— Он, — сглатываю горький ком в горле. — Полюбит еще раз? Женится?

— Нет. До конца своих дней он будет любить лишь одну женщину, будет предан ей. И это ты.

— Но, получается, род все же погибнет вместе с ним. Он же последний.

— О, за это не волнуйся. Род продолжится, даже получит новый виток развития, став еще более сильным. Больше я не расскажу тебе ничего из его книги, и так слишком многое ты теперь знаешь.

— Почему вы вообще все это мне рассказали?

— Решение старейшин, — глаза богини вспыхивают загадочным блеском. — Чтобы ты понимала, что ничего в жизни не происходит случайно.

— Даже смерть, — мрачно усмехаюсь я.

— Даже смерть, — эхом вторит мне Фрейза и встает. — А теперь тебе пора. Твоя книга судьбы закончена.

— В чистилище? — уныло спрашиваю я, понимая, что больше мне никак не удастся задержать богиню.

Поднимаюсь на ноги, решив принять свою участь достойно.

— Что за вздор? — скулы Фрейзы даже вспыхивают от возмущения. — Обратно. Писать второй том своей книги. Я не могу больше сдерживать время, но ты вернешься почти в тот же момент, в который ушла.

— Что? — не могу поверить своим ушам. — Так это значит, что я… Значит…

— Просто люби, Алевтина. И будь счастлива.

Последние слова богини доносятся до меня лишь эхом, потому что меня закручивает водоворот, сотканный из ветра, зеленых листьев и аромата луговых трав.

— Как думаешь, если мы уедем на пару дней раньше, чем собирались, Кейт и Давид обидятся? — спрашиваю мужа, указательным пальцем обводя ровный ряд пуговиц на его рубашке.

— Что-то случилось? — Райнхольд внимательно смотрит на меня. — Ты же так рвалась во Флэмен.

— Соскучилась, — признаюсь я. — По заснеженному Рэгнелду, по нашему дому, по живописи, даже немного по твоей вздорной сестре. Дворец слишком большой и здесь постоянно присутствуют какие-то чужие люди.

Райнхольд улыбается, перебирая мои волосы.

— Можем уехать хоть сегодня. Мы здесь вторую неделю, скажу честно, мне тоже уже порядком надоело.

— Почему не сказал?

— Зачем тебя расстраивать. Я считал, что ты наслаждаешься общением с подругой и малышом Теодором.

Вспоминаю пухлые щечки маленького огневика, его молочный запах, милое сопение, когда я его укачиваю в своих руках, и расплываюсь в блаженной улыбке.

— Правда, Тео совершенно очарователен?

— Правда, — легко соглашается муж, который, в отличие от меня, не высказывал бурного восторга по поводу новорожденного, когда мы впервые увидели его.

Но я видела его взгляд, наполненный нежностью, умилением и легкой завистью. Безусловно, Райнхольд тоже хотел бы ребенка, но не смеет торопить меня, ведь я имела неосторожность несколько раз сказать, что сначала хотела бы реализоваться, как художник, а только после этого стать матерью.

За прошедшие с момента битвы в пещере восемь месяцев моя жизнь изменилась в лучшую сторону.

Тогда я была мертва всего пару-тройку минут, но даже за это короткое время успело произойти несколько событий.

Сначала, ведомые Ульвом, появились полисмены из управления тайной полиции. Их глазам предстала совсем не радужная картинка: полуразрушенная пещера, герцог Линден, сжимающий мое мертвое тело в объятиях, бледный Клаус, находящийся без сознания, почти полностью опустошенный Грайн, продолжающий бормотать про спасение сына, считающийся погибшим старший принц, распластанный на черном камне. Бедные полисмены растерялись и не успели ничего предпринять, потому что их почти ослепила яркая серебристая вспышка — это моя магия поднялась и рассеялась в пространстве, прогоняя тьму. В тот же момент портал, через который мы все попали в пещеру, схлопнулся, словно его и не было. Неудивительно, ведь он был создан с помощью тьмы, а она навсегда покинула Лираэллию.

Вслед за вспышкой появилось несколько человек в светлых мантиях — прозревшие боги, пришедшие, чтобы забрать шерл. По словам Райнхольда, боги сориентировались куда быстрее полисменов. Оценив обстановку, они погрузили в сон всех присутствующих, за исключением моего мужа, и изменили им структуру памяти. Никто не должен был помнить о явлении богов на землю и существовании камня из шерла. Зато полисменам внушили, что Грайн — сумасшедший, до той степени увлекшийся легендами, что погубил магов земли, надеясь вернуть себе молодость и здоровье. Кстати, старший принц, который, как выяснилось, был заражен тьмой, пропал вместе с камнем. Не знаю, что с ним сделали боги. Остается лишь надеяться, что Демиан все еще жив.

Забрав с собой душу Одда и тело принца, боги создали новый портал, позаботившись о том, чтобы все могли без происшествий вернуться в Рэгнолд. Райнхольд умолял их о возвращении моей души, даже попытался обменять свою жизнь на мою. Но боги лишь переглянулись, скупо улыбнулись и, пожелав счастья, исчезли, предварительно сняв свои сонные чары. В тот момент, когда Райнхольд окончательно отчаялся, мое сердце забилось.

Короля и королеву Рэгнолда нашли спустя несколько суток в одном из жарких лесов Каиссапеи. Они мало что могли сказать о том, как там очутились, зато из их отношений снова исчезла холодность и отчужденность. Над памятью правящей четы тоже кто-то серьезно поработал.

Райнхольда и его группу приставили к государственной награде за поимку особо опасного преступника. В Олегии, столице Рэгнолда, еще несколько недель все только и делали, что обсуждали свихнувшегося Грайна и героизм моего мужа, спасшего магов земли от незавидной участи.

Так и закончилась эта история. Дело закрыли, Грайна поместили в лечебницу для душевнобольных. Нарушения в его разуме были слишком существенными для того, чтобы приговорить его к казни. Сошлись на том, что он, пораженный заболеванием, не ведал, что творил.

— О чем думаешь? — отвлекает меня от воспоминаний муж, легко касаясь губами моего виска.

— О том, что хочу уехать завтра утром, — обнимаю его за шею, удобнее устраиваясь на его коленях.

Конечно, этот диван достаточно широкий для нас двоих, но сидеть так близко гораздо приятнее.

— Хорошо, — легко соглашается Райнхольд, — я организую.

— Какой же ты у меня, — с восхищением шепчу, целуя мужа в губы.

— Какой? — хитро улыбается он, возвращая мне поцелуй.

— Самый лучший.

***

— Хочешь уехать? — с порога спрашивает Кейт, пропуская меня в покои.

Вечером того же дня я пришла к подруге попрощаться, чтобы уже завтрашним ранним утром, пока замок еще спит, отправиться домой. Путь в Рэгнолд будет утомительным, займет около трех суток, еще этот досмотр на границе. Лучше отправиться засветло, чтобы не стоять в длинной очереди.

— Как ты догадалась? — удивляюсь я, сразу же подходя к кроватке, в которой мирно спит Теодор.

— Я все же твоя подруга, Аля. Заметила тоску в твоих глазах, что с каждым днем становится все более явной.

— Прости, — оборачиваюсь к Кейт. — Я знаю, обещала, что задержусь дольше.

— Ах, оставь эти стенания, — беспечно взмахивает рукой подруга. — Твой дом давно уже там, хоть я до сих пор не понимаю, как ты переносишь этот холод.

— Он не так уж и плох, — улыбаюсь я, с нежностью вспоминая заснеженные пейзажи.

— Боюсь, я слишком теплолюбива, чтобы понять, — Кейт ежится. — Мне подавай жаркое солнце, горячий белоснежный песок под ногами, ласковые волны океана.

Подруга мечтательно закатывает глаза. А я собираюсь с духом, чтобы задать вопрос, который терзал меня с того самого момента, как ко мне вернулась память о мире, из которого я пришла.

— Кейт, — тихо зову ее, возвращая из грез о пляжном отдыхе. — Помнишь, ты упомянула сказку о Колобке?

Лицо подруги сразу становится серьезным, а во взгляде могу уловить испуг. Кейт медленно кивает.

Я основательно порылась в детских книгах, чтобы однозначно сказать, что о такой сказке в Лираэллии никто не слышал. И если подруга родилась и выросла в этом мире, то никак не может знать о куске теста, который съела лиса.