— Спасибо. Тебе не прислали никаких интересных документов? У нас есть зацепка, но я не готов ее обсуждать по телефону. Ты бы мог подъехать.

— Не сегодня, извини, — негромко откликнулся Берне. — Я устал как собака. Если ты думаешь, что только ты работаешь без сна и отдыха, это не так. Документов пока нет, но я надеюсь сегодня наконец получить кое-что интересное по «Сигме». Прошла неделя, Грин. Всего неделя. Так быстро подобные дела не проворачиваются, особенно с городками вроде Спутника-7.

— Неделя, — эхом откликнулся Грин. — Мне казалось, больше. И в целом я тут уже устроился. Почти привык. Слушай, Луи. Я вижу документы, которые не относятся к делу твоей матери, но… как бы это сказать…

— Экономические преступления?

— Я обязан сообщить.

— К дьяволу, Грин. Я не хочу опять оказываться с тобой по разные стороны баррикад. Ты же не забыл, что я по-прежнему связан контрактом с одним известным тебе девелопером?

— А, — усмехнулся Аксель. — То есть ты в курсе.

— Адвокатская тайна.

Берне умолк. Он думал, что Грин скажет что-то еще. Как будто они успели стать друзьями, как будто он имеет право что-то ожидать от детектива. Но Аксель молчал.

— Знаешь, — наконец сказал Луи, — я чувствую, что разгадка близка.

— Однозначно. Найди все, что сможешь, про «Сигму».

— Да.

Аксель коротко попрощался и закончил разговор, оставив адвоката наедине со своими мыслями. Кажется, до него только сейчас постепенно начала доходить простая истина: его мать убита. А до этого она сбежала от него. С любовником? Она ушла от отца? Ушла к кому-то? Как бы там ни было, она ушла. А он сделал все, как она завещала, хоть и вспомнил про это наставление только вчера.

«Ты должен прославить имя отца. И помни обо мне, мальчик мой. И, может, когда-нибудь ты простишь мне то, что я сделала. Когда-нибудь ты меня поймешь. Я хочу, чтобы ты смог так же полюбить. Так же сильно и глубоко. И тогда ты точно меня простишь».

Луи с остервенением потер глаза, допил чай и встал из-за стола. Сообщение о поступлении электронного письма вывел его из мрачной задумчивости без конкретных мыслей. Адвокат распрямил плечи и вернулся за рабочий стол. Сел. Скачал архив из письма. Распаковал.

«Протокол собрания ученого совета лаборатории “Сигма”. Проект “Алекситимия”. Результат испытаний на людях. Выступающий — доктор наук Констанция Берне. Комиссия: профессор Арнольд Нахман, доктор наук Маттиас Берне, профессор Ричард Туттон…»

Вся «Шестерка» и его мать.

Март 1967 года

Спутник-7,

лаборатория «Сигма», пятый уровень

— Таким образом, изменение выборки респондентов позволило нам провести расширенное исследование. Модель действует. «Алекситимия» влияет на чувство вины и сожаления, полностью блокируя их, параллельно снижая тревожность. Снижение тревожности на девяносто восемь процентов у всех респондентов. Снижение чувства вины на девяносто девять процентов у всех респондентов. В качестве побочного эффекта мы наблюдаем рост уровня гнева.

— Гнева? — Ричард Туттон посмотрел на нее с легким удивлением. — А как же ваши хвалебные оды о том, что ваш вирус лишает человека чувств и делает его идеальным солдатом?

— Мы прошли большой путь, доктор Туттон, — вклинился Маттиас Баррон, и Констанция сделала шаг назад, в спасительную тень, чтобы перевести дух. — Но не дошли до конца. Наше исследование лонгитюдно, мы не можем за год сказать об итоговых результатах. Но маркеры, которые мы определяем, позитивны. «Алекситимия» действует так, как мы прогнозировали, даже глубже и мощнее. Да, есть побочные эффекты. Но что в этом плохого?

— Гнев — это база, — сказала Констанция, дождавшись паузы. — Конечно, его можно тоже глушить, но намного правильнее использовать его и углубить уровень влияния, развивать «Алекситимию» в том направлении, которое нам нужно здесь и сейчас. У нас почти пятьдесят респондентов. Результаты чрезвычайно устойчивы. Надеюсь, вы успели познакомиться с моим отчетом, господа.

— Они успели, — вмешался Арнольд Нахман, который во время ее выступления молча наблюдал из угла, сложив пальцы домиком и оценивая обстановку. — И даже начали задавать вопросы. Но сейчас почему-то молчат. Доктор Фир? Доктор Элингтон? Неужели вы не желаете поучаствовать в дискуссии?

Ученые покачали головами, и зеленые глаза Нахмана вновь вернулись к Констанции. Этот взгляд ей не понравился.

— Рано праздновать победу, — сказала она. — У нас еще много работы. Но если вы посмотрите на цифры еще раз, увидите, что все это не зря. Сейчас мы изучаем изменение физического состояния респондентов. Коррелляционный анализ я предоставлю позже. Гипотеза в том, что снижение эмоционального фона влечет за собой развитие физической составляющей. А это откликается вашему желанию создать… как вы там говорите? Идеального солдата?

— Нахман, — вступил Туттон, — кажется, твой специалист злится. Почему?

Арнольд смерил ее прохладным взглядом и улыбнулся коллеге.

— Она первозданный исследователь, Ричард. Дай палец — откусит руку.

В зале рассмеялись, а Констанция закусила губу. Утром они повздорили. Она сказала, что нужно еще время и другой профиль людей. Нахман разозлился, сообщив, что деньги не валяются под ногами, как и люди. Она сослалась на важность исследования. Он — на то, что лучших условий ей никто бы не предоставил. Это не первая ссора. Но обычно они горячо и бурно мирились. А в этот раз Арнольд просто уехал на работу. И встретились они только сейчас. На презентации отчетности. Он даже не удосужился поговорить с Констанцией перед важным выступлением.

Мерзавец.

Женщина почувствовала, как на глазах выступили слезы ярости, но сдержалась. Братишка сдержал слово и превратил ее жизнь в ад. Она стала нервной и дерганой, срывается на самом близком человеке, ища в его действиях подвох.

Она и так ждала подвоха и сложных разговоров во время презентации. Впервые вся «Шестерка» собралась вместе.

Она снова оказалась в одном помещении с отцом. Но он ее не узнал. Снова.

Спасибо пластике, которую девушка сделала когда-то давно. Спасибо времени за то, что преобразило ее. Спасибо тренировкам за то, что удалось изгнать из подсознания ту маленькую девочку, чьим телом и душой владел сумасшедший брат.

— На этом презентацию отчетности можно считать завершенной, — резко сказала Констанция, заставляя себя смотреть на Арнольда. — Готова ответить на ваши вопросы после перерыва. Профессор Нахман, позвольте вас на пару слов.

Не дожидаясь ответа или разрешения, Констанция скользнула в боковую дверь, пробежала по коридору и влетела в свой кабинет, с трудом сдерживая слезы ярости и бессилия. Ее жизнь свернула не туда, поехала по сломанным рельсам и в любой момент может влететь в пропасть. А Констанция лишь добавляет и добавляет газу, будто сама мечтает о том, чтобы разбиться. Она почти удивилась, когда дверь открылась и в кабинете показался Нахман. Арнольд прислонился спиной к гладкой поверхности, надежно зафиксировал замок.

Сухой щелчок отрезвил женщину. Она подняла на мужа сухие, но воспаленные глаза. Нахман хмурился.

— Что с тобой творится? — негромко спросил он.

Она ненавидела этот вопрос. Рассказать ему все? Он точно станет ее презирать. Если он уйдет, останутся только работа и респонденты, только наука и будущее в ней. Но мечтала Констанция о другом. Женщина вскочила с места, пересекла помещение и, приподнявшись на цыпочки, запустила дрожащие пальцы в густые волосы Арнольда, коснулась его губ. Сначала несмело, почти целомудренно, потом яростно и страстно. Ученый на миг оторопел, но уже через мгновение его теплые руки, разведя в стороны полы белого халата, легли жене на талию. Он углубил поцелуй и, резко развернувшись, прижал ее спиной к двери. Констанция вытащила несколько шпилек, которые больно впились в голову, и отшвырнула их. Волосы рассыпались по плечам.