— Оставь, — велела я, так и не налюбовавшись ребёнком. Да и разве может мать когда-нибудь налюбоваться на своё дитя? Девушка покраснела и отступила к дверям. Ида присела рядом со мной, с любовью взглянула на малыша. Я с радостью отметила, что рождение Вали и ей подарило вторую жизнь, открыло новое дыхание. Я не видела подругу такой светящейся с момента… Я не хотела вспоминать об этом, хотя знала, что никогда не сумею забыть. Локи не появлялся. За то время, что супруга не было, Ида помогла мне привести себя в надлежащий вид, омыть лицо и тело, расплести и расчесать блестящие длинные пряди. Вали безмятежно спал на руках Герды, однако я не позволяла унести его, словно боялась, что сына могут отнять у меня.
В конце концов, я освободила служанку за ненадобностью, отпустила её отдохнуть, оставшись вместе с Идой и Вали. Повелитель не приходил, и мы успели побеседовать. Ида вполголоса, чтобы не разбудить юного наследника, рассказала мне, как благосклонность судьбы и ловкость Хельги позволили ей спасти моего сына, родившегося бездыханным, — у меня колкие мурашки побежали по коже и каждый волосок на теле встал дыбом при упоминании этого страшного обстоятельства — как благодарен был повелитель, что даже решил подарить ей свободу. Я с удивлением узнала, что лекарь отныне не являлась служанкой в золотом чертоге, однако попросила дозволения остаться и продолжать свою работу, ведь он успел стать для неё домом. Оказывается, теперь Хельга была нам членом семьи. Что же, для меня это ничего не меняло.
Ида успела поделиться со мной всеми важными событиями и вестями, а бог огня так и не появился на пороге покоев. Сердце болезненно кольнуло, вынудив меня вздрогнуть и побледнеть. Ощущая, что не до конца владею собой, я попросила верную спутницу подождать за дверью и дать мне возможность собраться с мыслями. На самом же деле я хотела скрыть от неё свои слёзы, догадываясь, что они неизбежно проступят на глазах. Ида казалась мне такой светлой, радостной, беззаботной, к чему было снова огорчать её своими печалями? Тем более что я заслужила подобную участь. Лишь я одна. Плечи дрожали, и казалось, что на меня снизошёл могильный холод. Руки, обнимающие дитя, околели. Я склонила голову, готовая заплакать, когда двери распахнулись. Вздрогнув, я высвободила ладонь и утёрла глаза.
Локи ленивым грациозным шагом прошёлся по покоям, приблизился к постели, откинув голову назад, попытался смахнуть непослушные рыжие волосы с лица. Вновь промелькнула серебряная прядка и тут же скрылась в волнах расплавленной меди. Выходит, она мне не привиделась. Держа Вали одной рукой, я попыталась приподняться в постели, опираясь на другую, однако повелитель коротким жестом остановил меня. Я послушно опустилась на подушки, склонила голову в знак приветствия, но больше, чтобы скрыть смущённое и растерянное лицо. Щёки горели. Сердце рвалось из груди. Бог огня сел, вальяжно развалился на кровати, упёршись выпрямленной рукой в простыни.
Я не могла отвести от него глаз. Вроде бы знакомый взгляд — хищный, лисий, но в то же время какой-то безразличный, чужой — блуждал по моему лицу. Я больше не могла угадать, что скрывается на глубине его тёмных завораживающих очей. Растерялась. Красивый, невозмутимый и совершенно не мой — я ощущала себя перед ним, как в первые дни нашего знакомства. Только тогда он закрывался от меня, потому что не знал, а сейчас — потому что знал. Я ощутила горькое чувство вины, разлившееся в груди. Он выпрямился, молча протянул руки, не сводя глаз с сына. Я дрогнула, прижала спящее дитя к себе, обратила на него испуганный умоляющий взгляд.
— Я не заберу его, — произнёс Локи. Руки мужчины дёрнулись от нетерпения, а в ожесточившемся лице появилось нечто такое, чему я не смела противиться. Подавшись вперёд, я аккуратно передала Вали отцу. — Пока, — добавил он, глядя на сына. Холодок пробежал по спине после этого короткого слова. Я обратила внимание, что на него бог лукавства смотрит совсем иначе, нежели на меня, с любовью и нежностью.
— Ты исполнишь своё страшное обещание? — неверным голосом спросила я, силясь взглянуть в равнодушные глаза мужа. Отняв взор от наследника, Локи посмотрел на меня с невысказанным немым вопросом. — Разлучишь меня с крошкой-сыном? — уточнила, борясь с дрожью в голосе. Не в силах совладать с трясущимся телом и руками, я вздохнула, обняла себя за плечи, закусила губу, боясь услышать решение господина.
— Нет, — наконец, выдохнул двуликий бог, и словно гора обрушилась с моих плеч. Мы помолчали. Я украдкой глядела на него и понимала, что теперь, когда он, вероятно, утратил всякое чувство ко мне — по крайней мере, выглядел совершенно холодным — я люблю Локи больше, чем когда-либо. Люблю его, даже если это глупость и блажь, недостойная госпожи. Люблю со всеми достоинствами и недостатками — и ничего не могу поделать с собой! — Я сказал это в порыве гнева. Ты довела меня до полного исступления.
— Мне жаль, — тихо призналась я, правда сожалея о том скверном решении, поступке и разговоре. Хельга оказалась права: я не задумывалась ни о чьих чувствах, кроме своих. Как, должно быть, я ранила и обидела лукавого аса в тот вечер, использовала самое чувствительное место, обернула против него оказанное доверие. — Я испытала такую боль, что затмила мне рассудок. Не понимала, что делаю и говорю, — Локи молчал, склонив голову и укачивая сына. Вали спал сладким сном. Тишина давила, словно безмолвный укор, угрызения совести. Осознав, что не дождусь от него ответа, добавила: — Потому что всю жизнь любила тебя слишком сильно. И ничто не сумеет убить эту любовь во мне. Даже ты сам…
— Полагаю, ты снисходишь до прощения? — уточнил он, пронзив меня взглядом строгих глаз. Губы бога обмана не тронула и тень улыбки, а голос оставался спокойным, бесчувственным. И он пугал меня намного больше яростной дрожи или ледяной язвительности. Я сложила руки перед собой, сплела пальцы, которым не находила места.
— Признаться, я не понимаю, нуждаешься ли ты в моём прощении, — Локи видел меня насквозь, а я понятия не имела, что творится в его голове, и потому избрала единственную верную тактику — простоту и искренность. Опустив ресницы, я постаралась улыбнуться как можно естественнее, хотя в присутствии мужа улыбка давалась с трудом. Холодность мужа не позволяла расслабиться. — И я не знаю, кто заслуживает прощения. Ты предал моё доверие, а я затем предала твоё… Круг замкнулся. Но, если ты позволишь, я хотела бы остаться в золотом чертоге, вновь стать здесь госпожой. Твоей госпожой…
— Даже так?.. — он скривился в язвительной усмешке, точно не верил ни единому моему слову. И я догадывалась почему. Он боялся поверить, что ещё что-то значит для меня. Считал, что я играю чужими чувствами ради того, чтобы остаться рядом с сыновьями. Держа в уме слова Хельги, я старалась понять его, поставить себя на место повелителя. Я оттолкнула и измучила супруга не меньше, чем он измучил меня. С чего бы ему поверить первому моему слову?.. Счастье, что он вообще соизволил прийти!
— Не кори меня, Локи, мне нелегко даются эти слова, — попросила я надломившимся голосом, вдохнула носом, в котором защекотало самым предательским образом. Бог огня посмотрел на меня не без удивления, и мне показалось, что взгляд его смягчился на мгновение. — Я пытаюсь смириться, пережить случившееся. И теперь, когда мои мысли наконец-то прояснились, хочу расставить всё по местам. Я не берусь судить тебя, слышишь? Пусть это остаётся на твоей совести. Но я могу судить себя. Могу признать, что совершала ошибки, которые хотела бы исправить. Если… Если ещё не поздно.
— Ты знаешь, что я не верю ни единому твоему слову. Я вижу это по твоим глазам. Ты испугалась за отца, оттого вернулась в мой чертог. А сейчас боишься за младшего сына, оттого просишь дозволения остаться. Я позволяю. Но не пытайся уверить меня, что делаешь это из любви ко мне. Ты заботишься о чьих угодно чувствах, кроме моих.
— Локи… — он побледнел, но не утратил самообладания. Поднялся с Вали на руках и, не говоря больше ни слова, направился к дверям. — Локи! — супруг не обернулся, не дрогнул, постучал стражникам и вышел прочь. Мой звонкий оклик растаял в полумраке. Сжавшись, я ощутила, как защемило в груди. Его слова — такие же простые и искренние, как мои, но преисполненные горечи — разрывали сердце. Я правда ранила лукавого аса. Единственная, кому он доверял.