— У меня все в порядке, — опускает глаза девушка.

Странно, она выглядит так, будто смущена или напугана. Может быть, боится врачей?

— Доротея, ты сегодня едешь к модистке? — переключает свое внимание на вторую девушку Райнхольд.

— Да, вечером. Потом, если не возражаешь, вернусь к себе.

Ага, значит, живет эта девица не здесь? Но почему тогда прошлой ночью оказалась в особняке?

— Я хотел тебя попросить взять с собой Альвину. Ей тоже потребуется наряд для бала, а в силу обстоятельств, она вряд ли сможет посетить Присциллу самостоятельно.

Закашливаюсь, подавившись чаем. Только этого мне не хватало!

Угрюмо смотрю на мужчину, который ожидает ответа от блондинки, не обращая внимания на мое недовольство.

— Извини, Райнхольд, но это не входит в мои планы, — отрезает Доротея. — Твоя нареченная — твоя забота. Не знаю, чем тебя привлекла эта взбалмошная девица, но я совершенно точно не обязана нянчиться с ней только потому, что ей в голову взбрело прикинуться больной.

— Дори, будь добрее к девушке, может быть она и правда… — влазит в разговор Вивьен и постукивает пальцем по лбу. — Ну, сама понимаешь.

Мои щеки вспыхивают румянцем, а глаза наполняются слезами обиды. Окружающие обсуждают меня так, будто меня здесь и вовсе нет. Это очень неприятно. А еще более неприятно, что Райнхольд даже бровью не ведет, позволяя подобные высказывания. Да, может. у нас с ним непонятные отношения, и я не знаю всего, что происходило между ним и Альвиной. Но мог бы и заступиться за будущую супругу.

— Герцогини, — прерывает спор о наличии у меня болезни Клаус. — Если вы говорите о потере памяти леди Альвины, то смею вас уверить, она истинна. Здесь нет никакого притворства и лжи.

Поднимаю на менталиста взгляд, полный признательности за его слова.

— Благодарю вас, граф, — произношу спокойным тоном, еле сдерживая рвущиеся наружу слезы. — Извините, завтрак был вкусный, ваша компания прекрасна, но я поднимусь к себе. Что-то голова разболелась, дурно себя чувствую.

Откладываю приборы, которые сжимала так сильно, что на ладонях остались отпечатки от холодного металла, медленно поднимаюсь и, ни на кого не смотря, выхожу из столовой, радуясь, что мне позволили это сделать. Не хочется показывать им своих слез.

На меня будто только теперь навалилось осознание происходящего. До этого я воспринимала все как некую компьютерную игру, а сейчас четко понимаю, что окружающие меня люди, происходящие события — реальность. Не очень приятная, надо заметить.

Я попала в другой мир, я обязана выйти замуж за мужчину, которого не знаю, обязана жить в его доме, подчиняться его воле, и бог знает, что еще я обязана делать. Мне некуда бежать, не к кому обратиться, у меня даже теплой одежды нет, а за окном зима. Никто не верит мне, никто не пытается узнать меня, никто даже не хочет рассказать мне немного больше о происходящем, чтобы я понимала хоть что-то. Я снова одна, снова несвободна. Лишь с единственной поправкой — теперь я в чужом для меня мире, живу чужой жизнью.

Продолжая накручивать себя и жалеть, бегу вперед, сама не зная куда. Слезы ползут по щекам горячими дорожками, судорожные всхлипы вырываются из горла. Мне нужно скрыться от всех, спрятаться и просто пережить эту истерику. Дальше я вновь смогу здраво рассуждать, быть может, даже найду какой-то выход из ситуации, но пока лишь сильнее погружаюсь в поток отчаянных мыслей.

Неожиданно для себя влетаю в кого-то твердого и попадаю в плен теплых объятий:

— Поймал, — раздается над головой мягкий мужской голос, который спусковым крючком действует на меня.

Захлебываюсь в рыданиях, вдыхая аромат сандала, исходящий от мужчины. Ощущаю широкие ладони, успокаивающе поглаживающие меня по голове и спине.

— Тише, Альвина, все в порядке. Уверен, что Доротея не хотела обидеть тебя, — шепчет Клаус, еще сильнее прижимая меня к себе. — Не стоит расстраиваться из-за такого пустяка.

— Они все не верят мне, — глухо говорю я, уткнувшись носом в грудь мужчины. — Не понимают, что мне тоже тяжело. Ведь я не помню ничего о себе, не знаю никого, не знаю ничего о мире, в котором нахожусь. Всем плевать на мои чувства, их лишь раздражает, что я доставляю дополнительные хлопоты.

Всхлипываю и вновь заливаюсь слезами. Почему-то мне очень спокойно в объятиях Клауса. Интуитивно ощущаю, что могу доверять этому мужчине. На несколько секунд даже появляется жгучее желание рассказать ему свою тайну, поделиться тем, что я — иномирянка, попавшая сюда по недоразумению. Но гоню прочь от себя эти пагубные мысли. Я не могу полагаться лишь на интуицию, которая вопит о том, что Клаус меня не обидит. Мне нужно что-то большее.

— Аля, я расскажу тебе о мире, о нашем королевстве, о существах и людях, что населяют его, о традициях и магии, — заверяет меня менталист, проводя ладонью по моим волосам. — Только, пожалуйста, не плачь. Посмотри на меня.

Отстраняюсь и поднимаю голову, встречаясь взглядом с серыми глазами, которые с заботой смотрят на меня.

— Я тебе обещаю, слышишь? Все будет в порядке. Постепенно память вернется к тебе, Аля. Даже не сомневайся, — проникновенно говорит Клаус, а я всхлипываю и слабо улыбаюсь.

Он так близко. Нас разделяет всего несколько сантиметров. Если сейчас немного податься вперед…

— Что здесь происходит, драуг вас побери?

Я не знала, что лед умеет обжигать.

Но голос герцога, словно раскат грома в летний ясный день прозвучавший в тишине, буквально ошпаривает меня, заставляя отскочить от менталиста.

— Ничего, — подавляя дрожь в голосе, произношу я, смотря в пол. — Все в порядке.

Я даже не понимаю, чего именно испугалась, ведь, по сути, герцог мне никто, да и ничего предосудительного мы с Клаусом не совершили. Но почему у меня внутри такое чувство, будто супруг меня застал в постели с другим?

— Я, кажется, уже предупреждал тебя, граф… — угрожающе надвигается Райнхольд на менталиста. — Но ты, видимо, плохо понимаешь с первого раза.

Встаю между мужчинами, заслоняя собой Клауса.

— Райнхольд, пожалуйста, — поднимаю взгляд на герцога, встречаясь с холодными глазами. — Клаус всего лишь имел неосторожность стать свидетелем моего эмоционального взрыва. Я виновата, что не сдержалась. Извини. Можешь наказать меня.

Не хочу, чтобы единственный в этом мире, кто проявил по отношению ко мне заботу и сочувствие, пострадал.

— Наказать? — тянет герцог.

Втягиваю голову в плечи. Лучше пусть мне будет больно и страшно, тем более, похоже, что мне придется привыкать жить с этими чувствами.

— Не нужно, герцогиня, — возражает менталист и обвивает рукой мою талию, стараясь сдвинуть с пути. — Я готов ответить за свой поступок, раз сопереживание к плачущей женщине герцог считает чем-то из ряда вон выходящим.

— Не смей прикасаться, — шипит Райнхольд и дергает меня за руку на себя.

Теряя равновесие, визжа, лечу вперед, готовясь встретиться носом с полом. Но герцог подхватывает меня и ставит на ноги, вжимая спиной в собственное тело.

Я чувствую себя разменной монетой. Или курицей, которую не поделили два петуха. Не знаю, ощущали ли восторг женщины, за которых сражались на дуэлях, но мне явно не нравится быть кем-то, кто вносит раздор.

— Пожалуйста, прекрати, ты делаешь мне больно, — восклицаю я, стараясь вырвать запястье, которое Райнхольд с силой сжимает пальцами.

— Тот факт, что герцогиня Альвина — ваша нареченная, не дает вам право причинять ей боль, — дергается вперед Клаус, в попытке защитить меня.

— Я сам решу, что делать со своей будущей женой, — рычит герцог, а я смотрю умоляющим взглядом на менталиста, мысленно прося его прекратить еще сильнее злить Райнхольда.

Повернув голову, снова вижу отголоски голубых всполохов на лице блондина, свидетельствующие о крайней степени раздражения. Еще немного, и он взорвется. Что-то мне подсказывает, что ничем хорошим это не закончится.