Мия вздохнула и поплелась вслед за ними.

Лавка Лаккии, пусть и небольшая, обставлена была весьма уютно. Обитые деревянными панелями тёплого орехового цвета стены украшали пара пейзажей в изящных рамках и бронзовые канделябры, вдоль стен располагались стеллажи с множеством флакончиков, склянок, баночек и коробочек. На длинной стойке лежали счёты, несколько справочников, стояли весы и глиняный горшок с маб-алийским фикусом, который хозяйка именовала не иначе как «господин Несчастный» — за чахлый вид и слишком капризный нрав. А в углу, рядом с окном из мутноватых ромбиков в железной оправе, расположились диван, пара глубоких кресел и разделявший их низкий столик. Именно здесь Лаккия предпочитала обсуждать особо крупные или слишком деликатные заказы, заключать сделки с торговцами и просто расслабляться после тяжёлого дня.

— Могу предложить чай или…

— Со слабительным? Спасибо, доченька, пожалуй, воздержусь.

Лаккия пожала плечами и опустилась на диван, указывая матери на кресло напротив, из которого как раз с шипением выскочил Уголёк, не слишком уважавший посторонних. Мия проводила взглядом распушившийся от гнева кошачий хвост, подсела к Лаки и взяла её за руку. Испепеляющая душу ярость схлынула, оставив после себя горькое послевкусие, и Мия даже не могла понять, пытается ли она сейчас поддержать подругу или сама ищет у неё утешения.

Женщина уселась в кресло и вольготно в нем развалилась, закинув ноги в сапогах прямо на столик. Лаккия сморщила нос и весьма выразительно скосила глаза на Мию, та потупилась и непроизвольно поджала свои ноги так, что ступни оказались под диваном. Подруга давно пыталась отучить её от такой же дурной привычки, и что-то подсказывало, что скоро у неё это получится. Ничем, ничем Мия не хотела походить на эту отвратительную женщину! Которая тем временем раскинув руки на подлокотниках, наглым, зычным голосом буквально потребовала:

— Мне нужно оборотное зелье, доченька.

Лаккия замерла и чуть склонила голову набок, словно бы она с первого раза не уловила смысла сказанных слов и теперь ждала повторения, надеясь лучше их услышать. А потом рассмеялась так громко и бурно, что грудь затряслась по корсажем, угрожая порвать шнуровку. И ко всему весьма заразительно, так что Мия сама негромко захихикала, правда, и не предполагая, чем был вызван такой приступ веселья. Наконец отсмеявшись, Лаккия утёрла заслезившиеся глаза и, явственно борясь с новым приступом смеха, сказала:

— Оборотное зелье? Ты что, мама, с мачты упала?

Пожалуй, женщина напротив удивилась. Мия не знала, чего она могла ожидать, заявившись в дом, из которого так легко много лет назад сбежала. Может, что дочка от радости ей в ноги упадёт или ещё что. Но уж точно не приступов неудержимого хохота. Она ничего не ответила, и Лаккия продолжила:

— Спасибо, что повеселила. Оборотное зелье, ну ты и придумала. А теперь всё, свободна, — она указала на дверь. — Считай, свиделись. Спокойного моря и попутного ветра желать не буду.

Но женщина уходить не торопилась, только скрестила руки на груди и нахмурилась.

— Ты, доченька, не торопись так. Я тут с тобой не в куклы играть пришла. Сделай мне зелье, если не хочешь проблем. Я о нём много слышала…

— Что? — перебила её Лаккия. — Что ты слышала? Скабрёзные байки о гуляке, который каждый вечер под тем зельем задирает юбки жён своих дружков? Сказку для маленьких девочек, в которой оклеветанного принца спасает возлюбленная, сварившая то зелье из собственных слёз, и он ночью перед казнью сбегает из темницы под личиной тюремщика? Что ты слышала, мама? Такая большая, а в небылицу поверила? Я тебе сказала, свободна, я тебя более не задерживаю.

— Ты что, затираешь мне, что зелья не существует?

— Если только в сплетнях да легендах. Послушай, мама…

— Нет, это ты послушай! — в голосе женщины послышались угрожающие нотки, — У меня, доченька, серьёзные трудности, которые решить может только это зелье. И если ты не хочешь мне помочь, то я сделаю всё, чтобы испортить тебе жизнь. Хочешь проблем, доча? Они у тебя будут, обещаю. Папенька твой человек истово верующий и дланебоязненный, свадьбу мы по всем канонам сыграли, в церкви святого мученика Флавиана благословение получали, а церковь Длани Небесной чтит нерушимость брачных уз. Так что по всем канонам я мужняя жена, доченька. Напомни, рента на этот дом на кого оформлена? На Лантора, да, дорогуша? А я его законная супруга, и имею полное право здесь проживать. Не переживай, мы поладим. Тебе понравится.

Женщина улыбнулась широкой и хищной улыбкой, а Мия заозиралась в поисках какого-нибудь предмета, чтобы запустить им в её самодовольную морду. Желание расквасить широкий мясистый нос и повыдирать свалявшиеся косички стало почти непреодолимым, до ощутимого зуда в теле. Лаккия, возможно догадавшаяся о её порыве, приобняла Мию за плечо, с силой прижав к дивану.

— А ты всё же редкостная сука. — выдавила она.

— А то. Да вот только в нашем ремесле, — тут эта гадина глянула на Мию и даже подмигнула ей, — другие и не выживают. Так вот, доченька, ежели придумаешь, как решить мою… проблему — я тебя больше никогда не побеспокою.

Тут Мия не выдержала.

— Слушай ты, гадина лохматая, я на твой возраст не посмотрю и так тебя отделаю, что… Ой…

Лаккия схватила приподнявшуюся уже с дивана Мию и едва ли не швырнула обратно, шикнула и глянула на неё с таким выражением, что все слова застряли в горле.

— Доча, а она у тебя забавная.

— Заткнись, мама. И ты тоже, — это уже было Мие адресовано, — а если не можешь сидеть смирно и тихо — иди в свою мансарду и там ядом истекай. Так вот. Оборотное зелье, мама, я тебе не сделаю, как и зелье невидимости, или ещё какую приблуду из сказочек. Но если ты мне обрисуешь суть проблемы, я, может, что и придумаю.

Мия насупилась, но ничего подруге не ответила. В конце концов, как бы сильно её ни возмущало происходящее, это всё-таки была мама Лаккии, и кому как не ей с этой гадиной разбираться. Хоть у Мии и безумно чесались руки ей в этом помочь.

Женщина в кресле напротив достала из-за пояса маленький кинжал, стала им чистить ногти и начала свой рассказ:

— Видишь ли, доченька, с полгода назад попали мы с девочками — ну, с командой моей — в дюже неприятную ситуацию, да такую неприятную, что вот теперь не знаю, как из неё живой выбраться. Осерчал на нас — а больше всего на меня — сак-атарийский шейх. Да так осерчал, что…

— Как же ты умудрилась дорогу аж целому шейху перейти?

— Так дурное-то дело нехитрое. Шейх тот… Он по молодости сильно озабочен был тем, чтоб наследника зачать. Так тем делом увлёкся, что завёл себе восемь жён, тридцать наложниц и пять личных борде… то бишь гаремов. Сведущие люди говорят, что в тех попытках он свой хуёк почти до основания стёр, — женщина хохотнула, сверкнув золотыми зубами, и продолжила: — Короче, баб ему свозили отовсюду: и принцесс, и знатных девиц, и нищенок из трущоб, и писаных красавиц, и последних замухрышек. Говорят, он даж соплячек, у которых крови ещё не пошли, пользовал да и увядшими старыми девами не брезговал. Короче, имел всех без разбору, лишь бы дырка была, а в дырке той — целка. Эт вроде самым важным ему было. Так вот, вся эта бабья орава ему прилежно и старательно только дочерей рожала как на подбор. Кроме одной. Говорят, она кривая была и слабоумная, но зато сподобилась сына родить. За то шейх её даже женой сделал. Кажись, пятой.

— Занимательная история, мама, а ты тут причём?

— Так ты дальше слушай. Сынок тот вырос папке под стать, к шестнадцати годам знатным блудником слыл. Так вот, ходил он как-то на своей яхте в Яшмовом заливе, как полагается, с десятком голых девок, фейерверками магическими, факирами и аж целым ручным тигром на палубе. Далеко от берегов Сак-Атарии не отходил, да только то ему не помогло. Короче, мы с девочками в плен его взяли.

— Шейхова сынка???

— Ну так. Думали мы, что папка за единственного сыночку большой выкуп заплатит, два его веса золотом запросили, а сынок-то пусть и молоденький был, а отъелся в папкином дворце что твой боров. Да только не срослось. Помер шейхов сыночек. А не смотри ты на меня так, дочка, я всего-то хотела его кинжалом пощекотать, а он… Бракка мне сказала, что у него сердце, должно быть, жиром заплыло, вот он от испуга и того… Мы, конечно, из Яшмового залива слиняли так быстро, как только могли, да вот только шейх всерьёз за нас взялся, а за меня в первую очередь. Теперь-то нашу «Каийю Алатайю» ни в одном порту Сардинового, Лейского и Шепчущего моря не принимают, а скоро весть и до Внутреннего дойдёт.