Она уже открыла рот, чтобы высказать Иде всё, что о ней думает, когда позади кто-то противным голосом закричал: «Воровка!». Мия быстро обернулась и увидела, что стоявший у лотка с выпечкой пекарь держал за руку пытавшуюся вырваться Тилль. У её ног валялся кренделёк, который она, видимо, попыталась стянуть.

Нет. Нет.

Мия знала, что это только воспоминания. И она не хотела их видеть. Не хотела вновь пережить это.

Не хотела видеть, как пекарь зовёт стражу так громко, что из его рта во все стороны летит слюна. Не хотела видеть, как Булочка пытается объяснить ему, что Тилль просто шла мимо и случайно столкнула с лотка этот злосчастный кренделёк, а Ида подбегает к девочке, обнимает её и даже пытается вырвать из цепких рук, но всё без толку. Не хотела вспоминать, как расступается толпа зевак перед парой направляющихся к ним стражников.

— Ты посмотри, такая мелюзга, а уже ворует! — сказал стражник с седыми усами и едва сходившимся на животе мундире, и схватил Тилль за шкирку.

— Она не воровала! Она случайно! — выкрикнула Булочка.

Второй стражник, помоложе, с огромным, будто растёкшимся по лицу носом, усмехнулся и смерил её презрительным взглядом, который, правда, надолго остановился где-то в районе груди, скрыть которую не могла никакая рубаха.

— Простите… — Тилль опустила голову и захныкала, пара слезинок упала на брусчатку под её ногами.

— Пожалуйста, дяденька стражник, простите мою сестрёнку! — Мия бросилась к Тилль, обхватила её за плечи и глянула на стражника умоляющим взглядом, стараясь выглядеть как можно более жалко и униженно, — Пожалуйста, пожалуйста, простите нас! Наша матушка больна, а папенька с год назад пропал в море. Мы шли помочь нашей тетушке, она на прядильной мануфактуре трудится, чтобы хоть пару медяков заработать! Пожалуйста, простите, мы никогда-никогда не будем воровать!

Мия поверила в свою ложь сразу же, рьяно и истово. Тилль ей никакая не сестра, и никакой матери, ни здоровой, ни больной, у неё никогда не было — но сейчас она могла бы в момент сказать и где они живут, и какого цвета волосы у их болезной матушки, и как зовут их тетку… Правда, она ещё не придумала как, ну так её ещё и не спросили.

Усатый стражник нахмурился, так, что его лоб будто волнами пошёл, и громко вздохнул.

— Ладно. На первый раз отпустим. Но ещё хоть раз вашу шайку на рынке увижу…

Пекарь, как видно, недовольный тем, что они уйдут безнаказанными, принялся уверять, что не первый раз их за воровством заметил, да вот за руку поймать только сейчас удалось. Из толпы зевак раздались одобрительные выкрики, кто-то бросил огрызок яблока, который угодил Мие в бедро.

— Обыщем и отпустим, — твёрдо сказал усатый, — ну а если что ещё найдём — выдадим плетей.

Пекарь харкнул себе под ноги и хотел ещё что-то сказать, но под хмурым взглядом стражника стушевался. Мия чуть слышно выдохнула. Украденное серебро они ещё вчера сдали дядюшке Герину, а от стянутого куска сыра и недоеденного пирожка с солёным творогом и зеленью она успела избавиться. Пусть хоть все карманы наизнанку вывернут — ничего не найдут.

Молодой стражник принялся обыскивать Булочку — правда, сосредоточился в основном на её груди и столь старательно её ощупывал, словно думал, что там драгоценности зашиты. Усатый с ленцой обшарил штаны Мии и запустил руку ей под рубаху — но лишнего себе не позволил. Потом засунул руку в карманы Тилль — один, другой… и вытащил из него золотой. Глаза стражника округлились так сильно, что стали больше, чем блестящая на его ладони монета.

— Это же…

Больше он ничего выговорить не смог, даже разжал пальцы, которыми парой секунд ранее впивался в плечо Тилль, и так и застыл, уставившись на золотой, словно первый раз в жизни увидел, — хотя, может, так оно и было, ведь страже точно не золотом платят.

Мия сразу же поняла, чем всё закончится. И почти сразу поняла, что нужно делать.

— Бежим, Тилль! Бежим!!!

Она подскочила к девочке, схватила её за руку, и они побежали.

Нет. Нет. Нет.

— Я не хочу!

Мия не понимала, кричит ли она или только хочет закричать. Она тонула в толще памяти, вина, боль и отчаяние скрюченными пальцами цеплялись за её щиколотки и тянули вниз.

Волны воспоминаний окрасились кровью.

Она сильно толкнула в грудь какого-то парня, попытавшегося перегородить им путь, и тут же вильнула в сторону. Позади раздался крик, перемежавшийся руганью. Кто-то потянулся схватить её за плечо, но успел ухватиться только за ворот рубахи, который с треском порвался. Мия пнула зазевавшуюся женщину, растолкала компанию босоногих нищих мальчишек и перепрыгнула через несколько стоявших в один ряд плетёных корзин, заполненных грушами, персиками и красными мибийскими апельсинами. Бежавшая рядом Тилль оказалась не столь проворной, задела ногой одну из корзин, те опрокинулись и фрукты, подскакивая по брусчатке, покатились в разные стороны. Где-то позади кричали стражники, требовали немедленно остановиться и обещали беглянкам пытки и мучительную казнь.

— Туда! — Мия махнула рукой и потянула за собой Тилль.

С шумной, залитой солнцем рыночной площади они свернули в узкий, змеящийся между домами проулок. Черепичные крыши над ними наползали друг на друга так, что сюда почти не проникали солнечные лучи. Булыжники под ногами сменились высохшей грязью. Мия перескочила через груду рассохшихся досок, из-под которых с возмущённым писком разбежались крысы. Жаркий летний день вдруг навалился на неё пуховым одеялом, мешая дышать, и Мие показалось, что окружавшие стены начали сдвигаться, чтобы расплющить их. Из груди бежавшей за ней Тилль вырывались громкие хрипы, а рука её дрожала. Мия запнулась об какой-то камень и едва не упала, но чудом удержалась на ногах.

— Я не могу… — захныкала Тилль, но Мия ещё сильнее сжала её руку, так, что ещё немного, и она могла бы переломиться, и продолжила бег.

Проулок свернул влево, и впереди замаячила сложенная из неровных камней и битых кирпичей стена, высотой где-то в полтора роста Мии. Тупик. Они бежали в тупик. Пожалуй, самое время было бы испугаться, но Мия только злобно прищурилась. Она знала, что им через эту стену легко перелезть, а вот стражникам… Усатому особенно. Его-то эта стена надолго задержит, и им останется только уйти от того, который помоложе. Мия подскочила к стене, подсадила Тилль, и хотела уже лезть рядом, но руки девочки соскользнули с покатых камней, и она едва не упала.

— Я не смогу, — захныкала она.

— Да всё ты сможешь!

Мия подхватила Тилль, закинула её себе на плечи, и девочка смогла ухватиться за самые верхние камни. Она опять хныкнула, но всё-таки удержалась, Мия подалась вверх, подталкивая Тилль, чтобы она смогла перебраться через стену. Краем глаза она видела, что стражники уже подбегали к стене, правда, они уже не кричали, как видно, в попытке сберечь дыхание.

Мысленно взмолившись всем богам и богиням, которых только знала, Мия подтянулась выше, чувствуя, как ногти скребут по кирпичам и один за другим обламываются. Тилль наконец легла животом на верх стены и соскочила на другую сторону. Мия уже зацепилась за самые верхние кирпичи, когда почувствовала движение позади. Она взвыла и изо всех сил рванула вверх, пальцы стражника, хотевшего схватить её за ногу, только мазнули по штанине. Мия не глядя, со всей силой двинула ногой назад, и, судя по звуку, попала точно в цель. Она злорадно засмеялась и перемахнула через стену.

Внизу, на утоптанной голой земле сидела Тилль. По её раскрасневшимся щекам текли слёзы, она часто и рвано дышала и морщилась. Позади один из стражников кричал от боли а другой — сулил беглянкам самые страшные муки. Но Мия прекрасно понимала, что стена долго их не удержит, молодого-то точно, и единственный путь к спасению для неё и Тилль лежит в трущобах по другую сторону Восточного канала. Не медля ни секунды, она подбежала к девочке, схватила её за руку и потянула.