— Глаза Чарма у тебя работают? — Котяра вытянул шею, пытаясь найти путь к верхним этажам. — Гоблинов обнаружить сможем?

— Их здесь нет. — Она показала ему кристалл, лежащий у нее на ладони. — По крайней мере — уже нет. Видишь паутину вон там, в углу?

Он вгляделся глубже в черный кристалл и различил свод склоненных балок, опутанных паутиной.

— Это гнездо пауков?

— Нет, это след гоблинов.

— Пойдем туда.

Глаз Чарма провел их по укрытым ржавчиной камням, упавшим с высокого потолка.

— Призраки, — сказала Изра с резкой ноткой страха в голосе. — Это фантомы древних чародеев, которые живут в этих руинах за счет жара крови живых — растений, жаб… и людей, если они попадаются.

Между упавшими антаблементами и сломанными колоннами виднелся зеленый эфир древних мертвецов. Невесомые тени клубились в едкой вони, точно взвивающиеся струйки дыма. К живым потянулись руки, похожие на щупальца, горестные опустошенные голоса затянули гипнотический распев. Котяра ощутил, как от этого пения напрягаются испуганные мышцы, парализуя его, чтобы эти прокаженные тени собрались вокруг его жара крови и начали пиршество.

Изра ударила целебным опалом между обломками камней, и призраки бросились к осколкам амулета, жаждая поглотить его Чарм. Пока они пировали, ведьма и Котяра сбежали в лес покосившихся и упавших колонн. По дороге ведьма разбила еще два опала, чтобы задержать призраков.

Перед фасадом какого-то строения, где бледные каменные колонны держали фриз с иероглифами, оказалась широкая лестница. Разбитые каменные ступени вели вниз, в сводчатый подвал, усыпанный щебнем. Среди развалившихся блоков каменной кладки отыскалось брошенное гнездо. Стены были покрыты толстым налетом.

Котяра взял пушистый клубок паутины и, заглянув внутрь, нашел оболочку яйца.

— Что это за дрянь? — Хрупкая скорлупа лопнула в его руках, испустив млечный сок. — Это они сделали?

— Выделения их тел. — Изра осмотрела купол, ища трещины, и нашла свищ, заплетенный жгутом лиан. — Они поглощают Чарм из света Извечной Звезды. То, что ты держишь, — извергаемые ими токсины, фекалии.

Котяра бросил клубок и отступил.

— Ни хрена себе! А выглядит, как живое.

— Оно и было живое. — Изра пнула мешки ногой, и они сплющились, распыхтевшись от пыли. — Гоблины — из более горячей реальности. Даже их отбросы берут часть высокой энергии и живут. Но не как разумные существа. Скорее как амебы. А эти сплетенные паутины гоблины используют для направленной телепатии. Изощренная геометрия их форм создает антенну для широкого вещания их воли. И те, кто слышит, должны повиноваться, ибо мы для них как фантомы, и они с точки зрения призраков — сильные чародеи.

— И куда они отсюда направились?

Искривленное лицо Изры сжалось.

— Я не знаю. Похоже, что они уже довольно давно отсюда исчезли. Нам бы лучше тоже убраться — пока призраки на нас не насели.

Они полезли наверх по неровным каменным плитам, но не успели подняться к дневному свету, к изумрудному блеску джунглей, как на них упала длинная тень человека. Котяра успел поднять голову и увидеть летящее в него лезвие — слишком близко, чтобы уклониться. Резкий удар оттолкнул его в сторону, и вертящийся нож воткнулся в горло Изры. Рукоятка торчала в ее шее с одной стороны, а с другой вылезло металлическое острие. Глаза, из которых ушла жизнь, смотрели на Котяру с маски из шрамов.

Когда Котяра поднял глаза, киллера уже не было. Ошеломленный умелостью его действий, Котяра положил Изру среди упавших блоков кладки. Сердце его дико стучало. Он потянулся к ножу, висевшему у Изры на бедре, и тут снизу запел металлический бич, впиваясь ему в ногу. Киллер успел спуститься на уступ ниже, настолько быстро, что Котяру испугала иррациональная мысль, уж не призрак ли он. Виток бича натянулся, дернулся, и Котяра упал.

Н’драто возник из щели между камнями, всем весом налегая на металлический аркан. Зверочеловек вытаращился на него и зарычал. Убийца в ответ улыбнулся, что еще сильнее разозлило зверя. Он схватился за металлическую петлю и потянул к себе, и тогда убийца отпустил ее.

Котяра полетел назад, по наклонным неровным камням, и упал как раз так, как планировал убийца. Он повернулся в воздухе и успел увидеть эту лужу перед тем, как плюхнуться. Беспомощно бултыхался он в ней, размахивая когтями, шлепая по тяжелой густой жидкости. Не успел он выползти из этого глинистого раствора, как перед ним мелькнул кинжал, убивший Изру, острый край лезвия тяжело ударил его между глаз, раскалывая череп.

Н’драто металлической петлей вытащил труп из густой жидкости и быстро осмотрел мертвого зверя. Нож вошел достаточно далеко, проникая в мозг, и зеленые глаза на зверином лице скосились, будто хотели рассмотреть клинок, разваливший череп. Н’драто выдернул оружие и обтер его о синий мех на груди мертвеца. Потом, обернув металлической проволокой лодыжки Котяры, он поволок труп за собой.

Мэри быстро шла к югу. Хватка Октоберленда не ослабевала, и Мэри знала, что ей не уйти. Но она твердо решила защитить Буля, волшебное существо, которое лишилось волшебства, возвратив ей молодость. К середине утра она выбралась из леса обратно на дорогу и на попутном лесовозе добралась до хайвея.

Полдень застал ее в прохладной ауре осени на полустанке, где жар струился над рельсами и дрожал в далеком воздухе. Какая-то деревенская семья в хилой тени навеса платформы косилась на молодую женщину, стоящую на безжалостном солнцепеке: ветер шевелил каштановые пряди, и осенние листья кружились возле ее туристских ботинок.

В пассажирском вагоне с кондиционером прохладная аура, окружавшая Мэри, была не так заметна, но аромат вереска и серого тумана вызвал улыбку у проводника и какое-то приятное чувство у рядом сидящих пассажиров. Мэри взяла билет до Торонто, где собиралась сесть на самолет в Нью-Йорк. Ее разум продолжал предлагать правдоподобные гипотезы, научные объяснения Бульдога и новой реальности, которая ее поглотила.

«Все творение есть энергия, — думала она про себя. — Это еще Эйнштейн показал. Миры Извечной Звезды — это энергия первых мгновений вселенной. Они горячи и очень малы по сравнению с нашими. Но во многом они похожи на наши. Или, наверное, это мы похожи на них. Мы — теневые миры их света. Очевидно, здесь, на Темном Берегу, недостаточно горячо для драконов, кобольдов, гиппогрифов и гоблинов — всех этих созданий Чарма. Но наши миры все же теневые контуры их реальности».

Эти теоретические построения занимали ее в первые часы долгой поездки. Но в конце концов стук колес, покачивание вагона и зеленое однообразие пейзажа убаюкали Мэри и ее тревоги о том, что она будет делать, когда предстанет перед Ноксом, и Мэри заснула.

Чем темнее ночь, тем ярче звезды — и самая темная ночь открылась перед ней во сне: ночь Бездны. Световые точки уходили во все стороны бесконечной пустоты — несвязанные линии безумия, никуда не ведущие.

Никуда — до тех пор, пока Мэри во сне не освободилась от плоскости галактики и увидела, как с виду беспорядочное нагромождение звезд складывается в огромное колесо, и темнота охватывает широкий водоворот света.

Она поднялась еще выше — в более широкую тьму. Теперь галактика и все ближайшие спиральные и шаровидные скопления звезд казались ледяными хлопьями, беспорядочной снежной пылью. Мэри парила во сне, сквозь густеющие скопления галактик. Тьма, где не было ни пылинки света, подавляла, и Мэри уже думала, что сон окончен, когда еще одна волна галактического тумана захлестнула ее.

Унесенная сном на самые вершины Бездны, она глядела на рукава галактик, как дым благовоний расходящихся струями в разделяющую их темноту. Вся вселенная лежала у нее под ногами — яма глубиной в пятнадцать миллиардов лет.

И когда Мэри повернулась, ей предстало ни с чем не сравнимое сияние Извечной Звезды. Серебряный свет ослепил глаза, и кафедральный собор времени сам собой построился из пылающего сияния раньше, чем Мэри успела отвернуться. Арки звездного дыма накрыли сводами ниши темноты, откуда сверкали планеты.