Телегу раскачивало и несло, как лодку по бурной реке. Фонарь скрипел, грозя сорваться с крюка.

— Правь ровнее! — закричал Нат. — Что творишь? Перевернёмся!..

Йокель, обезумев от страха, хлестал рогачей. Те бежали, крича от боли, не разбирая пути.

Шогол-Ву, удерживаясь за борт, дополз и схватил возницу за руку. Нат придержал за другую, рванул поводья к себе. Йокель не пускал. Рогачи ушли влево, потом вправо. По колесу заскрёб куст.

Нептица скакала позади, расставив крылья. Порой взмахивала ими, пролетала шаг-другой, опускалась и бежала дальше, вытягивая шею.

Тому, кто шагал впереди, дорога была тесна. Качался, слепя, огонь в огромной руке. Он вырывал из мрака черты, точно вытесанные из камня.

Так же холоден и тяжёл, как камень, был и взгляд. Не понять, куда он смотрел. Казалось, на всё сразу: на чёрные поля, на всадников, на телегу.

Развилка лежала на полпути, но вот исполин сделал шаг. От грохота и гула заложило уши, и по земле, казалось, прошла волна. Телегу подбросило. Тонко закричала нептица.

— Не успеем! — воскликнул Йокель. — Не успеем...

И бросил поводья, закрыв лицо руками.

Хорошо, что Нат был рядом. Перехватив поводья, хлестнул рогачей. Те захрапели, отворачивая морды. Им было страшно, но они послушно бежали вперёд.

Зебан-Ар уже достиг развилки. Помедлил миг — чёрный силуэт на вздыбленном звере, — махнул рукой и полетел дальше. Клур отстал ненамного.

За ними скакала Хельдиг. Она то и дело придерживала рогачей, оглядываясь. Что-то крикнула — не разобрать слова.

Нат прорычал сквозь стиснутые зубы:

— Проскочим!

Йокель привстал, кое-как держась, и хотел спрыгнуть на ходу. Шогол-Ву схватил его за рукав, за воротник, навалился всем весом.

— Отпусти меня! — завопил торговец. — Пусти!

— Кости переломаешь, сядь!

Земля толкнула телегу снизу, и Йокель упал на сиденье.

Белый фонарь уже не слепил — горел высоко, почти над головой. Он качался, и тени чернее тьмы метались по земле, изломанные и длинные.

Того, кто нёс огонь, теперь было видно хорошо. В точности такой, какими изображали богов, в одежде путника, он казался бы каменным, если бы волосы не развевались по ветру.

Нат кричал, понукая рогачей. Нахлёстывал, иначе бы те свернули, понесли по ямам, кустам и холмам, по сырой земле, где телеге не проехать.

До развилки осталось немного — пять вдохов, может, шесть, — когда стало ясно: по дороге они не успеют.

— А ну, держитесь! — воскликнул Нат, и рогачи ушли вправо, срезая путь.

Телега съехала с дороги, замедлила ход, ещё немного прошла с натугой и застряла.

— Чтоб вас! Давайте!

Он хлестнул рогачей. Те замычали, рванулись, телега двинулась ещё немного, но и только.

Шогол-Ву дополз до края, спрыгнул и принялся толкать. Земля скользила под ногами.

Нат обернулся.

— Йокель, бери поводья! — крикнул он. — На, говорю! Тоже толкну.

Он добежал, оскальзываясь, и навалился на борт. Посмотрел наверх, щурясь.

— Говорила мне тётушка: «Не ругайся, Нат, беду накличешь», надо было слушать. А я Двуликому то и дело желал с холма свалиться. Как думаешь, я это виноват?

Телега пошла вперёд. Они поспешили нагнать, но тут же и пришлось толкать снова.

Отставшая нептица добежала, протиснулась между ними. Встав на задние лапы, передними заскребла по борту, дыша тяжело.

Земля ушла из-под ног. Совсем рядом грохнуло, на лицо упали брызги, и Йокель закричал.

— Вперёд смотри, а не наверх! — посоветовал ему Нат. — Вам-то что. Ну, раздавят, так камень поднимет. Лепёхами, правда, будете. А я...

Он толкнул изо всех сил.

— Я бы... поглядел... на это дело, да только не знаю, сам-то встану или нет!

Под телегой затрещало, она вырвалась из плена и пошла всё быстрее.

Нептица хлопнула крыльями. Оказалось, она не помогала, а лишь хотела забраться наверх, и теперь, царапая дерево когтями, влезла и заняла почти всё место. Где-то под ней заныла и тут же умолкла стренга.

Шогол-Ву бежал, держась за телегу. На это сил ещё хватало. И на то, чтобы подтолкнуть Ната в спину.

Тот кувыркнулся через борт и тут же свесился, протягивая руку.

— Я сам...

— Упрямец, чтоб тебя! Заткнись и хватайся!

Он вцепился, как клещами, потянул к себе. Телега подпрыгнула, и Шогол-Ву не понял сам, как оказался на ней, глядя на мир снизу вверх.

Закрывая небо, проплыл над головой сапог, стоптанный и заношенный, но чистый, будто не липла к нему земная грязь. Запятнанный разглядел и навсегда запомнил каждую трещину на подошве, каждый гвоздь и потёртость.

Телега ударила в спину, накренилась, зашумела по колёсам придорожная трава, и Нат закричал:

— Да!.. Говорил же, проскочим!

Он заулюлюкал и рассмеялся.

Хельдиг поравнялась с бортом, придержала рогачей.

— Вы целы? — тревожно спросила она.

Но тут же и исчезла из виду. Её звери прянули вперёд, а тяжёлый сапог опустился совсем рядом, с хрустом сминая кустарники и молодые деревца. Нога, толще самого широкого древесного ствола, была на расстоянии четверти полёта стрелы, не дальше.

Тот, кто держал фонарь, поднял его выше. Неторопливые пальцы взялись за стекло, отворили, и мир залило светом.

Шогол-Ву прикрыл глаза ладонью, жмурясь, утёр проступившие слёзы. Моргнул, и позади не стало никого. Только фонарь висел, медленно тускнея.

Клочья одеяла, выдранные ветром, медленно плыли, затягивая свет пеленой. Кто-то незримый одну за другой залатал прорехи, но мрак не вернулся. Казалось, там, за серо-синей завесой, Двуликий спускается с холма.

Путники отъехали чуть дальше от развилки и остановились.

— Вот так встреча! — прокричал Нат. — Ух, до сих пор колени трясутся!

И он со смехом хлопнул Йокеля по спине.

— Штаны-то не обмочил, бедняга? Э, да ты ещё и язык проглотил!

— Да я... — пробормотал тот растерянно и утёр лоб, не выпуская поводьев. — Я уж думал, и всё тут... Вправду это было, вы тоже видели?

— Да уж видели, — хохотнул Нат. — Понять не могу только, чего не Трёхрукий явился. Я ему столько должен, вспомнить страшно... Хотя и он мне с камнем этим удружил, паскуда.

Нат помрачнел, но потом опять развеселился.

— А Двуликий, видели, на меня похож! Похож, а?

— На тебя? — кривя губы, спросила Ашша-Ри и сплюнула. — Он похож на тебя не больше, чем тьма на свет. Его волосы черны, а на щеках метки, как у детей тропы.

— Чего? Да брешешь ты! Никаких меток у него не было, а волосы — во, точно такие!

И Нат потянул себя за русую прядь.

— Я тоже видел метки, — сказал старый охотник. — Тут и тут.

Он провёл пальцем по щекам.

— Йокель, а ну подтверди!

— Да что ж ты думаешь, я лицо его рассматривал? Я себя от страха не помнил! Кажется, и мысли ни одной не осталось, уйти бы только. Какое там лицо, нашёл о чём спросить!

— Шогол-Ву, ну а ты, друг мой?

Запятнанный пожал плечами.

— Я разглядел сапог.

— Тьфу...

— Я не видела меток, — вмешалась дочь леса, — но волосы были белыми, как туман.

— Да какой ещё туман!.. А ты, Чёрный Коготь, что видел?

Клур нахмурился, глядя в сторону.

— Я видел смерть, — сказал он. — Кончайте разговоры, едем.

Все притихли, и слышно стало, как нептица тянет клювом перо, вычёсываясь.

— Вернёмся на прежний путь? — спросила Ашша-Ри. — Он ушёл.

— Не поеду я туда! — вскричал Йокель. — Хотите, берите телегу, и одного рогача вам оставлю, но туда не поеду! Может, он просто не виден, а сам ждёт.

— Ты жалок! Если то Двуликий, он настигнет на любой тропе. Сойдёт с холма, где захочет...

— Да и мне чутьё подсказывает, что лучше б не соваться обратно, — вмешался Нат. — Он-то, может, и сойдёт, где захочет, да надо ещё, чтоб захотел. А будем у него под носом крутиться... Был бы я богом, я б таких прихлопнул. А чего, сами напрашиваются.