Она собиралась в очередной раз возразить, почти выругалась на ирландском, но только кивнула головой. Кивнула, чтобы больше не стучаться в стену.

— Давай, иди сюда, я тебя обниму, — он лег рядом с ней, прижал к своей груди, и Мира растворилась в его запахе. Таком желанном и недосягаемом.

Мирослава была его второй половиной, но должна была быть отдельным цельным человеком. Ей часто было скучно. У нее не находилось сил на рутинные дела. Она была безответственна в бытовых вопросах, забывчива и мечтательна. Порой, проснувшись в выходные, она подолгу лежала в кровати до самого возвращения мужа с работы, чувствовала себя виноватой и нападала на него первой, чтобы защититься. Такой она была лишь дома. За его пределами Мирославу знали как горячую ирландку, всегда готовую к самым смелым и непредсказуемым поступкам, резким словам. Студенты любили ее за харизму и легкость в общении, которые несвойственны многим преподавателям. Коллеги ценили в ней сердечную доброту и открытый, жаждущий ум. Ею были довольны и приемные родители, ведь она никогда не доставляла им проблем.

Теперь ей было больно, стыдно и унизительно. Она знала о своих слабостях, но не знала, что с ними делать. Мирослава прижималась к мужу все сильнее, трогала его широкую спину, находя в ней защиту. Вся та тоска, которая накопилась за долгие годы, лилась теперь из нее слезами, оставляя душу совсем пустой. Но тоска по чему или кому? Она сама не знала ответов и не могла найти себе места в этом большом мире.

— Я пойду… к психологу. Снова. Ты прав. Я и не знаю, что бы делала без тебя. Я люблю тебя, Саша. И без тебя пропаду. Не справлюсь. Ты знаешь, если меня бы выбросило где-нибудь на необитаемом острове, я бы без тебя не прожила ни дня. Прости, что терпишь. Я люблю тебя. Я люблю тебя, Саша.

Ее речь звучала отрывисто и нескладно. В ответ на каждое всхлипывание Александр целовал макушку ее головы, но делал это так, будто целует свое дитя, а не женщину. Когда Мирослава успокоилась, они легли на кровать и залезли под широкое одеяло. Бруни, виляя хвостом, запрыгнул к хозяевам. Мирослава потрепала его за ухо.

— Ты купила ему новый ошейник?

Александр заметил сверкающий медальон на шее пса и осторожно дотронулся до него пальцем.

— Такой хлипкий и кривой.

— Нет, это монетка...

Мирослава оперлась руками о кровать и привстала, подзывая пса еще ближе к себе.

— Это тот серебряный дирхам, который я нашла летом на раскопках, помнишь? Решила, будет смотреться мило. Сходила в мастерскую вчера, мне быстренько сделали из монетки медальон и пристегнули к ошейнику. А ему идет, да?

Бруни лизал ей руки и радостно вилял хвостом. Он всем своим собачьим сердцем любил Мирославу, как каждая собака любит своего вожака. И только в ней видел хозяина, только ее признавал.

— Жаль, что там совсем не развита инфраструктура... — пожал плечами Александр, уводя разговор в свое русло. — Пейзажи, особенно те, что открываются на Волхов, захватывают дух! В России так много прекрасных мест, но мы так мало о них знаем. Как ты думаешь, — он почесал бороду, — стоит ли туда вкладываться?

— Что? В Старую Ладогу? — Мирослава удивленно, но по-доброму посмеялась. — Хочешь открыть еще одну гостиницу?

— Ты ведь пишешь о ней, верно? О Ладоге.

— Почти, — голос Мирославы вдруг стал оживленным, она заговорила быстрее, чтобы ухватиться за возможность, наконец, поговорить с мужем о книге. — Действия происходят там, но основная сюжетная линия затрагивает ирландского юношу по имени Райан, который…

— Значит, ты много знаешь об этом месте, верно? — Александр перебил ее и встал с кровати, чтобы раздеться и подготовиться ко сну. — Быть может, можно было бы сделать из этой деревушки хорошее туристическое место? Наши русские люди совсем не ценят свою культуру не потому, что они... — он промычал, подбирая нужное слово, поправил трусы и вернулся в кровать. — Не потому, что они невежды... скорее, нашу культуру невкусно и неумело подают.

Мирослава провела рукой по постельному белью, затем погладила пса. Ее губы едва дрогнули не то в улыбке, не то в насмешке. Она отвела от мужа прежде горящие глаза.

— Да, Саш... Но я ничего не понимаю в бизнесе и деньгах, поэтому... — тихо ответила она.

— А что тут понимать в деньгах? Есть только одно правило, Мирослава. У тебя будет все, если будут деньги.

— Но ведь это не так. Разве можно купить любовь… или мать? — она усмехнулась.

— Да. Если бы не деньги, твои приемные родители не взяли бы тебя.

— Но это не… не моя мать.

— Даже лучше! Ты оказалась в руках очень обеспеченных людей! Ты получила даже больше, чем одну мать. У тебя была своя нянечка! Все можно купить, Мирослава. И все продается.

— Нет, это не так. Я не продаюсь, — добавила шепотом девушка, чувствуя, что проигрывает спор.

— Продаешься. Просто у каждого своя цена. Хочешь, я тебе это докажу?

— Попробуй.

— Допустим, я хочу забрать у тебя… Бруни.

— Ни за какие деньги.

— А если это будут не деньги? А, например, за своего пса ты получишь… статус самого известного писателя во всем мире? Твоя книга будет переводиться на сотни языков, а в школах будут писать сочинения о твоем Райли. Что тогда?

Мирослава молчала и смотрела на Бруни.

— Смотри, как ты призадумалась. А если еще и сериал снимут, а? Назовут тебя новым гением? А твоя мать? Ты бы обменяла своего пса на возможность увидеть мать? Молчишь? Всех можно купить, Мирослава. Просто у каждого есть своя цена. Расскажу тебе одну историю. Одна бабка не хотела продавать нам свой участок. Она осталась последней, у кого был частный дом на территории, где я с партнерами собирался поставить комплекс. Не продавалась ни за какие деньги. А потом мои люди пронюхали, что ее внук болеет раком. Угадай, через сколько она подписала документы, когда я предложил лечение ее внука в Израиле за свой счет?

— Это совсем другое… — прошептала Мирослава. — Она поступила благородно, как настоящая любящая женщина… Она не продалась… Это другое…

— И все же? Больше не находишь аргументов, Мирослава? Ладно, не буду тебя больше мучать. Так что насчет Ладоги, а? Хочешь, поедем туда? Как там в английском? Убьем двух птиц одним камнем? Ты найдешь вдохновение, пройдешься по крепости, может, еще какой дирхам откопаешь... А я посмотрю свободные участки.

— Сейчас март... Туда нужно ехать хотя бы в мае… когда Волхов растает. Сейчас там абсолютно скучно, уныло и некрасиво.

Мирослава пожала плечами. Она отвечала мужу, но была словно где-то не с ним. Ей все еще было не по себе после вопросов мужа. Она смотрела на Бруни и уже знала ответ. Она бы променяла его на встречу с матерью, и оттого ненавидела себя сейчас.

— Ладно, подумаю завтра об этом! — Александр весело чмокнул жену в правую щеку и потянулся к светильнику на тумбе. — Выключаю свет? У нас же секса еще нет?

— Еще нельзя, — едва слышно, будто из последних сил выдавила из себя Мира. — Хотя мне так хочется… Я так соскучилась по тебе.

— Точно... Хотя сегодня же вторник.

— Вторник?

— Мы же все равно договаривались по средам и субботам, чтобы я ничего не планировал вечерами.

Александр дернул шнурок, и свет погас. Муж тут же захрапел, а Мирослава долго ворочалась с боку на бок. Ей было то жарко, то холодно. Она хотела то есть, то пить, то вставала по нужде. Бруни, прежде лежавший в ее ногах, недовольно заскулил и спрыгнул на пол. Мира вернулась в кровать и провела всю оставшуюся ночь до пробуждения мужа в телефоне. Под впечатлением от вечернего разговора она даже нашла в себе силы прибрать волосы, сделать макияж и испечь шарлотку из яблок, целый килограмм которых лежал на столе без дела, пока Александр собирался на работу. Он не стал завтракать, но довольный взял с собой в офис контейнер с кусочком пирога.

— Я скинул тебе номер психолога, которого мне посоветовали на работе, — обратился он к Мирославе, когда стоял уже в дверях.

— Тебе? — удивилась Мира. — Психолога?