— Брока светлый, на лбу пятно, второе у глаза. Один рог обломан наполовину. Гаэр белый, как туман. Он пугливый, а Брока лакомка. Найдёшь, чем угостить, и он пойдёт за тобой. Может, я сама...

— Ты здесь остаёшься. Кто, по-твоему, приглядит за этими вот? Так пугливый, значит, белый. Ох и отвалят за него, если Радде сбыть сумеет!..

Человек потёр ладони.

— И ты, глупая, с таким зверем сунулась! Ясно, что у тебя его отняли быстрее, чем рот открыть успела. Ну, стой тут. Твоя забота, чтобы звери шум не подняли и эта вот не вырвалась. А ты — за мной!

Они добрались до первых домов, пошли кругом. Староста жил на пригорке. Крепкая изгородь ограждала подворье. На скамье у крыльца кто-то сидел с фонарём, рядом лежал пёс, поодаль бродил ещё один. Темнел низкий амбар.

Из хлева донеслось короткое мычание. Пёс насторожился, поднял уши. Звук повторился, и пёс брехнул.

— А ну цыть! — прикрикнул сторож от крыльца. — Только жрут и воют, у-у, твари!

Пёс оглянулся на него и тявкнул ещё раз. Сторож привстал, топнул ногой, и пёс, поджав хвост, отбежал.

Второй поднял голову и снова опустил.

— Так, слушай, — зашептал запятнанному спутник. — На, держи верёвку. Я этих отвлеку, вон калитка, откроешь. Дальше дуй в хлев. Рогачей находишь, сразу путай им морды, чтоб молчали, и тяни наружу. Времени будет немного, я постараюсь выгадать, но как повезёт. Двери не бросай нараспашку, чтобы не сразу поняли, что тут кто-то был. Выведешь, меня не жди, к этой иди. И готовьтесь. Я когда вернусь, может, нужно будет убираться быстро. Всё понял?

Шогол-Ву кивнул.

— И ещё, знаешь, белого первым выводи. Второго не успеешь если, не беда, а белый уже наш, и нам он нужен. Если продадим, тебе с него половина золотой достанется. Понял?

Шогол-Ву кивнул ещё раз.

Человек молча сунул ему верёвку, пригнувшись, двинул в сторону и пропал в тенях.

Вскоре за амбаром взвыла рыжуха, нагло и протяжно. Пёс, залаяв, бросился туда. Второй поднял голову.

— Этого не хватало! — с досадой произнёс охранник. — Куда, дурень? Цыть!

Рыжуха зашипела и снова завыла прерывисто, будто насмехаясь. Донеслось рычание пса, он заскулил и умолк.

— Эт-то ещё что? — сказал охранник, поднимаясь.

Он взял фонарь, свистнул второго пса и пошёл за амбар. Рыжуха вновь закричала, теперь как будто дальше.

Шогол-Ву дождался, пока сторож уйдёт, открыл калитку и заспешил к хлеву. Нырнул туда, в душную темноту, и постоял, привыкая. В узкое высокое окно глядел Одноглазый, света было мало, но вскоре запятнанный увидел рогачей.

Их держали в стойле, тесном даже для одного. Рогачи кивали головами. Один что-то жевал. Тут же похрюкивали свиньи.

Шогол-Ву подошёл, разматывая верёвку. Набросил петлю на морду, но рогач тряхнул головой, и петля слетела. Сжав зубы, он попробовал ещё раз, но теперь рогач совсем не дался, отвернулся.

Спина болела, и руки не слушались. Шогол-Ву опёрся на высокую дверку. Нужно было спешить, но десять ударов сердца он просто стоял и дышал.

Решившись, он отвёл задвижку. Потянулся к шее пятнистого рогача, думая взять его на повод первым, и застыл.

У рогачей на двоих было одно тело.

Человек вернулся, сгибаясь под тяжестью мешка. Что-то ещё удерживал, прижимая локтем. Запахло вяленым мясом.

Он огляделся и застыл, увидев рогачей. Медленно выпрямился. Мешок упал тяжело и глухо.

— Ты надурила меня! Ты...

Дочь леса вскинула голову. Она стояла, обнимая рогачей за шеи, и смотрела на человека. Рогачи качали головами, и пятнистый всё пытался лизнуть её в щёку.

— Нужно уходить, — сказал Шогол-Ву.

— Нет, ты посмотри только! Сказала, если смогу... Что это за тварь вообще, что это такое? А ты — тебе ума не хватило бросить эту дрянь там, где нашёл?

Нептица зашла сбоку и осторожно потянула клювом то, что человек держал под рукой.

— А ну, пошла! — прикрикнул он. — Я думал, мы не можем стать ещё приметнее, но поди ж ты. Целая толпа выродков!.. Тьфу.

Человек махнул рукой и принялся укладывать свою ношу в мешок, ругаясь: не лезло. Шогол-Ву придержал. Нептица вскрикнула, пытаясь дотянуться до мяса, но завязки стянули. Она фыркнула и отошла.

Второй мешок уложили на спину свободного рогача, закрепили и, наконец, поехали прочь. Дочь леса держалась впереди.

— Я поверить не могу, — ворчал человек. — Видно, Трёхрукий намекает, что я затянул с обещанным подношением. Вся удача псу под хвост! Слышишь, Трёхрукий, а жить-то мне на что? Я на эти десять жёлтых рассчитывал!

Одноглазый моргал, и дорога терялась в черноте. Ветер налетал, бил мокрыми лапами. Шумела река.

— Слышишь, ты... Хельдиг!

Дочь леса чуть повернула голову.

— Ну и куда ты теперь? За нами тащиться нечего, иди своей дорогой!

Она промолчала.

— Мне тебя силой гнать, что ли? Чего к нам цепляются всякие, я не понял!.. Получила своих рогачей, вот и ступай прочь.

Ему никто не ответил.

— Друг мой Шогол-Ву, ты ничего ей не обещал? — с подозрением спросил человек. — Чего она ещё хочет от нас?

— Я должна найти тело Свартина, — воскликнула лесная дева, оборачиваясь. — Прошу, помогите! Если вы ищете награды, то вы её получите.

— Да у тебя нет ничего!.. И зачем тебе его тело?

— Ты говорила сама, — сказал Шогол-Ву, — твоему племени всё равно, что случится. Кто наградит нас?

— Во-во, и что дать-то сможете? Пару вязанок хвороста? Или в лес свой уйдёшь и не вернёшься, обманешь, как с рогачами вот. Проваливай!..

Дочь леса ничего не сказала на это. Она ехала, легко держась на своих рогачах без седла и поводьев, выпрямив спину и глядя перед собой.

— А тело-то зачем? — спросил человек чуть погодя. — Чтобы надругаться над ним, или чего?

Ответа не получил.

— Ладно, — сказал он. — Я уже начинаю привыкать, что мне на пути встречаются убогие, у которых Трёхрукий разум отнял. Я тебя к тётушке отведу, слышишь? Поможет она тебе чем или не поможет, не моё дело, но хоть от нас отцепишься.

В час, когда Одноглазый уходил с холма, путаясь в ветвях рощи над рыбацкой хижиной, впереди показался Кривой Луг. Кое-где над крышами вставали дымки. Дом тётушки Галь был чёрен — ни дыма, ни огня.

Подъезжали тихо, не спеша. Человек дал знак, передал спутнику поводья третьего рогача и двинулся вперёд. Когда въехал во двор, за хлипкую ограду, закричала курица, кинулась из-под копыт, хлопая крыльями.

Человек спрыгнул на землю и бросился в дом.

Едва запятнанный спешился, как его спутник показался на пороге. Не остановился, побежал в хлев. Слышно было, что-то воскликнул.

— Держи, — сказал Шогол-Ву, отдал поводья дочери леса и пошёл к человеку.

В черноте он ничего не разглядел, только услышал голоса.

— Да как же так, будь они прокляты!.. Это они тебя, Око поганое? Да ответь ты мне!..

— Вот раскричался, а. Уймись! Видишь, я цела.

— Цела, ага. Давно тут лежишь? И хоть бы кто пришёл!.. Идём, идём в дом, я огонь разведу, согреешься. Мяса тебе привёз, как просила... Да если б я знал, я бы тебя не бросил одну!

— Ох, Нат, и что б ты сделал? Попался бы им в лапы, да и всё. А так ушёл, цел остался, и они ушли. Даст Трёхрукий, не вернутся.

— Да уж не вернутся! Лежат под камнем в роще. Только жаль мне теперь, что не я их прикончил.

Он завозился, поднимаясь, и повёл тётушку Галь к выходу. Шогол-Ву посторонился.

— А вас как будто стало больше, — сказала хозяйка, поворачиваясь и прислушиваясь. — Уходили с одним рогачом, а теперь?

— Они у тебя в хлеву потеснятся. Недолго, я Радде дам знать, на другую ночь он за ними и приедет...

— Во, удумал чего! У меня так и куры передохнут, уж не знаю, соберу ли их теперь. Тебе-то что: приехал, уехал, ни забот, ни тревог!..

— Да ладно тебе, я...

— Что «ладно», если ничего не ладно? Ох, на ногу не ступить!.. Ты, Нат, ни одно дело как следует провернуть не мог. Чуяло моё сердце, всегда чуяло, угодишь в беду.