— Хочу тебя без резины, — зацеловывает шею. Не удержавшись, засасывает и прикусывает тонкую кожу. Повторяет, услышав мой тихий стон. — Хочу… Тата.

Возбуждён, разгорячён до предела, и я так плохо соображаю, что выпаливаю это да, совершенно не задумываясь о последствиях.

— Родная моя. Любимая. Детка…

Зависаем в моменте, когда становимся одним целым.

Тонем в ощущениях.

Плавимся.

Сгораем дотла, тяжело дыша, проживая эти незабываемые минуты.

Выгибаясь навстречу, смотрю наверх сквозь мокрые ресницы. Безоблачное синее небо над головой. Парят птицы.

И я высоко-высоко парю вместе с ними.

Вкусный завтрак.

Пляж.

Лагуна.

Дайвинг.

Акваланг. Ласты. Сегодня погружаемся в новом месте. Глубина пятнадцать-восемнадцать метров. Кристально чистая вода. Уникальный подводный мир с его обитателями. Потрясающие сады коралловых рифов.

Стать частью этой красоты стремятся люди со всего земного шара.

Скаты-манты, огромные черепахи, дельфины, барракуды, рифовые акулы и разнообразные рыбы, которых невозможно увидеть где бы то ни было ещё.

Рыбы-ангелы. Рыбы-хирурги. Рыбы-попугаи.

Мы с Кучерявым словно дети. Никак не можем наглядеться на эту сказку. И как же жаль, что скоро всё закончится…

— Не хочу домой, — с грустью признаюсь, паря в небе на парашюте, привязанному к катающему нас катеру.

— А кто жаловался на утомительный перелёт? — хмыкает Марсель, сцепив наши пальцы вместе.

Три пересадки — это сильно, но оно того однозначно стоило.

— Я запомню наши медовые десять дней на всю жизнь. Это было незабываемо.

Очень благодарна нашим родителям и деду Игорю за такой шикарный и дорогой подарок.

— Звучит так, как будто планируешь по возвращении развестись, — смеётся.

— Дурак? — закатываю глаза. — Пальцы распухли после погружения. Кольцо не снимается, к твоему сведению.

Между нами говоря, кто по собственной воле захочет снять его, да?

— Целуй. И смирись, что оно там навеки вечные.

— Так уж и навеки.

— Тата…

Злится.

— Ну а что? Ты столь увлеченно щебетал с нашим инструктором по дайвингу, улыбался во все тридцать два. Английский вон даже вспомнил, чтобы произвести на девушку впечатление.

Хохочет.

— Ну и фанта-а-азия.

— Да кто вас, рокеров, знает. Влюбишься и останешься в этом раю, отправив свою теннисистку назад в Красоморск. Будешь плавать тут среди рифов и акул. Вдохновляться на творчество.

— Глупая, Абрамовы по-настоящему влюбляются только один раз. Намертво и навсегда. Я говорил ведь, — прижимает тыльную сторону моей ладони к губам и грудь наливается теплом.

Идём на снижение.

Приземлившись на катер, целуемся, радуясь тому, что не разбились.

Вечер проводим на вилле, устроив себе пикник на пляже.

Только мы. Предзакатное солнце и океан.

Марсель лежит, удобно устроившись на моих коленках. Я по очереди кормлю нас обоих экзотическими фруктами.

— Шац так забавно разрыдалась на нашей свадьбе.

— Она растрогалась. Столько всего доброго нам пожелала, — вспоминается её поздравление.

— Прирождённый оратор.

— Хорошая она. Откуда только силы работать в школе. Всё-таки возраст…

— Говорит, что заряжается молодостью от своих учеников.

— Ага и каждый день благодаря им же лишается нервных клеток.

— На что потратим подаренные деньги? Может, купим тебе машину?

— Мне? — удивлённо на него смотрю.

— Ну да. Бэшэчку или мерс модного цвета. Будешь меня катать.

— На права нужно учиться.

— И чё? Отучишься.

— Мне надо возвращаться в спорт. Я хочу попробовать.

Ранение понесло за собой некоторые проблемы со здоровьем, но настроена я более чем решительно. Мириться с текущим положением вещей не намерена.

— Хочешь — значит всё получится. Только, пожалуйста, найди возможность тренироваться в Москве. Я тебя не отпущу никуда далеко, ты же понимаешь?

Да я и сама не планирую оставлять его надолго.

Обещание вечной любви — это, конечно, здорово, но все эти женщины, сворачивающие шею на моего Кучерявого, очень напрягают.

Подумать не могла, что такая жуткая собственница и ревнивица. Но как есть.

— Что там на большой земле? Какие новости? — интересуется без особого энтузиазма, пока я перебираю каштановые завитки волос.

Он в эти моменты как кот. Кайфует. Ластится. Разве что не мурчит.

— Наша фотография облетела все новостные паблики.

— Что пишут?

— Что мы красивая пара.

— Я с ними согласен.

— Русские Курникова и Иглесиас. Гадают, надолго ли вместе.

— Так надолго, что им и не снилось.

— Фан-паблик группы заполонили рыдающие смайлы со слезами. Девочки расстроены тем, что потеряли тебя.

— В смысле потеряли?

— В смысле ты выбыл из списка горячих холостяков.

— Вон у них ещё три в запасе имеется, плюс Горин.

— Ромасенко всерьёз увлечён Ритой.

— Чиж и Горький открыты для новых впечатлений.

— Марсель, кстати о Горьком. Мне одной видится, что Мила с Артёмом только потому, что хочет позлить Пашу?

Наконец завожу этот непростой разговор. Всё как-то не знала, как бы к нему подступиться.

— Да нет. Тёмыч ей нравится.

— Возможно, но к Паше у неё куда более сильные чувства, на мой взгляд.

— Глупости. Сестринская ревность к девчонкам. Ей всегда хотелось, чтобы его внимание было обращено только к ней.

— Не думаю, что она относится к Паше именно так, как ты озвучил. Что если она влюблена?

— Что за дичь, Тата? — хмурится.

— Тебе так не кажется? — отражаю невозмутимо.

— Нет, ты чё. Она просто всё детство провела с нами. Привязалась и естественно, её бесят Оли-Кати, которые крутятся вокруг него.

— Ну а если всё же предположить, что у них взаимное притяжение? — не унимаюсь.

— Какое взаимное притяжение, детка? Паша относится к ней как к младшей сестре. К тому же, у нас с пацанами уговор.

— Что ещё за уговор? — уточняю, нахмурившись.

— Клятву друг другу дали, будучи подростками. Самую настоящую. На крови. Что нашу дружбу не разрушит ни одна девчонка.

— А причём тут Милана? — не совсем понимаю.

— Сёстры и бывшие — табу.

Оп-па. Вот я, судя по всему, и докопалась до истинной причины показной отстранённости Горького.

— Вы были детьми.

— Мужское слово — всегда слово.

— Разве не лучше доверить близкого человека своему другу, а не какому-то чужаку? — рассуждаю я вслух.

— Не лучше, — качает головой. — Они разругаются или произойдёт что-то из ряда вон выходящее и всё. Дружбе конец. Придётся же позицию сестры принять. Защитить её и всё такое. Зачем создавать лишние проблемы, если их можно избежать?

Да уж. Вот теперь мне всё предельно ясно.

— Пашка в начале девятого замутил со старшей сестрой Чижа. Она была старше на три года. У него с ней первый секс случился.

— Кхм.

Чем дальше, тем любопытнее.

— Они с Никитосом подрались и разругались из-за этого. Хотя Ленка тогда уже уехала учиться в Питер.

Н-да…

— Я к этой драке присоединился, — рассказывает дальше.

— То есть?

— Обидно стало. У меня же с Ленкой тоже было. Она, короче, нас обоих в параллель со взрослой жизнью познакомила. Женщины — коварные существа…

Вздыхает, а я теряю дар речи. Убил меня этой историей.

— Разосравшись в хлам, накостыляв друг другу, пришли к решению забыть про Ленку и пообещать больше ничего подобного не исполнять.

Молчу.

— Эй, — поворачивается ко мне.

— И как? — интересуюсь холодно.

— Что как? — переспрашивает.

— Первый раз с Ленкой, — цежу сквозь зубы ледяным тоном.

— Тата…

— Это она тебя всему научила?

— Ну хорош, — садится, лезет обнимать, а у меня огнём чувство ревности за ребрами полыхает. — Зай, это было капец как давно.

— Но ты отлично всё помнишь.

— Только из-за нашего петушиного боя!