Я закрыл личный дневник Вероники, посмотрел на её фотографию у себя на столе. После прочтения стало ещё горче на душе, губ коснулась соль непрошенных слёз. Я понимал, что занимаюсь самобичеванием, читая личный дневник Ники…читая всё, что она чувствовала с самого начала наших отношений. Это был чистой воды мазохизм. Мне бы сразу перейти в конец записей, где что-то могло быть сказано о событиях последних дней, месяцев или лет жизни моей жены. Но нет, меня тянуло в начало, к истокам записей Вероники. И пусть с каждой строчкой, написанной когда-то рукой любимой, я был словно судом пригвождён, но ощущал её присутствие, как будто говорил с ней живой снова. В пору было обращаться к маме Настеньки. Я набрал номер Марго: картина та же, лица те же. Теперь точно стоило начать волноваться. А то как-то за две недели мой мститель никого больше не укокошил, слишком уж тихо стало нынче в моей жизни. Только было я собрался набрать Лёвушкина, как мне позвонил «Неизвестный абонент».

— Алексей, добрый день! Это Михаил Пшеничный.

— Да, Михаил, приветствую! Чем обязан звонку?

— Даже не знаю, как вам и сказать.

— Мы вроде были на ты. Говори уже, как есть. Что стряслось?

— Ты не поверишь. Да я бы и сам не поверил в такое. Но… К нам в «Пегас» приходила сегодня Вероника и заказала тебе в офис доставку пирожных с бананом и маскарпоне и латте. — Я даже закашлялся от услышанного. Но не сильно удивился, потому что ждал какого-то трюка от своего мстителя. Получалось, что этот псих притаился за кулисами на две недели, отдохнул и снова вышел на авансцену.

— Могу внести поправку? К вам пришла не Вероника, а девушка, загримированная под Нику.

— Нет, Алексей, это определённо была именно твоя жена…самая настоящая Вероника. Можно загримировать человека под другого, сделать похожую прическу, подобрать одежду… Но походка, взгляд, движения. Я пришлю сейчас запись с камер, посмотри и убедись сам в достоверности моих слов. — Вот тут у меня уже побежал по спине неприятный холодок. Ведь я умом понимал, что шеф-повар «Пегаса» очень хорошо знает Нику, возможно, даже лучше, чем я знал собственную жену. И вообще этот серьёзный мужчина не стал бы мне рассказывать небылицы. Тогда что вообще происходит?

— Я ничего не понимаю. Но присылай видео.

— Заказ, кстати, должны уже доставить с минуты на минуту.

— Хорошо, Михаил, спасибо. А кто принимал заказ у моей воскресшей жены? Ты с ней сам говорил?

— Да. Я сам с ней говорил. Когда Вероника вошла в ресторан, то я даже перекрестился. Она со мной говорит, а я слова вымолвить не могу.

— И как она, не изменилась?

— Нет, разве что, в голосе какие-то новые интонации появились.

— Какие ещё интонации?

— Вероника говорила слегка надменно, громко, надрывно. Раньше же у неё был тихий, мелодичный, спокойный голос.

— Интересно, весьма интересно. Ещё раз благодарю за информацию, жду видео.

Я получил на почту видео от Михаила и настороженно начал смотреть. Осторожность стала ещё одной моей заклятой подругой в последние дни. Кажется, я боялся уже всего на свете, любого шороха, и от этого было невыносимо стыдно, скверно. Ведь я привык быть, образно говоря, хозяином жизни, мужиком, той самой каменной стеной, о которой любят судачить женщины. И мне теперь совершенно не претило вести себя как мальчишка, который ищет спасения за маминой юбкой, это ощутимо било по моему самолюбию и мужскому эго. Я и сам не понимал, как могу в тридцать семь лет так трусить?!

«Вероника смотрела прямо в камеру кафе, явно специально… При нашей последней встрече Ника была такая робкая, взволнованная, бледная и изрядно похудевшая, и я видел в ней не свою жену тогда, а лишь унылую тень. Женщина же на видео выглядела вполне здоровой, крепкой, слегка загорелой и смотрела явно на меня и с нескрываемым вызовом своими серо-голубыми глазами, её русые волосы непривычно для меня, обычно любимая завевала кудри, были выпрямлены, а макияж…что за вульгарность…любимая никогда не красила губы красной помадой, считая это моветоном для своего молодого возраста. И как на зло Вероника пришла…нет, этого не могло быть…моя якобы жена была одета в белый строгий костюм из жилета с вырезом на груди, расшитого пуговицами из жёлтого золота со вставками изумрудов, и укороченные прямые брюки со стрелками. Она выжидательно смотрела в камеру и стучала высоченными шпильками своих чёрных лакированных туфель. Её дорогие серёжки в тон пуговицам на жилете поблёскивали через призму экрана моего компьютера. Эта женщина-моя фиктивная жена выглядела точь-в-точь, как Анжелика…Анжелка будь она не ладна! Да, я тут же вспомнил наш последний разговор с…Никой, её поэтичную речь тогда об Анжелике: ведь любимая не говорила, а тихо кричала, словно раненая птица. Воскресшая Вероника делала всё напоказ…для меня, заведомо зная, что это пикантное видео непременно попадётся мне на глаза, можно было даже к бабке не ходить. Михаил Пшеничный верно заметил: Вероника действительно говорила надменно, с высока, демонстрируя, что она — эдакая барыня, которой прислуживает какой-то холоп… Моя Никуля никогда так не говорила с людьми, и она бы не стала принижать своего друга и шеф-повара некогда любимого ею «Пегаса», вообще кого-то принижать…Так себя мог вести я, но только не она…»

Что мне было думать? Одному Богу известно. Да, так невольно и становишься верующим, ибо неоткуда тебе ждать спасения и утешения, по крайней мере, когда тобой овладевают эмоции, то сначала ты не можешь сам понять ситуацию, найти ответ. Я не знал, как мне быть. Была ли на видео настоящая…моя Вероника…или её сыграла плохая актриса? Куда пропала Марго? Почему именно сейчас возникла эта якобы Ника? Тем временем пришёл курьер из «Пегаса» и принёс мои любимые пирожные с бананом и маскарпоне и латте. Пирожных было многовато для меня одного, я ограничился всего двумя, запил их замечательным латте, откинулся в своём кресле и даже на мгновение возблагодарил неизвестного мне психа или свою-чужую Нику за такие дары. Пирожных было много, и четырьмя из них я угостил Настеньку, ещё три с удовольствием употребил Вишня. И ничего не предвещало беды, я даже слегка успокоился, потерял бдительность. Но спустя полтора часа Насте стало плохо. Вишня залетел в мой кабинет, грубо матерясь, начал кричать:

— Это всё ты. Чёрт бы тебя побрал с твоей Никой. Теперь моя Настенька умрёт. Вы! Вы несёте смерть!

— Спокойно. Вишня, в чём дело? Объясни толком.

— Объяснить? Там Настенька после твоих пирожных умирает! У неё пена идёт изо рта, она вся трясётся, горит. Да я тебя за Настю! — Олег бросился на меня с кулаками, но уж больно жилистый был мой помощник, так что мог лишь по-детски по мне постучать своими кулачками. Мы вызвали скорую, полицию, я пытался, как мог, успокоить Вишню. И скорая, и полицейские приехали на удивление быстро. Но стремительнее всех к нам неожиданно пожаловала мама Настеньки.

— Алексей Корф, какого чёрта ты чуть не угробил мою дочь?! Да я тебя под суд отдам.

— Антонина Петровна, смените уж гнев на милость ради всего святого. В чём моя вина?

— Для тебя нет ничего святого, Корф. Уж я-то знаю! В чём твоя вина: а не тебя ли отравить хотел клоун?

— Антонина, вы знаете что-то про клоуна?

Я уже и думать забыл про неизвестного мне клоуна, как-то он эпизодически появился и исчез. Но теперь я начал припоминать…. Что там говорила Анжелика своему Баршаю?

«Пашенька, я не знаю, ничего не знаю. Я и лица его не видела! Он в маске клоуна был с розовым шариком на носу!»

Потом ещё этот клоун заявился ко мне домой. Я снова по крупицам восстанавливал ход развития событий.

Мои охранники тогда сказали, что на них напал некий мужчина в маске клоуна. Он перелез через забор и стал требовать выйти к нему меня. Охранники попытались его остановить и объяснить, что меня нет дома. И тогда клоун пригрозил, что я отвечу за всё и за убийство своей жены, и за то, что у этого клоуна увёл девушку. Какую девушку я увёл? У кого? Почему клоун всего пару раз всплыл в поле моего зрения и сразу бесследно исчез? При чём здесь мать Насти?