Боковым зрением я видел, как Ника нерешительно, медленно уходит, спускается по лестнице, напоследок, окинув взглядом свою спальню, пристально вглядывается в даль гардеробной. Когда я уже стоял в дверях с её чемоданом, Вероника меня окликнула.

— Лёша, подожди. Надо посидеть на дорожку.

— Ох уж эти русские приметы. А если не посидим на дорожку, то есть шанс, что ты вернёшься. — Я продолжал бороться со своими чувствами, кажется, во мне боролись те самые пресловутые стадии проживания потери. Сильнее всего меня охватили агрессия и отрицание. Депрессия была наготове и жаждала вылиться в бокальчик виски или коньяка. Торга не было и не могло возникнуть, я человек деловой и что в жизни, что в бизнесе торговаться не люблю. У меня вообще всегда было, есть и будет либо чёрное, либо белое, и никакой серой середины. А вот стадия принятия… Я бы никогда в жизни не смог принять сложившуюся ситуацию, смириться с уходом Вероники, согласиться с нашим расставанием.

— Не вернусь. У тебя теперь начинается новая счастливая жизнь. Я уеду, а ты заживёшь душа в душу со своей драгоценной Анжеликой. Кстати, скажи Береславе, чтобы приготовила свою фирменную курицу с ананасами и сливочным соусом. И организуй к приезду Анжелы романтический ужин в честь вашего воссоединения. Мне ты лишь раз устроил романтический ужин, но я до сих пор приятно о нём вспоминаю. Надеюсь, свою возлюбленную ты будешь радовать чаще, поверь, за таких шикарных женщин нужно держаться и держать. — И вот в этом тоже была вся Вероника. Она же искренне верила, что у нас с этой…чёрт её возьми…дурой крашеной…любовь. Ника от души мне желала личного счастья. А во мне закипала злость от этого ещё больше. От её чистоты, душевности, честности и романтической справедливости.

— Далась тебе эта Анжела. Так, посидели и будет, не люблю лишние проводы. Вставай. Ты мне уже второе совещание срываешь, это, знаешь ли, накладно. Вот увидишь ещё, что одумаешься. Здесь же всё, абсолютно всё пропитано тобой. Здесь же нам было хорошо вместе.

— Какие вы стали сентиментальные, Алексей Владимирович. Пошли, коли у тебя снова самое важное совещание. Неси пока чемодан в такси. А я на прощание обниму Береславу.

Всё это время нашего прощания Береслава покорно стояла на кухне за барной стойкой и едва дышала, прислонив руки к груди. Конечно, такой драматический момент, можно было заснять его на чёрно-белую ленту какой-нибудь слезливой мелодрамы. Даже меня чуть на слезу не пробило, почти проняло. Но я слава Богу старый сухарь, да и во мне во всю говорило отрицание. Я всё-таки не пошёл в такси, а ждал пока эти два олицетворения одухотворённости и всемирной скорби простятся. Мне всегда казалось, что у женщин слишком связаны слёзные железы и мозговая деятельность. Поэтому у них столько лишних эмоций, и так мало холодного благоразумия. Вот и сейчас я наблюдал это мелодраматическое прощание.

— Деточка, спасибо тебе за твоё тёплое и доброе отношение. Спасибо за уважение к моему труду. Ты была мне как дочь. Хотя я тебя и ненамного старше. Это только Алексей Владимирович думает, что я старая калоша. Но мы то с тобой обе знаем, что мне тридцать с небольшим хвостиком. Береги тебя Господь. Да пусть небеса к тебе будут милостивы, дитя. Ника, если вдруг найду «его», обязательно дам вам знать. Куда же ты теперь? — Перекрестив Веронику, сказала Береслава.

— Береслава, родная, я всегда буду помнить твою доброту. Надеюсь, новая супруга Алексея будет к тебе благосклонна. Куда я теперь? Боюсь, что мне дорога уже заказана. И мне нужно срочно уехать, иначе… Иначе случится неизбежное.

Вероника с Береславой обнялись. И мы с Никой вышли из дома. Я посадил любимую в такси…

14 ноября, вторник

— Алексей Владимирович, вы всё ещё с нами? — Из воспоминаний меня вырвал нараспев пронзительный голос майора Лёвушкина.

— Да, вы отрезвили меня, Илларион Львович. Я и правда почему-то забыл, что Вероника 7 ноября приезжала домой за вещами. — Я понимал, что теперь выгляжу как идиот, но что поделаешь. Надо честно играть, тем более со стражем порядка, у которого на меня заточен зуб.

— Да. Алексей, вы не перестаёте меня удивлять. Вы вроде ещё не так стары, чтобы у вас случались проблемы с памятью. Почему вы скрыли, что виделись со своей супругой ещё раз?

— Майор Лёвушкин, повторюсь, я забыл сей факт. Понимаете, я проживаю потерю, и сейчас надо мной верх взяло отрицание.

— Проживание потери. Выходит, вы прекрасно знали о кончине Вероники Игоревны? У нас есть свидетель, который готов подтвердить, что это вы заказали убийство своей супруги.

— Илларион Львович, смею вмешаться, но подобные вопросы вы можете задавать Алексею Владимировичу только в присутствии его адвоката и предварительно вызвав нас повесткой на допрос. — Вдруг включилась в разговор Вишня. Очень вовремя, надо признать. А то уж я было хотел взять этого «львёнка» за грудки. — Алексей находился в состоянии сильного алкогольного опьянения с 20:00 субботы 11 ноября по сегодняшнее утро. В ночь с субботы на утро воскресенья 12 ноября Алексей Владимирович отдыхал в клубе Gipsy, и этому найдётся с лихвой свидетелей, можете даже запросить у охраны клуба записи с камер видеонаблюдения. А уже весь день воскресенья и вчера Алексей продолжал употреблять алкоголь дома — соответственно записи с камер видеонаблюдения за домом также можно запросить уже у нашей охраны. Если хотите, прямо сейчас распоряжусь. Мы даже с Береславой хотели вызывать до вашего приезда, Илларион Львович, службу наркологической помощи, в таком вот состоянии запоя оказался наш хозяин. Но справились своими силами слава Богу.

Олег встал из-за рояля, цокая своими каблучками чёрных лакированных ботинок от Серджио Росси, и сел рядом со мной, нежно беря меня за руку. Тьфу! До чего я не любил, когда Вишний себя так вёл…как милый и влюблённый в меня мальчик. Хотя на самом деле мой зам был самой себе нормальной ориентации, и я не раз видел, как он уезжает с корпоратива, выставки, из клуба или просто после ужина в ресторане с какой-нибудь красоткой в обнимку. Но в любых непонятных ситуациях, как сейчас, Олег Юрьевич всегда начинал себя вести «соответствующим» образом, это было очень хорошим отвлекающим маневром. Вот только до меня начало доходить, что, либо моя правая рука врёт майору о последних проведённых мной днях, либо… обманул меня. Ведь он не сказал мне ни слова о том, где я был все эти дни с субботы. Конечно, если Олежек для меня сочинил алиби, его вполне можно подтвердить: с хозяином Gipsy я на дружеской ноге, и он с большой вероятностью согласится подтвердить моё праздное гуляние в ночь с субботы на утро воскресенья, с моей охраной проблем тем более не будет — они сфабрикуют любое видео на любую нужную нам дату. А если… скрыли что-то от меня???!!!

— Алексей, вам только можно позавидовать: у вас очень преданный друг. Мне показалось, или вы удивлены услышанному? — Майор Лёвушкин словно видел меня насквозь.

— Нет, ничуть не удивлён, это типично для меня. Я в последнее время часто пил, если вы понимаете, о чём я. Вот Вероника поэтому и ушла от меня, не выдержала. — Я начал лукавить, хотя не собирался, но ситуация могла выйти из-под контроля. Я испугался не на шутку. Чего испугался? Не знаю. Меня не в чем было обвинять.

— Алексей, не пытайтесь отвести от себя подозрения. Я вам не дам сбить следствие по ложному следу. Итак, у нас есть дело об умышленном убийстве вашей супруги Дербиной Вероники Игоревны. Следствие располагает достоверной информацией от свидетеля, что Вероника Игоревна подала на развод с вами, так как незадолго до своей гибели уличила вас, Алексей Владимирович в измене с некоей гражданкой Кожедуб Анжеликой Романовной, которая приходится гражданской женой Баршаю Павлу Юрьевичу. От того же свидетеля следствие узнало, что вы после заявления своей супруги о намерениях развестись неоднократно угрожали ей расправой. На записях с камер видеонаблюдения вашего дома от 7 ноября отчетливо видно и слышно, что вы готовы убить свою супругу и угрожаете пустить её по миру. — У меня темнело в глазах, а голова шла кругом от тирады, выданной Илларионом Львовичем словно очередью из автомата. Я не мог больше слушать и слышать. Я перебил его…