— День добрый, Алексей Владимирович. — И страж порядка хмуро кивнул Олегу в знак приветствия. — Какой у вас интересный рояль.

— Приветствуем вас, товарищ следователь. — Вишня пожал следователю руку и лукаво улыбнулся. — Позвольте представиться, друг семьи и заместитель Алексея Владимировича — Вишний Олег Юрьевич. Алексей Владимирович, пришли по вашу душу.

Хорошо, что следователь по ошибке направился к Олегу. У меня как раз появилось время разглядеть сия карателя преступности. Где-то я его уже видел. Уж больно знакомое лицо. Выразительный профиль, проникновенный взгляд глаз, то ли тёмно-карих, то ли тёмно-синих, так как в гостиной было темно, я плохо видел на расстоянии. Ямочки на щеках, высокий лоб, чёрные волосы, острый подбородок, и губы…такие, словно, нарисованные, изящные, красивые, растягивающиеся в хитрую и в то же время милую улыбку, очень обманчивую. Береслава, видимо от волнения, с несвойственным ей грохотом расставляла чашки с чаем на столик в гостиной, раскладывала разные маленькие пирожные на блюдца, при виде которых, меня снова замутило. А я продолжал жадно впиваться взглядом в лицо следователя и во весь его облик, дабы составить характеристику новому заманчивому персонажу в пьесе моей жизни: драповый классический пиджак дымчато-чёрного цвета, застёгнутый на одну верхнюю пуговицу, поверх полуприлегающей к телу водолазки с высоким воротником-стойкой глубокого красно-коричневого цвета, прямые джинсы синего цвета с редкими потёртостями, замшевые ретро-туфли на шнуровке каштаново-коричневого цвета и старинные часы на левой руке от Audemars Piguet…

Я не мог не заметить этот антикварный шедевр часового производства! Одни из самых, я бы сказал, древних восхитительных работ ювелирного дома Audemars Piguet. Хотя на механизме часов и не было соответствующей маркировки, конструкция и оформление указывали только на принадлежность к авторству Audemars Piguet. Оригинальный серебряный циферблат с золотыми аппликациями ручной работы, рельефные золотые римские цифры, золотые комбинированные стрелки с кончиками тёмно-синего оттенка воронения, ремешок из коричневой кожи аллигатора с крупными квадратными чешуйками и выполненной вручную строчкой, минеральные чуть выпуклые стёкла, ручная резьба фасада…и, конечно, миниатюрный механизм с функцией четвертного боя…! Я уже однажды видел эти самые часы — они оставили неизгладимый след в моей душе, впечатлили своей изысканностью, проникновенностью духом времени, истинным благородством и…исключительной дороговизной, оправданной дороговизной. Это случилось на заре становления «Строй-Инвеста», и тогда я не смог себе позволить купить сию драгоценность. Моё молчание не могло больше затягиваться, надо было начинать нашу со следователем беседу.

— Здравствуйте, да, я Алексей Владимирович. Рояль у нас и правда интересный, супруге делали на заказ под наш бирюзовый диван в стиле Барокко, специально в цвете слоновой кости с позолотой и инкрустированием бирюзовой крошки.

— Лёвушкин Илларион Львович, майор полиции МВД, начальник следственного отдела. — И майор полиции учтиво мне поклонился. — Позвольте вам задать несколько вопросов, Алексей Владимирович.

— Да, конечно, можно просто Алексей. И чем же я обязан столь пристальному вниманию со стороны майора полиции? Почему не прислали какого-нибудь лейтенантика? — Я пытался как-то разрядить обстановку. Но, видимо, зря. А меня прямо распирало от смеха, как Лёвушкин да ещё Илларион мог стать майором? Этот когда-то неуверенный в себе недотёпа превратился в какого-то полицейского с обложки журнала. Я наконец-то вспомнил, откуда мне было знакомо лицо следователя. Это он, ещё будучи молодым лейтенантом, вёл тогда моё дело об экономических махинациях с хищением. И доведи он дело до логического конца, в котором я сижу за решёткой в темнице сырой, ему бы дали звезду на погоны… А получилось всё почти наоборот. Сашка то Вяземский меня от сумы и от тюрьмы спас тогда, а у малого лейтенанта Лёвушкина из-за этого чуть звёзды не отняли. Теперь уже совсем не молодой Илларион Львович, теперь уже вовсе не неопытный лейтенант сурово смотрел на меня, и, казалось, тоже что-то угадывал теперь во мне, пристально вглядываясь в моё лицо. Мне, итак, было дурно, а тут ещё такая угнетающая обстановка. Майор Лёвушкин как бы жестом руки спросил у меня разрешения сесть напротив в кресло, которое дополняло такой любимый Вероникой бирюзовый диван, и серьёзным тоном, не терпящим лишних вопросов и моих смешливых комментариях, заговорил.

— Алексей, мы могли бы вас вызвать в отделение на допрос. Но поскольку, нам было ещё необходимо пересмотреть записи с камер видеонаблюдения вашего дома, ознакомиться с вещами Вероники Игоревны, то я предпочёл беседовать с вами непосредственно у вас дома. Вы правы, у нас в отделе хорошие и лейтенанты, и замечательный капитан, но данное дело слишком серьёзное, к тому же высока вероятность причастности «больших» людей, поэтому я веду его сам. Да и велико было желание снова увидеть человека, который когда-то умело откупился от закона и чуть не лишил меня не то, что звания, а работы в органах вообще. Знаете, с тех пор я стал ещё более рьяным в вопросах честного ведения дел и строгого присуждения меры наказания преступникам.

Ника как-то обратила внимание, что я часто озвучиваю свою мысль несколько раз или повторяю конец фразы человека, с которым веду диалог. Сам не знаю, почему, то ли, чтобы утвердиться в том или ином умозаключении, разговоре, то ли…чтобы не забыть. Вот и сейчас, я как обычно начал отвечать майору Лёвушкину с конца его же речи. Я вообще на самом деле тогда мало, что понимал. Я дожил до таких лет, но в моей голове никак не складывались в единую картину мира эти обрывки фраз, не связанные между собой никак: «ознакомиться с вещами Вероники Игоревны», «высока вероятность причастности «больших» людей», «вас вызвать в отделение на допрос». Вишний тоже удивлённо смотрел на меня и держал наготове трубку мобильного телефона, думаю, мы оба понимали, что в любой момент понадобится снова звонить моему адвокату Вяземскому…

— Строгого присуждения меры наказания преступникам…Илларион Львович, право, я плохо вас понимаю. Какая связь между моей супругой, вашим делом с замешанными в нём «большими» людьми и камерами видеонаблюдения моего дома. Позвольте прояснить ситуацию. — Я постарался избежать всех этих частиц «не»: не знаю, не понимаю, вы же меня не обвиняете в чём-то. Мне нужно было проявить самообладание и твёрдо стоять на своём. Хотя я каждой клеточкой тела трясся и чувствовал, что моя скромная персона под подозрением. А раз майор Лёвушкин помнит меня и затаил злобу, стало быть, и без дополнительных осмотров для себя он уже решил мою судьбу.

— Алексей, ещё раз повторюсь, я честно веду дела, поэтому наши с вами прошлые расхождения во взглядах останутся в прошлом. И в отношении вас я буду вести дело непредвзято. Так, Олег Юрьевич, либо вы покидаете данное помещение, и мы вас допросим отдельно после. Либо положите свой мобильный телефон на рояль. Что вы там постоянно набираете, записываете допрос? — Я видел, как Вишня превращается в вишнёвое желе и трясётся от страха, как робко отодвигает от себя мобильный, как нервно сглатывает, как кладёт руки себе на колени. Я видел и понимал, что путей отступа у меня нет. А майор тем временем продолжил. — Вот и славно. Алексей, договоримся так: я задаю вопрос — вы отвечаете. Всё чётко, ясно, по пунктам. У меня нет времени лить воду, полагаю, вы также бережёте своё время. Итак, где вы были в субботу 11 ноября в промежуток времени с 21:00 до 00:00?

— Товарищ майор, честно, так честно. Я не помню и не знаю, где находился в это время. В субботу 11 ноября я почти до половины шестого вечера пробыл у своей мамы, а после где-то напился из-за развода с супругой. Следующие два дня я также не помню.

— Вот как. Напились из-за развода. Вы же пока не развелись со своей супругой, может, ещё помиритесь?

— Примирение совершенно невозможно, стало слишком поздно.