— Я запомню каждого, кто коснётся её хоть пальцем! — прорычал он. — Каждого, и каждый мне ответит! Сделайте, как я сказал: повесьте меня, и пусть боги дадут знак!

— Почему тебя, а не её? — с подозрением спросил старик. — Что за хитрость ты прячешь в рукаве, Чёрный Коготь? Пусть умрёт она, а боги, если им так угодно, её вернут — я приму этот знак. Я сказал!

Верёвку перебросили, и петля была готова. Ашша-Ри билась, но её подтаскивали ближе.

Нептица зашипела, и стражи выставили цепы, отгоняя её. Она кружила медленно, но подойти не могла. Пёс рычал, держась в стороне.

— Ашша, не стой! — закричал Клур. — Сражайся, ты можешь! Беги!

Она лишь вскинула голову, посмотрела на него и больше не отводила взгляд.

Братья Йокеля давно уже забыли о пленниках, и те могли уйти у них из-под носа. Могли бы, только Нат стонал, не в силах подняться. Ни оставить его, ни далеко сбежать со связанными руками Шогол-Ву не мог.

Упав на колени, он пытался дозваться, но Нат будто не слышал.

Кто-то ещё бросился из толпы к храму. Схватив одну из фигурок, забытых каменотёсами, метнул — и страж охнул, хватаясь за голову. Кровь просочилась между пальцев, потекла.

То была дочь леса.

— Ждёшь, что тебя убьют, как зверя! — закричала она охотнице. — Божье место? Это люди так решили, не боги, так какое же оно божье! Сами люди не боятся его осквернить, так чего ты боишься? Дерись!

В это же время одно из тел, болтавшихся в петле, сорвалось, с грохотом ударилось о помост и, соскользнув с края, упало на мостовую, изогнувшись неловко. Стражи, державшие Клура, на миг отвлеклись, и он, стряхнув их руки и освободившись от верёвки, спрыгнул вниз.

Ещё одно тело покачнулось, раскручиваясь. Перед тем — уже было слышно — просвистела стрела. Мелькнула вторая, и мертвец упал на промокшие доски.

Толпа завизжала, заголосила. Храмовник у края площади обернулся, сделал шаг и упал как подкошенный. Мимо него прошёл, покачиваясь на чёрных тонких ногах, старик в обгорелом тряпье, что-то прижимая к груди.

Анги Глас Богов, раскрыв глаза и рот, завертелся оторопело. Наткнувшись взглядом на стражей, махнул им руками, сам не понимая, какой знак хотел подать. Не поняли и они.

Кто-то из горожан бросился прочь, но стражи выставили цепы, не пуская.

Люди закричали, и крик этот слился с гулом и грохотом наверху, на холме. А через площадь всё брёл, покачиваясь — казалось, вот-вот упадёт, но не падал, — старик в сожжённых огнём одеждах, и губы его шевелились.

Наверху отгремело. На один краткий миг звуки смолкли, и стало слышно, как старик сипит, воздевая ношу, лёгкую даже для его сухих рук:

— Анги, за что?.. За что?..

— Да, Анги, за что? — прохрипела, поднимаясь, женщина с верёвкой на шее. Она тянула её, дёргала, пытаясь снять, а сама не сводила с храмовника горящих ненавистью глаз.

Йон достал нож, едва не выронив. Торопясь, дрожащими руками разрезал путы, освобождая пленника. Затряс головой, хотел что-то сказать и не смог.

Шогол-Ву разорвал последние волокна, стряхнул верёвку и дёрнул Ната с земли. Забросив его руку себе на плечо, потащил к телеге.

Йерн вцепился в локоть Ната с другой стороны, но помогал или пытался удержаться сам, трудно было понять.

Ашшу-Ри не собирались отпускать по-доброму, и Клур пытался к ней пробиться. Защищаясь, вскинул руку, и цеп ударил, опрокидывая его.

— Стражи Ока! — вскричал Анги. — Защитите меня!

Он попятился и сел, почти упал на ступени, ослабевшие ноги не удержали.

— А заслужил ли ты? — хрипло спросила, подбираясь к нему, женщина, повешенная последней. — Теперь я слышу богов. Теперь я знаю, что им не было дела до тех моих слов, а ты — трус и лжец, трус и лжец! Что ты знал о богах? Ничего, ничего! Думал накормить их нашими смертями, чтобы не тронули тебя, и накормил досыта, аж лезет наружу! Так получай, что заслужил!

И она, вытянув руки, вцепилась ему в горло. Сжала, тряся. Он сучил ногами, упирался ладонями в плечи, пытаясь оттолкнуть, но тщетно.

Видно, решив, что этого мало, она наклонилась и вгрызлась зубами, рыча как зверь. Старик застонал, и голос его затерялся среди других криков и стонов, тщетных попыток дозваться до богов, лязга цепов и топота бегущих.

Шогол-Ву бросил Ната на телегу и поднял взгляд.

Мёртвые встали и бросались в неистовой злобе на стражей, на храмовников и горожан. Люди метались по площади, не понимая, куда бежать, где укрыться. Рогачи, испуганные, кричали, били копытами, и Йон тщетно пытался их усмирить. Только серые каменные боги стояли недвижно, ничего не боясь, никому не спеша на помощь.

Нат потянул за плечо, толкнул в грудь. Он что-то хрипел. Шогол-Ву склонился к лицу, искажённому мукой.

— Возьми! — потребовал Нат и дёрнул за рукав, отыскивая ладонь. — Возьми, я отдаю добровольно, слышишь? Останови это...

Шогол-Ву увидел камень в его пальцах и отшатнулся.

— Я не возьму! Справимся и так. Ты, подгони телегу к храму!

Йон послушался. Кое-как он совладал с рогачами, подвёл их, пляшущих, ближе к навесу. Те по пути сшибали рогами живых и мёртвых, но и мёртвые, и живые будто не замечали — поднимались и бежали дальше, вопя.

Клур сумел встать и теперь, стиснув зубы, вырывал у противника цеп. Действовал одной рукой, то и дело кидая быстрые взгляды через плечо.

Там Ашша-Ри сцепилась со стражем. Эти двое почти не двигались и, казалось, стоят обнявшись. Но присмотревшись, можно было разглядеть, как напряжены их лица, как то и дело они уступают друг другу — шаг, полшага — и, оскалившись, наваливаются опять. Нож, зажатый в руке стража, дрожал, клонясь то в сторону, то к шее охотницы.

У края навеса нептица шипела и била крыльями, вся измазанная в алом — не понять, кровь это или угодила в льющийся с крыши поток, — а человек с оком на груди толкал её в грудь цепом и дёргал ногой, на которой висел пёс.

— Да помогите же мне! — крикнул он.

Двое его товарищей гнались за дочерью леса. Плясали между столов, пытаясь обмануть, а она уходила... пока уходила.

— Не спускайте с него глаз, — велел Шогол-Ву братьям Йокеля, — не дайте ему выронить камень и не касайтесь его сами!

— Что за камень? — спросил Йерн.

Но последние слова Шогол-Ву бросал уже через плечо, торопясь, и объяснять не стал.

Того, кто боролся с Клуром, он ударил крепко, сшибив с ног. Знал, что не убил, а остальное предоставил решать Чёрному Когтю. Тело ещё не осело на землю, когда Шогол-Ву был рядом с нептицей.

Она закричала жалобно и тонко, припадая к земле. Страж, округлив глаза, попятился. Ткнул пса цепом, не глядя, не попал — тот отскочил, разжав зубы, — отступил ещё на шаг, ещё — и кинулся прочь, прихрамывая.

Остались двое. Один, увидев запятнанного, дёрнул второго за рукав. Тот — голова и плечо в крови — вырвался зло, не оборачиваясь. Не видел ничего, кроме добычи, и взять её хотел любой ценой.

— Ленс, оставь её, идём! — крикнул ему соратник и сам, не дожидаясь, бросился бежать.

Окровавленный страж с рёвом запрыгнул на стол, а оттуда кинулся на Хельдиг. Она, не ожидавшая этого, застыла и попалась. Он сгрёб её за плечи, сжал так, что пальцы побелели, тряхнул — она и устояла только потому, что держал, — а больше ничего не успел.

Кулак ударил его в лицо, он пошатнулся, взмахнул руками, выпуская дочь леса. Утёр кровь, что ещё сочилась из рассечённого камнем лба, заливая глаза, но не отступил, повернулся к новому противнику.

— Я не хочу твоей смерти, — сказал Шогол-Ву, показывая ладони. — Мы не враги. Я не стану поднимать оружия...

Страж не дослушал. Выхватив нож, с искажённым ненавистью лицом бросился вперёд.

— Уходи! — крикнул запятнанный дочери леса, надеясь, что она послушает. Выставил локоть, принимая удар, и оттолкнул противника ногой.

Тот отлетел, пытаясь устоять. Под сапогом хлюпнула вода — натекло с навеса. Страж пошатнулся, взмахнув руками, гулко ударился головой о каменный край стола, упал, подняв брызги, и остался лежать с растерянным и обиженным лицом. Пальцы ослабли, и рукоять почти выскользнула из них.