Забавно.

— Метеопрогноз показывает минус двенадцать. Вы же не на улицу в таком виде? — удивлённо спрашивает последняя, когда звуковой сигнал и электронное табло оповещают о прибытии на первый этаж.

— Как раз туда, — устремляюсь наружу, стоит только створкам разъехаться.

Преодолеваю спуск по ступенькам под аккомпанемент пародии на собачий лай.

Бегом пересекаю холл, вызвав недоумение на лице консьержа, читающего газету.

Толкаю от себя первую стеклянную дверь.

И вторую, ведущую к парадному входу тоже.

Только бы не ушёл далеко. И не сел в такси!

Снова лестница.

На последней ступеньке, поскользнувшись, едва не падаю, проявив чудеса координации.

— Абрамов! — кричу, поймав равновесие.

Если меня не подводит зрение, это его фигура движется в направлении КПП вдоль пустой аллеи, красиво подсвеченной резными фонарями.

Да. Остановился. Успела.

Только что делать дальше? Не совсем понятно.

Несусь по выпавшему снегу меж высаженных в ряд сосен.

Светит луна. Метель лупит в лицо. Мороз нещадно кусает, но сдаваться я не намерена.

Нельзя его отпускать. Просто нельзя.

Притормаживаю метров за десять до цели. Замедляю шаг, пытаясь привести в норму сбившееся дыхание.

— Ты спятила, Джугели?

Усмехнувшись, киваю.

Вот ведь как бывает… Раньше бегал за мной он, а теперь мы поменялись местами.

— Иди домой, — командует строго.

Отрицательно качаю головой.

— Заболеешь, глупая, — снимает с себя куртку и набрасывает её мне на плечи.

— Марсель…

Надо что-то говорить, но у меня, как назло, правильный монолог мысленно никак не выстраивается.

— Иди давай, не мёрзни.

В глаза друг другу смотрим: убийственно долго и отчаянно пристально.

Тишина. Ни души. Падая с неба, кружат озорным хороводом снежинки.

Они оседают на тонкий, чёрный свитер. Опускаются на Его тёмные завитушки и лицо.

— Мне нужно кое-что тебе вернуть, — наконец обретаю голос.

— Вернуть? — хмурится, не понимая, о чём речь.

— Да, — делаю ещё один шаг вперёд. Так, чтобы оказаться максимально близко.

Сейчас или никогда, Тата.

Не даю себе времени на размышления касаемо гордости и приличий. Обвиваю крепкую шею руками и решительно прижимаюсь своими губами к его. Предварительно зажмурившись, конечно. Страшно ведь до ужаса, что оттолкнёт…

Поначалу, клянусь, есть ощущение, словно так и произойдёт, ведь на мой поцелуй, достаточно провокационный и обличающий, реакция со стороны парня следует не сразу.

Сперва он, чёрт возьми, вообще замирает неподвижной статуей, однако стоит мне попытаться отстраниться, почувствовав болезненный укол всепоглощающего стыда, как всё вдруг резко становится иначе.

Вот мою талию сжимают его ладони.

А вот в следующую секунду его ледяные губы целуют так горячо, что внутри меня целый фейерверк неописуемых по силе эмоций взрывается калейдоскопом.

Трепет. Чистый восторг наполняет каждую клеточку.

Исчезает весь мир вокруг. Остаётся только ощущение невероятного полёта и невесомости.

Я снова возвращаюсь в то далёкое, особенное лето. Драка. Задний двор. Дождь. Поцелуй. Именно тогда я впервые узнала, что это значит: по-настоящему чувствовать.

Когда между вами химия.

Когда кровь кипит, гремучей реактивной жидкостью перемещаясь по венам.

Когда сердце стучит на износ и кажется, что вот-вот не выдержит, разорвётся.

Когда душа парит, выпуская на свет порхающих крылатых созданий.

Когда ты понимаешь: хочу, чтобы это никогда не заканчивалось и продолжалось целую вечность.

— Джугели… — гладит холодными пальцами скулу, зарывается пятернёй в волосы и целует меня так, что я напрочь теряю всякую связь с реальностью.

Судорожно дыша, принимаю всю ту боль и страсть, что сокрушительным цунами на мои губы обрушивается. Едва успеваю ответной нежностью усмирять разбушевавшуюся стихию.

Не соображаю. Не анализирую. Не думаю.

Вкус. Дыхание. Прикосновения.

Каждое неосторожное движение распаляет.

Ближе. Сильнее. Ярче.

До дрожи. До озноба. До мурашек и подгибающихся коленок.

Беспомощно тону. Уносят потоком бурные, неистовые волны. Качают на себе. Поднимают вверх и резко опускают вниз. Дико пугают, однако вместе с тем позволяют ощутить всю остроту происходящего. Глубокую потребность раствориться в другом человеке. Ненормальную. Нездоровую. Губительную, но в то же самое время способную вылечить и спасти…

Больно.

Запредельно хорошо.

Невыносимо волнительно.

Одурманивающе.

Не знаю, сколько минут проводим в состоянии полнейшего отрыва от существующего вокруг нас настоящего.

Сознание затуманено. Голова кружится. Губы немеют и горят от поцелуев, прекращать которые — чистое преступление.

— Эу, молодёжь, завязывайте так откровенно хулиганить. Не то штраф вам выпишем за непотребное поведение в общественном месте.

Голос и смех со стороны действуют отрезвляюще. По крайней мере, на меня, смутившуюся от подобных замечаний.

— Марсель…

Призвать к благоразумию парня, явно слетевшего с катушек, удаётся не сразу.

Не отпускает. Не слышит. Тяжело и рвано дышит. Взгляд абсолютно невменяемый. Глаза дурные.

Подозреваю, что, возможно, и сама выгляжу ровно также.

— Идём домой, — шепчу тихо, когда касается своим лбом моего.

— Покурю, — произносит, неотрывно на меня глядя.

— Раздетый.

— Недолго.

Киваю и отступаю назад, осторожно высвободившись из плена его рук.

Щёлкает зажигалка.

Вспыхивает пламя.

Загорается фитиль сигареты.

Молчим на протяжении этих нескольких минут.

Да и нужны ли вообще слова? Думаю, нам обоим подобрать их сейчас будет проблематично.

Растираю ладони, чтобы хоть чем-то занять свои руки. Воспринимает, как отсылку к тому, что замёрзла. Выбрасывает окурок и, зацепив мои пальцы своими, ведёт по аллее к подъезду дома.

Боже, не сгореть бы со стыда.

Сама его поцеловала. Объясняться как будешь?

От беспокойных мыслей отвлекает разговор консьержа и двух людей, одетых в полицейскую форму.

Что-то случилось? Кто-то вызвал?

Поднимаемся по ступенькам.

Как назло, лифта внизу нет. Приходится ждать и, конечно, те самые полицейские в итоге оказываются с нами в одной кабине, причём по глупой улыбке узнаю в этом дуэте того самого прохожего, грозившегося нас оштрафовать.

Непроизвольно заливаюсь краской под внимательным взором сотрудников правоохранительных органов.

— Какие-то проблемы? — недружелюбно интересуется Марсель, отодвигая меня за свою спину.

— Разве?

— Уточняю.

— Нет никаких проблем.

— Но можно организовать, — подключается второй.

— Ну давай, организуй. А лучше объясни своему сопливому напарнику, что шутки шутить бывает опасно для здоровья.

— Марсель… — дотрагиваюсь до его предплечья, призывая тем самым к спокойствию.

— Слушай, Фёдор Ильич, мне кажется, я видел где-то его лицо, — прищуривается молодой. — Не на фотороботе случаем? В розыске у нас не числится?

— Да вы что? Какой фоторобот? — вмешиваюсь я, кожей ощущая идущее от Абрамова напряжение.

— Не, погоди, его по телеку показывали. Точно! В группе какой-то поёт. У меня дочь смотрела с ним программу.

— Да ладно?

— Наш этаж, — довольно громко извещаю, когда лифт останавливается на шестнадцатом. — Позвольте, мы выйдем

— Разумеется.

— Мож автограф тогда на прощание, звезда?

— Обойдёшься, — бросает Марсель, пропуская меня вперёд.

Выхожу.

Краем глаза случайно замечаю, что синим горит кнопка девятнадцатого этажа и сердце, толкнувшись о рёбра, перестаёт биться.

Лифт уезжает.

— Идём.

Не двигаюсь с места.

— Марсель…

Паника накрывает так внезапно, что я не могу с ней справиться.

— Что такое? — парень встревоженно на меня смотрит.

— Денис.

— Денис? — не понимает, причём тут он.