— Ходим в рестораны, посещаем музеи, театры и выставки.

— Ну, ему ведь уже за тридцать, верно? Наверняка, в скором времени он сделает тебе предложение, — заявляет Поля уверенно.

— Мы это ещё не обсуждали, — бросаю дольку лимона в чашку.

— Ты влюблена в него? — огорошивает следующим, весьма неожиданным вопросом.

— Можно и так сказать, — пожимаю плечом.

— Почти четыре года ты была одна, но я не сомневаюсь в том, что мужчины постоянно проявляли к тебе интерес.

— Проявляли, — киваю.

Нет смысла отрицать.

— Кто подбивал клинья? — хитро прищуривается.

— Да в основном спортсмены и бизнесмены.

— А выбрала ты по итогу своего тренера.

— Я не выбирала, так само собой сложилось со временем.

— Алисе Андреевне не нравится ваша разница в возрасте, — заводит Поля осторожно.

— Бланко — взрослый, умный, состоявшийся, МОЛОДОЙ, — подчёркиваю, — мужчина. Мы во многом с ним похожи. У нас есть общие цели и ориентиры. Он уважает меня и мои принципы.

— И всё-таки, одиннадцать лет — немало. Ты сама чувствуешь эту разницу?

— Разве что иногда… В те моменты, когда приходит редкое желание повеселиться и подурачиться.

— Например из недавнего?

— Например, мне так и не удалось затащить Хавьера в парк аттракционов. Он сказал, что будет ощущать себя там глупо.

— Почему?

— Не знаю. Полетать на парашюте тоже отказывается. Искренне не понимает, зачем так «нелепо рисковать своей жизнью». Мы как-то спорили об этом, лёжа на пляже и глядя на парящих в небе парапланеристов.

— Может, Бланко просто не любит экстрим?

— Да и я не то, чтобы прям фанат, но порой ведь хочется сделать что-то такое… От чего дух захватывает.

— Хавьер постоянно звонит тебе и пишет, — кивает на телефон, который вибрирует в подтверждение её слов, отображая на экране его имя. — Выглядит как тотальный контроль. Будто бы Сомбреро хочет, чтобы ты всегда была на связи.

— Я в другой стране, ясно, что он переживает. Это естественно.

— Ну не знаю…

— Филатова, выключай психолога, — встаю и направляюсь к раковине.

— Извини, молчу. Так, наблюдениями со стороны поделилась.

Мою кружку и ставлю её на полку сохнуть.

— Я что-то очень устала сегодня. Идём спать? Завтра рано вставать.

Посещение учреждений, подобных этому, — дело не из приятных.

Помню свой первый визит. Что чувствовала, что ощущала. В каком шоке тогда была.

Сейчас я куда спокойнее. Действия сотрудников тюрьмы уже не вызывают вопросов, потому что я в курсе: у них здесь есть свой определённый порядок. Досмотр и так далее.

Тут имеются жёсткие правила, которые необходимо чётко соблюдать. Касается это не только заключённых, но и тех, кто приходит их навещать…

Горько осознавать, но отец, оказавшись за решёткой, обозлился лишь сильнее, ведь именно меня, предательницу, он винит в произошедшем. Считает, что его ареста не случилось бы, если бы я вышла замуж за Горозию четыре года назад.

Смешно.

Люди, возжелавшие воткнуть нож в спину, рано или поздно перешли бы от мыслей к действиям. Нашли бы повод. А учитывая тот факт, что они хотели заполучить бизнес отца, так тем более.

— Зачем пришла? — присаживаясь напротив, интересуется он холодно.

— Навестить тебя, — отвечаю я тихо.

Внимательно друг друга рассматриваем.

— Ты плохо выглядишь, пап.

Ещё сильнее похудел. Зарос.

— Зато ты цветёшь и пахнешь. Зачем так наряжаться в тюрьму? — хмуро оценивает мой внешний вид.

К слову, я не наряжалась. На мне обыкновенное летнее платье.

— Всё больше на мать похожа. Такая же, — выплёвывает с презрением, вкладывая в это определение все возможные оскорбления.

— У тебя что-то болит?

Меня тревожит его кашель.

— Не твоего ума дело. Что там с Зарецким? Не отправился ещё старый козёл в мир иной?

— Нет, но ему стало хуже. Лежит. Почти не ест. Никого не узнаёт. Толком ничего не помнит.

— Как удобно, когда у тебя херова тонна грехов за спиной, — скалится.

— Я привезла тебе кое-что. Обещали после осмотра передать.

— Мне ничего от тебя не нужно, — бросает сердито.

Обиженно поджимаю губы, но всё же сдерживаюсь и не позволяю себе дать слабину.

— Не веди себя так со мной, пожалуйста.

— Чего ты ждала? Пустила мою жизнь под откос, а теперь сидишь изображаешь сострадание?

— В том, что ты здесь, нет моей вины, — решительно озвучиваю вслух.

— Да ты что? — прищуривается, не по-доброму усмехнувшись.

— Не я вела чёрную бухгалтерию. Не я слепо доверяла своему бизнеспартнёру! — вырывается непроизвольно.

— Связала мне руки своей непроходимой тупостью! Будь ты умнее и хитрее, я бы не оказался здесь! Не потерял бы свой бизнес! — орёт, хлопнув ладонью по столу.

Вздрагиваю.

— А ну тихо, — делает замечание конвоир, присутствующий при нашей встрече.

— Ты правда так считаешь? — моя очередь усмехнуться.

— Дура! Сбежала, думая только о себе! — выплёвывает яростно.

— Да. А знаешь почему? Потому что тебе было плевать на меня, на мои чувства и желания.

— Чувства и желания, — кривится.

— Ты предпочёл не слышать. Действовать в своих интересах. Исключительно так, как считал нужным.

— Ты сама во всём виновата!

— Эти люди бросили меня на дороге, когда случился приступ.

— Речь сейчас, чёрт дери, не о них! А о тебе! Из-за тебя начался тот скандал! Ты, мать твою, опозорила нашу семью, связавшись не пойми с кем!

— Ну ясно, нашёл крайнюю, — поднимаюсь с лавки.

— Я столько лет угробил на твоё воспитание и что по итогу получил взамен?

Его излюбленный монолог. Что ж… Напрасно я думала, что однажды его отношение ко мне изменится. Начинаю сомневаться в том, что это вообще когда-нибудь произойдёт.

— Гены гулящей матери взяли своё, — произносит с нескрываемой горечью.

— Твоя зацикленность на Ней просто не ведает границ, — резким шёпотом отзываюсь.

— Сперва предала она. Затем ты, — цедит с ненавистью во взгляде.

— Я тебя не предавала! Хватит уже! — в моём голосе звучит ярое отчаяние. — Господи, мы не виделись полгода! Неужели нет желания спросить о том, какой жизнью я живу? Чем дышу? Каких успехов добилась?

Пытаюсь изо всех сил держаться, но в глазах становится мутно. Изображение плывёт.

Я всегда так жду этих встреч! Так переживаю! Так скучаю! А он…

— Проваливай отсюда, Тата, — бросает равнодушно и задерживаться в этом сером, холодном помещении больше нет причин.

В слезах покидая стены тюрьмы, вновь задумываюсь о том, любил ли меня отец по-настоящему когда-нибудь?

После долгого перемещения по коридорам, выхожу наконец на улицу.

Давящая тишина тут же сменяется шелестом листвы и пением птиц.

Меня выпускают за ворота.

Бреду вдоль дороги. Расстроенная, поникшая, эмоционально выпотрошенная.

В сумке вибрирует телефон. Звонит адвокат, с которым я встречалась в начале недели.

— Да, — принимаю вызов.

— Тата, это Виктор Павлович.

— Вижу, — придаю голосу твёрдость. Никто не должен считать меня слабой.

— Я внимательно изучил дело вашего отца. Ознакомился с документами фирмы, владельцем которой на данный момент является Горозия-старший.

— И?

— И есть вопросы.

Конечно есть! Эта семья каким-то образом незаконно присвоила себе чужое!

— Вы согласны помочь мне вернуть бизнес отца?

— Ну… Для начала я готов озвучить сумму за возможное сотрудничество, — уклончиво отвечает он.

В расстроенных чувствах зачем-то еду в тот район, где мы с отцом раньше жили.

Долго сижу на скамейке во дворе знакомого элитного ЖК. Вспоминаю то время.

Очень грустно, что папе пришлось продать эту квартиру из-за проблем, возникших пять лет тому назад. Я, кстати, далеко не сразу узнала о том, что мы лишились недвижимости в столице. От меня этот факт отец скрывал.