— Может, сердце?

— Нет-нет! Душу! Как самый последний демон преисподней. Он просто приходит. И берет.

— Но что-то же дает взамен?

— Только бесконечность, черную дыру, пропасть и ощущение того, что этот мир больше никогда не будет прежним. И вот ты заносишь ногу над пропастью, — она вытянула ногу за пределы моста и замерла, глядя на мрачный поток, — и думаешь, шагать или нет. За спиной надежность, за спиной какое-то подобие баланса. За спиной — все правильное, все самое понятное, то, к чему стремятся миллионы.

— А перед глазами? — мягко спросил он, кладя руку ей на талию.

— А перед глазами счастье, такое яркое, что на него больно смотреть. — Констанция ловко повернулась, прижалась поясницей к перилам моста и положила руки мужчине на плечи. Ее волосы разметались, укрывая шелковистым водопадом спину, а светлые глаза сияли. — Я стала Икаром, доктор Нахман. В ваших руках я превратилась в мифологическое существо, которое взлетело на запредельную высоту. Если вы отпустите меня, я сорвусь и больше никогда не смогу летать.

Арнольд наклонился к ней. Она почувствовала, как его теплое дыхание щекочет шею. Когда его губы прикоснулись к коже, Констанция блаженно зажмурилась, безотчетно прижимая его к себе. Ей было плевать, что они в Треверберге, где любой может их узнать. Что кто-то обязательно расскажет мужу. Что просто глупо стоять на мосту и целоваться, будто вам по двадцать лет. Но ей хотелось именно этого. Всю жизнь она бежала из дома и от ужаса, который ее там ждал. От брата, от себя, от отца и от семьи. Ото всех, кто сковывал ее, пытался заявить свое право на ее мысли и даже тело. Она вышла замуж, родила сына, но вдруг поняла, что клетка никуда не делась, просто ее золотые прутья стали мельче и отдалились — а Констанция и не замечала. Оптическая иллюзия. Иллюзия свободы. Но когда появился Нахман, она поняла. Все сразу поняла.

Они никогда не говорили о ее муже.

Они никогда не говорили о его жене.

После той встречи в кабинете они виделись почти каждую неделю, изобретая тысячу способов и причин, чтобы пересечься. А сегодня она, не сказав мужу, подписала контракт, по которому получала должность ведущего исследователя лаборатории «Сигма», направления «медицина». Это говорило только о том, что они… они будут вместе. Чего бы это ни стоило.

— Я тебя не отпущу, — пообещал он, не поднимая головы.

«Люблю тебя».

Вечер того же дня

Треверберг

Когда она вернулась домой, Мишель занимался с Луи. Муж выглядел уставшим, но счастливым и спокойным. Его явно не интересовало, где она пропадала, он видел в этом мире только сына, который что-то ворковал на своем детском языке. Констанция, сбросив туфли, прислонилась плечом к дверному косяку. Выброшенная из объятий Нахмана, она чувствовала себя скованно. Она не хотела говорить с Мишелем и не хотела ему ничего объяснять. Решимость рассказать правду таяла на глазах.

Боже, что она творит?

Констанция осторожно подошла к ним, протянула руку и коснулась головки сына. Мишель поднял на нее глаза. Улыбнулся. Луи продолжил что-то лопотать.

— Хорошо, что ты пришла, — негромко сказал муж.

— Мне работу предложили.

— Работу?..

— Да. Работу. Платят лучше, задачи интереснее. Есть шанс сделать что-то действительно стоящее.

Мишель тихонько рассмеялся. Луи следил за ними со всей серьезностью, на которую были способны маленькие дети. Иногда она думала, что годовалые дети намного мудрее взрослых. Что-то было в их взгляде такое… вековечное.

— И, конечно же, есть «но»?

— Есть. Но мы это решим.

— Ладно. Я приготовил обед.

— Я поела, пока ничего не хочу, спасибо.

Когда Мишель взял ее за руку и тихонько поцеловал пальцы, Констанция поймала себя на мысли, что хочет провалиться сквозь землю. Как она сможет сделать больно такому человеку? Как? Он ни разу ни в чем ее не упрекнул, никак не ограничивал. Ее ограничивал брак. И отсутствие любви. Хотя раньше она думала, что любит этого мужчину. Точно — любит. Но как-то иначе. По-другому.

Луи протянул ручонку, и женщина нежно сжала его пальцы. На глаза навернулись слезы. Она точно не сможет забрать его с собой. Предстоит прорва работы. Маленькому мальчику там просто нечего делать. Нанять няню? Уговорить Мишеля переехать вместе?

Ну что за бред.

По щеке скатилась слеза. Констанция смахнула ее нервным движением и улыбнулась. Тело еще помнило вкус поцелуев Нахмана, их отчаянную нежность, которая уничтожала ее изнутри. Хотелось закрыть глаза и перенестись к нему. Она знала, что ученый проведет ближайшие дни в Треверберге. У него важные переговоры с администрацией города, обсуждает бюджеты и стратегию, нанимает людей. Она знала гостиницу, в которой он остановился. Знала номер. Можно, когда мальчики заснут, просто выйти из дома и всю ночь провести рядом с Арнольдом. Пусть это будет спокойная ночь. Ей бы просто находиться рядом, слушать его дыхание, вдыхать аромат его тела и волос.

— Что с тобой? — негромко спросил Мишель, но женщина подскочила на месте. Манящий образ ученого раскололся на части, уступив место неприятной реальности.

— Сложные переговоры и ответственный проект. Я просто устала. У тебя вроде бы завтра выходной?

— Да.

— Я тоже возьму выходной. Давай поедем куда-нибудь? На природу. Я бы с удовольствием поплавала. Можно сделать сэндвичи, взять Луи и просто побыть вместе.

Мишель поцеловал ее в макушку. Господи, что она творит.

— Давай.

Спутник-7,

административное здание

лаборатории Арнольда Нахмана

— К сожалению, мы так и не смогли установить, чем занималась лаборатория и кто ею на самом деле руководил. Доступа к архивам пока нет, надеюсь, появится сегодня. Но подозреваю, что там мы ничего полезного не обнаружим, — начала Арабелла, не сводя внимательных глаз с хозяина кабинета. — Что это за подземный комплекс?

Если Нахман и удивился, виду не подал. Он спокойно пил свой кофе, сидя все в той же позе, слегка откинувшись на спинку кресла, но ровно до такой степени, до которой это позволял деловой этикет. Грин видел легкое напряжение плеч, свидетельствующее о том, что ему не особо приятна беседа. При этом блеск глаз, которые мрачно вспыхивали каждый раз, когда он смотрел агенту Стич в лицо, навевал мысли о двойственности. Агент явно нравилась ученому. Или же просто заинтересовала. Впрочем, вот это как раз Грина не удивляло: Арабелла умела произвести впечатление.

— «Сигма» — экспериментальный межотраслевой проект, замороженный больше тридцати лет назад, — выдержав паузу, заговорил Арнольд. — Это все, что я могу сказать. — И вежливо так кивнул. Мол, отстаньте от меня.

Грин слушал. Он искал слабое место, ждал удобного момента, чтобы ударить, вывести его из равновесия.

— Чем занимались там вы? — улыбнувшись, в тон ему спросила Стич.

Аксель отметил, что она отзеркалила позу ученого.

— В основном вербовкой кадров и организацией процесса. К тому моменту я уже защитил докторскую и отдал свои наработки команде. Отец поручил мне запустить лабораторию и договориться с другими семьями о сотрудничестве. Я это сделал.

— Вы были знакомы с Констанцией Берне? — вклинился Аксель.

Глаза Нахмана потемнели, он поджал губы и резко посмотрел на детектива.

— Доктор Констанция Берне была ведущим специалистом, — сквозь зубы ответил он, — она представляла медиков и успешно руководила парой проектов. Пока в один прекрасный день не сбежала без объяснения причин. Мне так и не удалось ее найти.

— Когда это было? — спросил Грин, не давая ему времени прийти в себя.

— Не помню, — высокомерно отмахнулся Нахман. — Давно. Вскоре после ее исчезновения у правительства изменились планы, и мы постепенно свернули лабораторию.