— Вот именно, Алёша. Мне было нужно веселье, лёгкие отношения, я резвился с Настенькой и снимал напряжение. Но…Настя стала меня напрягать. У неё явно с головой что-то… Не знаю, что, но проблемы с психикой определённо есть. И ведь мать у неё лечит как раз душевно больных, а дочь утихомирить не может.

— Подожди, подожди. Кого у Насти мать лечит? У неё же бедные пожилые родители. Настенька мне и фото их показывала.

— Ааа. Это те бабка с дедом, которых так и не нашли после очередных каникул с любимой внучкой Настей? Пётр и Агафья — родители матери Настеньки. Они себе тихо мирно поживали да добра наживали в деревне. Каждый год на лето к ним отправляли любимую внучку отдохнуть на свежем деревенском воздухе. Но однажды каникулы Насти в деревне закончились раз и навсегда. Тем летом мать отвезла её к Петру и Агафье, как обычно. Но не прошло и недели, как местный участковый нашёл Настеньку у реки всю в крови, а бабки с дедом след простыл. Так и не нашли ни живых, ни мёртвых Петра с Агафьей. А Настя наша с того дня почти год не говорила и ничего про то лето не помнит.

— Ты не хочешь ли мне сказать, что Настя сама убила своих бабушку и дедушку? Сколько ей было лет? Не мог же ребёнок взять и убить двух стариков, куда-то спрятать тела? Что за жесть? И кто мать Настеньки то?

— Ой, да не горячись ты так. Никто Настю не обвиняет. Но и кровь тогда откуда-то взялась на её одежде…много человеческой крови.

— Но ведь могли же по ДНК определить, чья на одежде кровь?

— Могли. Но перепуганный участковый сжёг от греха подальше Настину одежду. За всё время мирного и тихого существования той деревни это был вопиющий случай, прознай все про эту историю, шумихи бы было, да и Насте житья не дали однозначно. Представь сам? Пропали без вести два старейших жителя деревни, а их любимая внученька в окровавленной одежде гуляет по берегу реки.

— Полная жесть. Откуда ты знаешь эту историю?

— Так мне мать Настеньки рассказала, мы с ней как раз познакомились, когда у нашей милой секретарши случился очередной психоз. А ты ведь её знаешь, я видел Антонину у твоей палаты в день выписки.

Невысокая, подтянутая женщина лет сорока с волосами медового цвета, собранными в тугой высокий хвост, в дорогом медицинском халате, которая не сводила с меня своих васильковых глаз в обрамлении каштановых ресниц.

— Не может быть…Антонина Петровна — мать Насти? Но ведь у неё другая фамилия — Зорькина, а у матери Золотова?

— Про фамилии их я тебе ничего не скажу, не знаю таких подробностей. Но Антонина Петровна действительно — мать Насти и классный специалист в области психиатрии. Только своей дочери увы помочь не может. Но ты не подумай, Настенька не всегда душевно больная, иногда случаются вспышки ремиссии. Да и на работе её это ведь никак не отражается. Я надеюсь, ты теперь не собираешься уволить Настю?

— Олег, мог и не спрашивать. Я руковожу компанией и думаю в первую очередь мозгами, а уже потом проявляю свои чувства и личный интерес. Но мне не нравится эта история. Я пока не понимаю, что в ней не так. Допустим, ты ничего не говорил Насте про свои сны и Веронику. С чего тогда она вдруг заговорила про слободу?

— Может, видела вас там с Никой? Слобода же недалекой от той злосчастной деревни.

— Чего? Не бывает таких совпадений! Вот ведь верно говорят: меньше знаешь — крепче спишь.

— Шеф, сменим тему, у меня ещё две встречи сегодня. По новому жилищному комплексу всё идёт даже лучше, чем когда-либо, и мы вполне можем закончить строительство до оговоренного срока сдачи домов.

— Олег, хорошо, ступай, не задерживаю. Спасибо за ценную информацию.

Пытаешься, стараешься быть добрее к окружающим… Но как? Как в этом грёбаном мире можно быть хоть к кому-то добрее? Целых две недели я находился в состоянии смирения, покаяния и покоя. Нет, надо было всем и сразу меня вывезти из себя.

Я в который раз набрал номер Марго и чертыхнулся: «Абонент не отвечает или временно недоступен. Перезвоните позже.». Я начинал изрядно нервничать, то, злясь на себя и своё равнодушие к Марго, то на неё саму: «Тоже хороша, сама так и не проявилась за последнее время. Маргарита была гордячка, коих свет давно не видывал.». Это её необузданная гордость, ребяческая, глупая могли довести до греха, подливая масло в разгоревшийся не на шутку огонь случившихся событий. Я явственно понимал, что с фрау Ротенберг могло случиться всё…что угодно. И если бы её захотели убрать, то никакая программа по защите свидетелей не помогла здесь. Подобные умозаключения не прибавляли мне бодрости духа, и меня бросало то в жар, то в холод от переживаний. Я решил подождать ещё час и поручил Настеньке задание: дозвониться до Маргариты Эдуардовны. Мне оставалось только ждать, время снова работало или за, или против меня. За последний месяц время стало моим главным мерилом в жизни, моим лучшим другом и главным врагом. Время словно на незримых весах качалось, то перевешивая чашу удачи и спасения, то чашу погибели и горестей, сохраняя при этом природный баланс. Ведь после смерти всегда следует рождение, после расставания новая встреча, после дождя радуга.

И я стал ждать. Перед глазами начали собираться в единый большой паззл миллионы фрагментов, событий, фраз, встреч…паззл моей жизни. Единственное, что я твёрдо и чётко понимал сию минуту, что в этом паззле моей жизни крайне не хватает для полноты реальности картины фрагментов с Вероникой и её убийством. Я снова и опять задавался вопросом, тысячами вопросов: «Куда пропало тело Ники? Куда пропала Береслава? Кто этот клоун? Кто та рыжая? Была ли Мила или Миледи? Какая связь между Настей, слободой и её мамой Антониной? Какого чёрта Марго не на связи весь день? А ведёт ли ещё Лёвушкин расследование или уже сдался?». Вопросы были одни и те же, что и почти месяц назад, их стало даже больше. А ответа не появилось за это время ни одного. Я то бегал, то медленно шёл по кругу, словно заведённый модный домашний хомячок для какого-то несмышлёного мальчика. И как у любого такого хомячка…мой век мог быть короток. Потом вот возьмут и купят новую домашнюю зверюшку. Кто-то явно хотел меня устранить, но делал это плавно, словно смакуя удовольствие, издеваясь надо мной, моими близкими, пугая меня. Ещё я чётко понимал, что не перешёл никому в жизни настолько дорогу, чтобы меня жаждали устранить, убить любимую Веронику. За всем этим явно стоял какой-то…псих…влиятельный и безмерно богатый человек, но псих. Был ли среди моего окружения такой персонаж? Я не знал. Психи ведь всегда хорошо шифруются, взять хотя бы Настеньку. Не скажи мне Вишня про Настю и её болезнь, я продолжал бы считать свою секретаршу просто взбалмошной и недалекой. Я вспомнил про личный дневник своей фиктивной жены и решил попробовать найти ответы там. Если Ника знала, что её убьют, она могла об этом написать в своём личном дневнике. Я вытащил из нижнего ящика своего рабочего стола небольшой блокнот голубого цвета с переливающимися блестящими звёздами на нём и начал читать…

«7 ноября 2008 г. У меня никогда не было подруг. Я слишком рано повзрослела. Да, и какие могут быть подруги с такой бабушкой? «Бабушка»… При воспоминаниях об этой женщине меня бросает в дрожь, сразу хочется куда-то далеко убежать, спрятаться, скрыться. «Бабушки» давно нет в живых, но даже сейчас я испытываю страх со смесью неприязни к ней. Нет, у меня были временами «подруги», но всё сошло на нет. Почему-то в любой такой дружбе я была на вторых ролях. А роль главной подруги доставалась другим. Я была хорошей жилеткой, в которую можно поплакаться, эдаким источником энергии и хорошего настроения, который всегда подбодрит, зарядит, согреет. Так одна моя подруга «дружила» со мной только, когда у неё что-то случалось не так, то работа не нравится, то отдых не удался, последней каплей, переполнившей чашу моего «дружеского ангельского» терпения, стали её отношения с пятидесятилетним мужиком с тремя браками за плечами, который отказывался жениться на моей «подруге». Помню, был день похорон бабушки, не самое приятное событие в жизни. И вот в моей жизни царит траур, отцу плохо, в воздухе витает запах корвалола, словно шум водопада раздирает всё вокруг общий бич рыданий. А мне снова звонит «любимая подруга», чтобы пожаловаться на своего престарелого «жениха». К тому времени я уже прекрасно поняла, что никакая у нас не дружба. Я надеялась хотя бы на моральную поддержку в «такой» день. Но «подруга» не дала мне вставить и слова, зато сама говорила без умолку, как варит «ему» борщи, как оставила у «него» в ванной зубную щетку, как устраивает романтические вечера, а «он» никак не хочет не то, что жениться на «ней», а вообще серьёзных отношений. Я всё слушала, слушала подругу, успокаивала, пыталась поддержать… С тех пор мы с ней больше не общались, я с ней больше не общалась. Но это во взрослой жизни уже было. А началось то всё в детстве. Детская дружба подразумевает совместные празднования Дней Рождений, 8 марта, 23 февраля, Нового года, а ещё прогулки после школы и походы друг другу в гости на чаепитие. Я себе такого удовольствия с моей «бабушкой» позволить не могла. Нет, пару раз я как-то приглашала «друзей» в гости, при них «бабушка» была сама любезность, даже широко накрывала на стол, как и полагается любой бабушке, с вареньем, пирогами. Зато после я получала по полной за визит непрошенных гостей. Долго потом у меня болели руки от ударов ремня, и приходилось носить закрытую одежду, чтобы скрыть от посторонних глаз синяки. Странно, но только сейчас в свои двадцать три года я задаюсь вопросом, а почему же мой любимый папа не пытался меня защитить от бабушки? В детстве как-то и без этого хватало вопросов без ответов. Наверное, мы всегда приходим рано или поздно туда, откуда всё началось. Вот и мой спаситель оказался отнюдь не таким, каким… А, собственно, каким я ожидала, что он будет? Наверное, единственное, чего я от него хотела в тот миг нашей встречи под Лужковым мостом — это отогреться и перестать бояться. Нет, видит Бог, я не ждала от него ничего, не строила иллюзий. Но отдаленно я думала, что со временем Алексей Владимирович Корф станет мне хотя бы другом, с которым мы будем делить горе и радости на двоих. Странно, наверное, звучит, что я говорю про мужа, надеясь с ним не на любовь и нежность, а на дружбу. Но о любви речи и быть не могло. За месяц, что я живу у Алексея, поняла, что он никого не любит, кроме себя. Нет, у него много достоинств. По крайней мере, чтобы оставаться с ним дальше «вместе», я ищу у Корфа новые достоинства, иначе на долго меня не хватит. Но я сделала свой выбор тогда…5 октября 2008 г… Выбор уйти из прошлой жизни с Ниной и отцом в новую жизнь с Алексеем. Конечно, я бы ещё трижды согласилась выйти замуж за Корфа. Более того, к своему сожалению, я понимаю, что влюбляюсь в него. Это какое-то безумие, особенно, если учесть, что Алексей вот уже две недели неустанно попрекает меня брачным договором. Ему кажется, что я всё делаю не так и нарушаю все пункты этого мерзкого брачного договора. Я влюбляюсь в своего фиктивного мужа и уже не фиктивно начинаю его опасаться. Да, каждый раз я с замиранием сердца жду, что Алексей снова упрекнёт меня каким-нибудь пунктом брачного договора. Я даже выучила все пункты этого проклятого брачного договора. Выучила наизусть! Только мой фиктивный муж придумывает для себя новые пункты, которых не было и нет. Но разве я могу перечить своему спасителю? Конечно, нет. Или да? Рано или поздно всё встанет на свои места. Всё обязательно встанет на свои места.»