— А где тот, другой мальчик? Который приходил к нам со своим свитком? — вдруг спросила главная мавка. — Мои девочки ждут его, чтобы ответить на все вопросы!

Я хмыкнула:

— И что же они хотят ответить? «Да, нас угнетают! Особенно Яга, которая постоянно грозится нас то сжечь, то нафаршировать полынью! А еще она не приносит нам даров и не позволяет топить в озере людей»?

Лянка оскалила в улыбке мелкие острые зубы:

— Я, пожалуй, передам им твой вариант ответа. Он им точно понравится!

Я пожала плечами. Какая разница?

— Я запретила Павлу сюда приходить, — после паузы произнесла я. — Не хочу, чтобы вы ему навредили.

— Мы бы не стали его обижать, — дернула плечиком Лянка. — Сандер сразу предупредил нас, что эти юноши и девушки под твоей защитой. А мы верны данному слову. Позволь мальчику побыть с нами на озере, клянусь, мы его не тронем.

Лянка развернула руку ладонью вверх и подкрепила свои слова магической силой. Я вздохнула:

— Хорошо. Разрешаю. Но только ему одному.

Мавка благодарно улыбнулась, и между нами повисла пауза. Лянка выжидала, поскольку понимала, что я пришла на озеро не просто так.

Я собралась с духом и решительно извлекла из кошеля на поясе любимый деревянный гребень:

— У меня к тебе просьба, Лянка… Понимаешь… — я сглотнула подступающий к горлу ком и с трудом продолжила: — Мне очень больно… Он… он предал меня! Сбежал без объяснения причин! Я хочу не думать, забыть… Я знаю, ты можешь… расчесать меня, чтобы память ушла… Так вот, я прошу тебя! Сделай это, пожалуйста!

Лянка скользнула по гребню равнодушным взглядом и отвернулась. Моя рука нелепо замерла в воздухе.

Главная мавка долго молчала, глядя на темную гладь ночного озера.

— Нет, — твердо сказала она после раздумий. — Я не могу этого сделать. Я дала клятву не причинять тебе вреда.

— Разве это вред? — горько усмехнулась я. — Память — это боль, от которой я хочу избавиться…

Лянка осуждающе покачала головой, продолжая смотреть куда-то вдаль:

— Память — это часть тебя. Потеряешь ее — утратишь свою суть. Мы, мавки, не помним того, что было в нашей жизни до этого озера. И это мучает нас — каждая втайне мечтает вспомнить свое прошлое. Увы, память и чувства — дар, который есть только у людей. Не совершай глупость, отказываясь от них.

Я сжала гребень до побелевших костяшек на пальцах и упрямо мотнула головой. Видимо, Лянка поняла, что спорить со мной непросто. Она что-то коротко прошептала, и поверхность озера забурлила, вскипела белой пеной. Из темной глубины к берегу скользнула огромная тень размером с коня и замерла на мелководье, высунув из воды часть спины с острым плавником на ней. По гладким чешуйчатым бокам стекала вода, над верхней губой шевелились два уса, покрытых слизью. Гигантский сом распахнул пасть, усеянную мелкими острыми зубами, и приветственно клацнул челюстями.

— Ступай, — коротко приказала мне Лянка. — Прокатись, найди уединенное место, и побудь там. Подумай. Даю тебе сутки. Если не передумаешь, приходи снова, и я выполню твою просьбу.

Рыба повернулась гладким боком к берегу, подставляя мне жесткие плавники. Думаю, Лянка ждала, что я испугаюсь и отступлюсь. Но я сдаваться не собиралась, мне было уже решительно все равно. Спрятав гребень, я вскочила верхом на скользкий бок, пахнущий тиной, и таинственное создание нырнуло вместе со мной в глубину озера. Я вцепилась в плавники и против воли задержала дыхание, но волны вокруг меня не спешили смыкаться. Ледяная озерная вода окатила меня водопадом, мир сделал оборот вокруг, и спустя мгновение я мокрая и абсолютно невредимая обнаружила себя посреди широкой равнинной реки.

Чудо-юдо-рыба-конь мчалась против течения, и ночной воздух упругой волной бил мне в лицо. По берегам проносились темные тени лесов, громады холмов и изредка светились огнями уютные деревушки. Меня покачивало на волнах, и время от времени обдавало холодными речными брызгами. Капли воды стекали по моему лицу, смешиваясь со слезами, которые я не торопилась утирать. Я плакала, и невыносимая боль, гнездившаяся в моем сердце, становилась чуточку легче…

Огромная рыбина, видимо, не особо жаловала солнечный свет. Когда на востоке заалел небосвод, таинственное создание сбросило меня на мелководье, и скрылось в илистой глубине, обдав напоследок речными брызгами.

Лянка оказалась права. К рассвету мне стало легче, и желание расстаться с собственной памятью отступило на задний план. В голове гнездилась пустота, и я просто созерцала, как мир заполняется яркими красками дня. Солнце живописно поднималось над горизонтом, а мне совершенно не хотелось возвращаться домой. Потому я выбралась на сушу и медленно побрела вдоль берега, глазея по сторонам.

Широкая гладь реки была спокойна, лишь мелкая зыбь выдавала в ней наличие течения. Дальний берег был пологим и терялся где-то на горизонте, а ближний постепенно повышался, становясь все круче и обрывистей.

Уединения мне отыскать не удавалось. Сначала я встретила крестьян, которые занимались неподалеку покосом травы, а потом и деревенское стадо коров. Возле них в теньке дремал конопатый пастушонок лет тринадцати-пятнадцати.

Отчаявшись отыскать спокойный уголок, я решила расположиться неподалеку от десятка пасущихся коз. Заботливые хозяева привязали их к колышкам подальше от обрывистого берега. Несмотря на то, что места хватало с избытком, козы глазели на меня с неодобрением, видимо, всерьез опасаясь, что я съем самую вкусную траву на их пастбище. Я показательно устроилась поодаль, почти на самом краю обрыва, и повернулась к животным спиной.

Некоторое время все было относительно спокойно, а потом за моей спиной раздался раздраженный голос:

— У-у, заразы рогатые!

Я оглянулась. Профессор Лесовски с неприязнью смотрел на ближайшую к нему козу.

— Ме-е-е! — обиженно ответила та и, наклонив голову, бросилась в атаку. Девар ловко увернулся от острых рогов и торопливо увеличил дистанцию, постаравшись оказаться вне зоны поражения.

Коза еще раз возмущенно мекнула, ругаясь на свою слишком короткую привязь. Профессор сделал вид, что не разобрал угрозы в голосе животного, и с нарочито невозмутимым видом двинулся в мою сторону.

— Тебя вообще-то студенты уже заждались, — сообщил он, усаживаясь рядом со мной на край обрыва. Песчаный берег круто уходил вниз, и я против воли подумала, как бы мне хотелось дать Змею пинка, чтобы он спикировал в омут со своими напоминаниями про работу. Впрочем, Горыныч даже не подозревал, какой опасности подвергается его драгоценное профессорское тело, продолжая, как ни в чем не бывало: — Они поднялись на рассвете, и уже слоняются по поляне, ломая голову, какое очередное самоубийственное задание ты им дашь. Причем делают это с предвкушением! Кажется, им нравится твоя практика. Эх, испортила ты студентов…

— Тебе мавки поведали, где меня искать? — пропустила я рассказы профессора мимо ушей.

— Ага, — не стал спорить он.

— Про Сандера тоже рассказали?

— Угу…

Я повернулась к Змею, уставившись на него немигающим взглядом:

— Тогда зачем ты сюда явился? Утешать меня?

— Ты же знаешь, я не особо эмпатичен, — стойко выдержал мой взгляд профессор. — Я вообще считаю, что вы, женщины, излишне эмоциональны, а для науки это недостаток. Потому и толковые ученые из вас получаются крайне редко. Вот ты, например… Ты же такие надежды подавала! Но оказалось, что рациональности тебе не хватает, и этим ты меня очень разочаровала, Эл…

— Утешаешь ты отвратительно, — скривилась я.

Тут за нашими спинами раздался резкий звук, и мы с Деваром на миг отвлеклись от разговора. Задетая Змеем коза решила смыть нанесенное ей оскорбление кровью Горыныча. Выставив вперед острые рога, она разогналась и бросилась в атаку, однако короткая привязь, натянувшись, дернула животное назад. Плюхнувшись в пыль, коза мекнула, но снова поднялась на ноги и начала как заведенная бегать вокруг колышка.