Мне снова на секунду показалось, что меня снимает скрытая камера, как тогда при разговоре с Никой в «Пегасе». У меня было много вопросов и ни одного ответа. По мне словно проехался танк. Ника отказалась от всего?! Её компания регулярно приносит прибыль, почти сравнимую с прибылью моего «Строй-Инвеста», а я думал, Вероника ничего не зарабатывает, а её это «Просто Я» — детское развлечение. Передо мной лежали выписки с золотой банковской карты, на ней действительно была всё та же сумма, что и два года назад. Помню я тогда вручил эту карту Нике со словами: «Моя жена должна мне соответствовать, будь добра приведи себя в Божеский вид. Ты будешь мне нужна для выходов в свет, посещения выставок, презентаций, вечеринок, концертов, где сплошь люди будут богатые и именитые. И никто, запомни, не должен даже догадаться, что моя жена — из грязи, из народа. Ты должна, нет обязана стать эталоном вкуса, стиля, элегантности, лоска и женственности, и непременно олицетворять меня, мою жену, мой статус. Уверен, у тебя самой нет ни вкуса, ни стиля, поэтому в твоём распоряжении лучшие стилисты, модельеры и прочая челядь, которая сделает из тебя «золотую девочку». На этой золотой карте ровно столько, сколько может понадобиться на все эти тряпки, побрякушки, аксессуары, часы, причёски, маникюры и прочую мишуру. Только перечитай ещё раз внимательно наш брачный договор, чтобы уяснить себе раз и навсегда, что за все траты ты будешь передо мной будешь в ответе и потратить больше, чем на золотой карте ты не сможешь.» Вероника тогда, выслушав мою назидательную бранную речь, лишь на минуту поникла, затем внимательно посмотрела мне в глаза и рассмеялась заливисто: «Алексей, Алёшенька, сынок, да вы просто Царь-Батюшка??! Всюду то у вас злата, челядь, статус. Сами то родом из каких князьёв будете?! А вот ваша матушка Зинаида Макаровна Корф сказывала, что вы из рабочих крестьян и много работали с плугом, прежде чем обзавестись собственными крепостными.» Так всё и началось… Тогда же всё и закончилось… Ника всегда называла вещи своими именами, говорила прямо, была честной. И хотя последний раз она сказала, что ей пришлось рядом со мной стать актрисой, мне тоже, знаете ли, приходилось играть рядом с ней роль деспотичного Карабаса, который то и дело помыкает своей женой-куклой и каждый раз напоминает про условия брачного договора.

Передо мной лежала злосчастная золотая банковская карта, теперь уже никому не нужная. В голове остановились все мысли. В душе воцарилась тишина и пустота. Меня словно оглушили. И в этот момент снова накрыла реальность. Почему я говорю о Веронике в прошедшем времени? Зачем ко мне едет следователь? И вообще какое сегодня число, день недели?

— Вишня, почему мне так паршиво?! — Я схватился за голову, похмелье, явное похмелье давало о себе знать. И никакой волшебный напиток Береславы мне не помогал.

— Так я же говорю, Алексей Владимирович, ты накидался после встречи с адвокатом Вероничечки по поводу развода. Вот с тех пор и пьёшь. А сегодня у нас уже на календаре 14 ноября. Ой, и ведь я же тебе предлагал вызвать девочек элитных, они бы и развлекли, и отвлекли. А ты ни в какую: Нику мне подавай и только Нику. Да ещё материл, на чём свет стоит, свою Анжелу. Лёша, я тебя правда не понимаю. На Веронике что ли свет клином сошёлся? Вот Анжела — женщина эффектная, стоящая. Может, после допроса пригласить её к тебе? — Как-то чересчур иронически ответил мне Олег. Что совсем не походило на Вишнего, потому что к Нике он всегда относился с теплотой и даже порой меня журил за ужасное отношение к жене. С чего вдруг произошла такая смена настроения… И почему допрос? Какой-то вообще сумбур.

— Какой допрос? Олег, ты же сказал, придёт следователь.

— Не допрос, хорошо, я некорректно выразился, шеф. Придёт следователь по твою душу и по душу Вероники Игоревны. Причину столь выраженного интереса стражей порядка к вам я не знаю. Алексей Владимирович, вы же сами со следователем договорились на сегодня встретиться у вас дома.

— Вишний, что ты мне то выкаешь, то тыкаешь. Ты уже определись. Итак, голова гудит. Ещё и ты околесицу несёшь. То одно мелешь, то другое. И скажи-ка мне, милый зам, чего ты так резко охладел к моей жене? — Я поймал взгляд Олега и увидел в нём что-то доселе мне незнакомое: гнев, презрение, стыд, страх… Я не мог разобрать смятение эмоций, которые овладели Вишним. Хотя, конечно, мне могло только казаться. Как говорится: «У кого-то — журавли в небе, у кого-то — синицы в руках… А у кого-то, после вчерашней гулянки — дятлы в мозгах.»

— Алексей, ты с больной то головы на здоровую не перекладывай. Сам же тут наговорил такого про Веронику Игоревну… А у пьяного на языке то, что у трезвого на уме, как водится. Ты же знаешь, я за тебя любого порву, даже твою бывшую жену. Из-за неё у нас, кстати, сейчас рабочий процесс стопорится.

— Не помню. Ничего не помню. Олег, не знаю, что я и кому наговорил про Нику, забудь. Она кристально чистая. И не надо мне тут про застой рабочего процесса. Меня несколько дней нет на работе, ты что не в состоянии поддержать работу «Строй-Инвеста» как мой зам? Мне начать в тебе сомневаться и заменить? — Я начал трезветь, спасибо Вишнему, разозлил.

Я попытался восстановить по крупицам память. Следователь. Следователь. Точно. Я напился. Но вот только не сразу после встречи с адвокатом, как говорит Олег. А спустя пару дней. Сегодня 14 ноября, стало быть вторник. Встреча с адвокатами была 9 ноября в четверг. А на следующий день у меня была встреча по застройке офисного центра. Затем встреча по застройке жилого элитного комплекса в Подмосковье. В субботу я навещал маму… Это уже было 11 ноября. Я навещал маму, пробыл у неё почти до половины шестого вечера. Мама показывала мне свои обновки, которые ей подарила Вероника утром того же дня. Да, я не видел Нику с тех пор после разговора в «Пегасе», но ощущал её присутствие во всём: в семи нарядах, специально сшитых в её «Просто Я» для моей мамы, в запонках, которые она мне подарила, во вкусном борще, который я уплетал за обе щеки. Да Вероника приехала незадолго до меня к моей маме, привезла ей новые наряды, кастрюлю своего фирменного борща, диетические котлеты из курицы с кабачками и шлейф аромата своего любимого классического Poison Dior. Я готов был в тот момент последовать за этим шлейфом парфюма, как мыши тянутся за ароматом сыра, словно Рокки из «Чип и Дейл». Но это было невозможно. Где мне теперь было искать Нику? Я ровным счетом ничего не знал о её жизни. Я не знал её привычек, предпочтений в еде, музыку, которую она любила. Хотя нет, вот как раз о музыке кое-что знал. Моя любимая, теперь уже можно было не бояться пунктов брачного договора и называть Веронику «любимой», слушала музыку 80-х и 90-х. Слушала, это сильно сказано. Потому что я не разрешал ей слушать «такое старьё», старался расширить «музыкальный кругозор» Вероники современными тенденциями. Благо для этого были все финансовые возможности, и мы были завсегдатаями модных вечеринок со звёздами, сидели в вип-ложах на любых концертах, коих только хотела душа. Я уже молчу, что по соседству с нами на Рублёвке каждый второй дом — дом именитой модной певицы, певца или композитора. При чём здесь вообще музыка. Я вспомнил почти всё до сегодня… Почти, потому что с ночи субботы по сегодня я не помнил ничего. Пробел, провал, обнуление памяти. В этот момент раздался звонок в доме, пришёл нежданно и негаданно следователь. Как хорошо, что я хоть что-то вспомнил. Как оказалось, впоследствии мне это пригодилось.

— Проходите, уважаемый. Чего изволите чаю или кофе? Угоститесь нашей свежей домашней выпечкой? Ах, вашу верхнюю одежду давайте пожалуйста. — Я услышал, как заботливо кудахчет в прихожей Береслава. Что отвечал следователь, я не слышал. Меня одолело странное волнение, пока страж порядка шествовал следом за Береславой в гостиную. Я сидел в ожидании на том самом проклятом диване в стиле Барокко бирюзового цвета, будь он неладен. Да, сидел в ожидании, словно приговоренный ожидает исполнения своего приговора, верной казни. Надо было признать, что Вероника так надолго выбила меня из колеи, или это я начал стареть. Подумаешь, развод. Чёрт. Где они ходят столько времени?