираясь сдаваться так быстро.

— Выйди.

Меня толкают в спину, и я понимаю, что сказано это было мне. Натягиваю козырёк на самые глаза. Выходя, смотрю себе под ноги, а когда ровняюсь со Спартаком, неотрывно смотрю на полотна. Отрываю лишь край и показываю открывшийся угол женщине. Она делает выпад вперёд, но я отодвигаю снимки почти себе за спину.