Однако на душе не становилось легче. Зверь сомнений и угрызения совести вопрошали меня снова и снова, имела ли я право так поступить со своим мужем и господином? Даже если отбросить его чувства, как он отбросил мои, смела ли я растоптать достоинство повелителя? Смела ли я присвоить ребёнка, который принадлежал ему так же, как и мне, если не больше? Я не могла простить, но должна ли была уподобляться худшим качествам каверзного аса и мстить, провоцируя их как в нём, так и в себе? Точно ли у меня не осталось выбора, или, может, я должна была простить супруга? Стало бы моё прощение в таком случае унизительным проявлением слабости и бесхарактерности или, напротив, истинной силы и великодушия? Я не знала. У меня не находилось ответов на эти страшные, бередящие разум и сердце вопросы. И оттого я продолжала жить с ними каждый свой новый день.

Я засыпала с подобными невысказанными терзаниями в свою первую ночь в чертоге Бальдра и просыпалась с ними, будто и не спала вовсе. Они преследовали меня каждую минуту: когда я умывалась и переодевалась, когда спускалась к утренней трапезе, приветствовала поражённую мать и знакомых слуг. Я ни на миг не могла от них скрыться, и думала, что лишусь рассудка, хотя прошла едва ли половина дня, как я покинула палаты законного супруга. Сердце подсказывало, что, вопреки всему, моё место вовсе не здесь. Разум твердил, однако, что и там мне не следовало оставаться. Где же мне должно было находиться на самом деле?.. Противоречия разрывали меня на части.

И вот случилось то, чего я боялась, перед чем трепетала, зная, сколь неотвратим этот момент. Локи вошёл в чертоги Бальдра. К моему удивлению, он был один, без сопровождения, без стражи, даже без кольчуги, лишь на поясе неизменно покачивался длинный меч, а чуть в стороне от него — лёгкий кинжал. Никаких иных принадлежностей или украшений, волосы чуть взлохмаченной копной спадали на плечи, свободная белая рубашка обнажала часть груди — казалось, он явился в чертог своего врага почти в таком же виде, как поднялся с постели. На лице — полное пренебрежение к воинам бога света, окружившим его и провожавшим к хозяину, а в сияющих карих глазах ни ненависти, ни ярости, а только разочарование.

Я наблюдала за ним с верхнего яруса, всем телом вжавшись в бок Нанны. Мать обнимала меня, ненавязчиво поглаживая по талии. По правую руку от неё замерли две покорные служанки, по левую от меня — молчаливая и сосредоточенная Ида. Мы трое замерли от напряжения, в едином взволнованном порыве не решались вздохнуть. Я не могла вытравить с бледного лица горькую усмешку: всё повторялось — в другом месте, в другое время и при других обстоятельствах, однако я вновь видела любимых мной мужчин друг против друга и вновь по моей вине. Бальдр опустил пальцы на рукоять, спустился к незваному гостю. В бессознательном движении владельца чертога не было необходимости: Локи по-прежнему оставался в окружении и не проявлял никаких признаков враждебности или агрессии. Руки гостя даже не касались оружия.

— Здравствуй, светлый Бальдр, — сдержанным тоном поприветствовал благодушного аса бог огня, остановившись посреди зала. Отец взмахнул рукой, и стражники расступились, отошли назад, однако не расслабились, не выпустили мечи. Локи искоса взглянул на них и тут же забыл, вскинул голову, полный гордости и величия, позволил губам растянуться в холодной, но всё же вежливой улыбке. — До чего переменчива жизнь! Как ты там говорил мне в прошлый раз? Я здесь, чтобы забрать Сигюн в свой чертог!

Я вздрогнула и по движению матери, крепче прижавшей трепещущую дочь к груди, поняла, что она ощутила моё смятение. Я взглянула на неё печальным ищущим взглядом. Меня взволновали даже не столько слова мужа, сколько сокрушённый тон — горькая насмешка, обращённая не на Бальдра, а больше на самого себя. Я вдруг осознала с пронзительной ясностью, какому унижению подвергла надменного аса, вынудив его явиться в чертог отца с той же самой целью. И вопреки всему, Локи не терял своего лица перед окружением сына Одина.

— Здравствуй, огненный Локи, — чуть более высокомерно, чем следовало бы, отозвался отец, улыбнувшись в ответ. В тот час преимущество выступало на его стороне, а потому улыбка бога весны показалась мне куда более искренней и естественной. — Так и есть, — понизив голос, согласился он, — судьба любому воздаст по заслугам. Я мог бы продолжить этот нелепый фарс и предложить тебе попробовать, злокозненный бог, однако позволь мне быть с тобой прямым и честным: я не отдам тебе свою дочь, покуда она просит о моей заботе и защите.

— Вот как?.. — вкрадчиво переспросил лукавый ас, плавным развязным жестом высвобождая сталь из ножен. Однако стоило клинку сверкнуть в лучах солнца, как ряды стражников сомкнулись вокруг него, и одному мечу вторили десятки. — Ну да, я мог бы догадаться, что после случившегося ты не осмелишься снова выйти против меня один на один, — Локи залился презрительным смехом. Я знала, что в нём не было и крупицы искренности, однако Бальдр нахмурился, крепче сжал рукоять меча. Слова каверзного бога обмана задели и обидели его. Воздав глаза к небу, я молила провидение, чтобы отец проявил благоразумие и не поддался на коварную провокацию лучшего из манипуляторов и лжецов. — Однако я пришёл не для того, чтобы развлекаться с тобой. Мы оба знаем, что закон Асгарда на моей стороне. Со дня свадьбы твоя дочь принадлежит мне. Не говоря уже о ребёнке, которого она носит.

— Сигюн — не твоя вещь, — сквозь зубы процедил Бальдр, не сводя глаз с двуликого бога, поигрывавшего мечом с самым непринуждённым видом. — Дочь — свободная асинья и вправе принимать решения. Вплоть до развода. А я не сомневаюсь, что весомая причина у неё найдётся, — теперь пришла очередь Локи скривить выразительные губы. Его взгляд, до того пожиравший отца, взметнулся к моему лицу, словно всё это время он точно знал, что я присутствовала при их разговоре, и где в тот момент находилась. Эти глаза, полные оскорблённой гордости и разочарования, вырвали воздух из груди. Они задавали мне один единственный вопрос. Но я не могла на него ответить. — Если хочешь вынести это дело на суд всего Асгарда — воля твоя. Однако Сигюн останется здесь до тех пор, пока сама не пожелает покинуть пределы моего чертога. Или же пока совет верховных богов не вынудит меня выдать её тебе.

Локи помолчал. Крепче сжал клинок, глядя, как лучи Соль скользят по блестящей поверхности, стиснул зубы. Руки непредсказуемого аса дрожали, и в резкости жестов я угадывала нетерпение. Я знала, что бурная кровь зовёт полувеликана в бой, тянет перебить стражников отца, однако разум подсказывает, что перевес сил не на его стороне. Поколебавшись несколько минут, бог огня, наконец, выдохнул и вложил лезвие в ножны. И, хотя воины Бальдра опустили мечи, сердце защемило, ведь это именно я обрекла мужа на такое унижение. Я должна была злорадствовать, получить удовольствие от того, что он оказался на моём месте, а я, глупая, ему сопереживала. Просто разглядела в глазах пламенного аса нечто такое, чего там прежде не было. Нечто, вызывавшее сочувствие.

— Будь по-твоему, Бальдр, — сжав губы, с досадой и злостью выдавил из себя гордый ас. Глаза его сверкнули, и я вздрогнула снова, узнав этот зловещий изумрудный отблеск. Словно что-то почувствовав, Нанна вздрогнула вместе со мною. — Упивайся своим превосходством, пока можешь. Скоро и ему, и тебе придёт конец, уж ты мне поверь, — и Локи разразился громким надменным смехом, которого я никогда не слышала и не узнавала, потому что он принадлежал… Не ему. Порыв леденящего ветра ворвался в чертог отца, взметнул волосы и одежды, ударил в лицо. Осознавая, что тем тёплым солнечным утром ему неоткуда было взяться, я похолодела ещё сильнее. В дуновениях воздуха расслышала знакомый шёпот, который перекрыл звучный властный голос, совершенно мне чуждый:

— Проклятие ляжет на твои плечи, бог света! Больше тебе не стоять на моём пути. Судьбы мира с недавних пор открыты мне, и тебя ждёт бесславный конец. Попомни мои слова: дни твои сочтены! — колдовские горящие глаза Локи, голос, слишком низкий и зловещий даже для него, буйствовавшие в палатах бога весны холодные ветра подняли страшный беспорядок. Нанна судорожно вздохнула и лишилась чувств — наученные горьким опытом расторопные служанки подхватили ослабевшую госпожу. Бальдр побледнел, затем покраснел и что-то выкрикнул, сопровождая приказ резким жестом. Стражники бросились на бога огня, только-только приходившего в себя после зловещего наваждения. Я вскрикнула и подбежала к заграждению, выглянула вниз.