Ранение лишь показалось плечевым. Всё-таки ближе к центру, а там и сердце не далеко….

Нет, неважно. Главное, стараться плотно зажимать рану.

— Долго ещё? — выпаливает блондин, не желая тратить время на осмотр окрестностей.

Внимательно следит за состоянием брата, накрыв своей ладонью мои, вжимая их ещё сильнее.

— Две минуты. — Доносится ответ.

— Держись, слышишь? Скоро будем на месте! Серж и не из таких передряг вытаскивал, да?

Оскар тянет губы в слабой улыбке и чуть кивает. Закрывает глаза, но тут же открывает, стараясь не смыкать веки дольше, чем на пару секунд, чтобы не уплыть в забвение.

Я же не говорю ни слова. Будто сторонний наблюдатель. Зритель, который просто бы посмотрел на печальное зрелище и пошёл своей дорогой дальше, но увы…. Я непосредственный участник этого кошмара.

— Рита!

Очухиваюсь и еле отрываю взгляд от своих кровавых рук.

— Крошка!

Не мигая, смотрю на «извращенца».

— Отпускай… — тихо, но требовательно говорит блондин, а я не в силах оторвать задубевших рук.

Будто приклеилась. Ведь, если отпущу, он истечёт кровью и тогда, беды точно не миновать….

Меня почти отдирают от Оскара. Совершенно не понимаю, кто держит за плечи, кто обнимает.

Оказывается, и машина уже остановилась, и люди повыскакивали на улицу с носилками, а я смотрю на свои окровавленные пальцы стучу зубами и дрожу всем телом.

Очутиться под обстрелом, а потом ещё и видеть, как человек, который ещё каких-то пять минут назад тебе бодро язвил, находится при смерти, это безумно потрошит сознание.

Звук дребезжащей каталки на мгновение приводит в чувства, и я перевожу взгляд на врачей или медбратьев, которые лихо подхватив грузное тело близнеца, уже резво завозят его в здание.

— С ним же… с ним же…

— Всё будет хорошо… — слышу напряжённое совсем рядом, провожая работников и раненого растерянным взглядом.

Прям, как тогда, в галерее, когда услышала выстрелы.

Испугалась, что это их убили. Близнецов.

Хотя нет. Сейчас хуже. Гораздо хуже.

Переживаю страшно, но не знаю, почему? Так сказывается стресс? Усталость? Всё вместе?

— Блядь. Блядь. Блядь!

Почти рычит «водитель», меряя улицу шагами.

Никто из них не заходит внутрь. Оба остались снаружи, будто опасаясь помешать врачам своим взвинченным состоянием.

— Да как он узнал⁈ — продолжает бесноваться блондин. — Я должен был это предвидеть! Не должен был расслабляться.

— Хватит, Спартак! — держа меня в объятиях, пытается добиться спокойствия брата «извращенец». — Какой смысл изводить себя?

Спартак останавливается, смотрит на него, а потом подходит ближе.

— Чтобы злость внутри не глушить! — медленно проговаривает, стараясь донести свой настрой. — Чтобы этого уёбка на части разорвать, когда встречусь с ним.

— Мы прекрасно понимали, на что шли. — Вторит брат, без злобы, скорее расстроенно. — Мы сделали наш выбор, готовые к тому, что нажили себе серьёзного врага.

— Наше понимание не равно смирение.

Страшный. Вот сейчас по-настоящему жуткий в своём гневе. Он будто стал шире и выше. В нём бушует ненависть, но во взгляде мёртвая решимость вытряхнуть из виновника душу. Мёртвая, потому что его зрачки не бегают лихорадочно, как у помешанного, они замерли и лишь свирепо сверкают.

Опускает на меня взгляд и несколько секунд тратит на возвращение в реальность.

— С тобой всё в порядке? — тихо басит, оглядывая меня с ног до головы.

Я лишь киваю, потому что вроде как не чувствую боли, но, находясь, в таком душевном раздрае трудно оценить собственное состояние.

Вижу, что хочет ещё что-то сказать. Желваки ходуном, но лишь сильнее сжимает челюсть и отворачивается.

Из-за меня. Ведь он хотел сказать, что это из-за меня? Он отходит на несколько шагов, а меня будто толкает кто в спину. Вырываюсь из рук «извращенца» и нагоняю мужчину.

— Что ты сказать хотел? — хватаю его за руку, заставляя развернуться. — Чего вдруг застеснялся?

— Что? — хмуриться, не сразу улавливая смысл моих претензий.

— Ты ведь опять меня хотел во всём обвинить? Считаешь, что я должна была на каталке оказаться? — меня несёт и я не могу остановиться. Отдалённо понимаю, что не стоит сейчас бередить лихо, но не в силах сдерживать рвущейся на волю эмоциональный поток, ставший уже бесконтрольным. — Так могли бы там и бросить, на растерзание гандону этому! Из рук в руки передать. Даже фотки могли бы себе забрать, а меня в расход.

Спартак молча выслушивает мой выпад, не предпринимая попыток остановить этот накал.

— Закончила? — тихо спрашивает, будто не поддавался собственным гневным чувствам минуту назад.

— Отвечай! — не перенимаю его спокойного тона, продолжая кипеть внутри.

— Дурочка, — выдыхает обречённо, заводит ладонь к затылку и притягивает к себе.

Прижимает к груди, гладит по волосам, а я хлопаю глазами, совершенно сбитая с толку.

— Я же видел, как ты испугалась за Оскара. Как старалась помочь. — Будто заклинание медленно проговаривает, утешая аккуратными поглаживаниями. — Я не собирался тебя ни в чём обвинять. Я рад, что ты не пострадала.

— Что? — вырывается вопрос, но настолько тихо, что он не слышит.

У них брат в тяжёлом состоянии и мне надо бы заткнуться, но я даже не представляю, если не сейчас, то когда?

Отстраняюсь от него, ловя недоумение на его лице. Я помню, он послушных любит, но хрен там плавал!

Я не в себе!

— Что вам нужно от меня? — выпаливаю грозно. — Играетесь, как коты с мышонком! Живётся скучно? Развлечение для себя нашли? То запугиваете, то вдруг добренькими прикидываетесь. Что у вас на уме? Почему вы решили, что вам всё дозволено? — предательские слёзы наворачиваются на глаза. — Я ведь тоже человек! Со своими желаниями, со своими чувствами!

— И что ты чувствуешь? — почти ласково спрашивает Спартак, пристально глядя в глаза.

Теряюсь. Ощущаю, как пыл стихает от его размеренного тона. От внимательного взгляда с примесью скорби. Сама в себе пытаюсь бурю возобновить, чтобы не расслаблялись. Чтобы понимали, что я не собираюсь им поддаваться. Только вот… не получается ни черта. Вместо проявления злости, хочется разрыдаться на его груди.

Весь этот вечер излить единым потоком слёз, чтобы отпустило, наконец. Обновиться и идти дальше той дорогой, которая уготована.

И снова два брата с двух сторон, только на месте Оскара, Спартак. А сзади, жар от «извращенца» имени которого я до сих пор не знаю. В следующую секунду мне на плечи ложится кофта. Опускаю голову, чтобы посмотреть, зачем?

Боже, я по среди улицы, в одном лифчике. Вымазанная в крови. Окружают меня не менее раздетые мужчины, с не менее кровавыми телами. У каждого из нас бурлят внутри эмоции. Каждого штормит, и мы попросту не знаем, куда себя деть, чтобы не разорвало к хренам. У них свои причины, у меня свои, в которых я запуталась окончательно.

— Не знаю…. — Устало выдыхаю, сдувшись, как лопнувший шарик. — Я не знаю.

Кусаю нижнюю губу и обнимаю себя за плечи.

— Иди ко мне, — протягивает руки, но не дождавшись от меня реакции, сам возвращает меня в свои объятия.

Утыкаюсь в широкую грудь носом, братья прикладываются друг к другу лбами, а меня прорывает. Я уже не сдерживаю слёз.

— Он выкарабкается… — подбадривает тихо «извращенец». — Всё будет хорошо!

Меня размазало до такой степени, что «извращенцу» пришлось брать меня на руки и нести в машину.

— Отдохни, — гладит волосы и касается губами лба. — Горячая….

— Я в порядке, — еле слышно, проговариваю.

— Не сомневаюсь.

— Я вся в крови… Мне нужно её смыть.

Но не могу даже рукой пошевелить. Все силы разом улетучились. Стоило на несколько секунд расслабиться и организм сдался.

— Хорошо, — отвечает блондин, но не успеваю спросить, к чему это он, как почти мгновенно проваливаюсь в сон.

Выныриваю из темноты не менее мучительно, чем вошла в неё. Голова тяжёлая и страшно не хочется открывать глаза, но бьющий в лицо свет, мешает вернуться в спасительную мглу.