Снова беспокойный шепот прошел по толпе, и снова Нокс грохнул посохом об пол.

— Я до сих пор этого не делал, потому что не было нужды ломать наш круг. Но сейчас особенный момент. И волшебство, которое я вам покажу, вы никогда раньше не видели.

Нокс прислонил посох к алтарю и полез в мерзкого вида урну, стоящую на тарелке кованого коричневого металла. Оттуда он вытащил иглу длиной с палец, покрытую черной смолистой слизью.

— Мне нужен жар крови. — Он повернулся на пятках, показывая кругу капающую ядом иглу. — Мне нужна сила, чтобы притянуть к себе Бульдога. Кто даст мне жар своей крови?

— Не разрушай круг, хозяин, — взмолился Скорпион. — Давай мы вытанцуем дьявола и этот жар пустим в твое заклинание.

— Нет. — Нокс положил иглу на алтарь между двумя толстыми черными свечами. — Ни один танец не вызовет дьявола достаточно сильного, чтобы привести Бульдога. Он — существо из реальности более горячей. Мне нужен прямой жар крови, ничем другим этого зверочеловека не достать. Кто согласен отдавать мне за все, что отдал я вам? Кто?

Никто не шевельнулся, но Телец заскулила, потому что хозяин глядел прямо на нее.

— Я еще слишком молода, — стала она протестовать. — Я тебе служила всего только двадцать лет, я могу прослужить еще двадцать, я знаю, что могу.

Череп Нокса осклабился, показав мелкие разноцветные зубы.

— Двадцать лет полного здоровья. Двадцать лет удовлетворения любого каприза. В чем тебе было отказано? И почему ты теперь отказываешь мне?

— Есть другие, которые служили тебе дольше! — Телец таращила глаза, пытаясь его убедить. — Возьми одного из них! Возьми Близнецов! Возьми Льва! Они уже тридцать и сорок лет наслаждаются твоими дарами!

— Но они не усомнились в моем праве брать жар их крови. — Правой рукой он поднял с алтаря отравленную иглу. — Я со всеми вами был щедр. Деньги, положение, здоровье, свобода от потерь у вас и ваших близких. Кто бы дал вам это все, если не я?

— Хозяин, я прошу прощения! — Телец прижалась лбом к доскам пола, и когда она подняла голову, на щеках ее блестели бисерины слез и пота. — Ты был щедр. Но я еще очень молода. Возьми кого-нибудь из старших, не меня.

— Я могу взять из вас кого хочу и когда хочу! — Улыбка, исказившая распадающееся лицо Нокса, превратилась в гневную гримасу призрака. — Никто из вас не приведен в круг силой. Все служат, понимая, что жар их крови принадлежит мне. Кто-нибудь не согласен?

Круг молчал.

— Вот и хорошо.

Нокс направил заостренную смерть на Тельца, и рот женщины раскрылся в беззвучной горестной мольбе. И тут дернулась рука Нокса, игла полетела через плечо и вонзилась в глаз ни о чем не подозревающей Деве. Самая младшая в ковене, двадцатилетняя женщина с льняными волосами, свалилась навзничь, пару раз дернулась и застыла.

— Быстро, не правда ли? Милосердно быстро. — Нокс оглядел круг озабоченным взглядом. — А теперь и надо быстро, пока не ушел жар крови. Он нам нужен, чтобы призвать спутницу Бульдога — пусть займет место в нашем круге.

Лев и Весы смотрели, раскрыв рты, на лежащую между ними мертвую женщину.

— Не надо за нее переживать, — посоветовал Нокс, шагнув к покойнице и опускаясь возле нее на колени с коричневым металлическим блюдом в руке. — За четыре года, которые она мне служила, она овладела силой исцелять любого, кого касалась, и касалась она многих сотен, которых избавила от страданий и верной смерти. Я уверен, она бы не пожадничала для меня на жар своей крови.

Нокс вытащил иглу из пробитого глаза, и за ней вышла эффлювиальная нить пылающего жара крови. Эту нить Нокс намотал на иглу, потом выложил трепещущую эктоплазму в металлическое блюдо, чтобы снова погрузить иглу в пронзенный глаз и вытащить еще немного сияющей силы жизни, и при этом на лице у него была улыбка мумии.

Бульдог проснулся, и собственное лицо ощущалось как-то странно. Он сел среди перистой травы, так быстро колышущейся на ветру, что на миг ее движение показалось иным языком, иным родом речи. На фоне затянутого ватой неба стояла Мэри Феликс, обладающая красотой юности, и он смотрел на нее с бесстрастным вниманием, отмечая волну каштановых волос, бледную кожу, подрумяненную на руках, где кончались закатанные рукава клетчатой рубашки. Солнце подсветило ей лоб и щеки, и веснушчатое лицо казалось ярким, точно под бременем пламени.

— Я заснул. — Бульдог застонал, вставая. — Что с нами было? Я не помню.

Мэри повернулась к нему лицом, темные глаза блеснули слезами.

— Я знаю, кто ты.

Бульдог наклонился к ней:

— Кто? Кто я?

— Ты человек со звериными метками, с Ирта. — Она прикусила губу и слегка покачала головой. — Ты ничего не помнишь?

Он покачал головой одновременно с ней.

— Ирт — это место, откуда ты родом. Планета на краю Бездны. Тебе эти названия ничего не говорят? — Она вглядывалась в его лицо, ища признаки воспоминания, но оранжевые глаза смотрели на нее из костных ям, затуманенные непониманием. — Бездна — это пропасть, отделяющая Светлые Миры от Темного Берега, где мы с тобой сейчас находимся. — Она нахмурилась, увидев, что он не помнит. — Теперь я это знаю. Твое волшебство перенесло всю твою память в меня.

— Мое волшебство. — Бульдог посмотрел на свои тяжелые руки с черными ладонями и мохнатыми кистями. — Какое волшебство?

— Ты родом из… — Она взяла его руки в свои. — Из далеких-далеких времен. Из начала всего. Твой мир создан не из этого холодного вещества, но из света. Когда ты упал сюда вместе с другими — Котярой и Джиоти… — Снова она попыталась увидеть вспышку узнавания в его глазах, но не увидела ничего. — Ты упал в эту тень своих родных миров из света. У тебя есть сила лепить наши тени — наш мир.

Бульдог прищурился, пытаясь понять.

— Почему же я не могу заставить себя вспомнить?

— Тебе легче лепить тени, нежели свой собственный свет.

Мэри держала его руки, зная, кто он, и чувствовала ветер в собственных жилах, будто сейчас улетит раньше, чем все это случилось, но все же это должно будет случиться. В прошлой жизни она настолько привыкла к рациональным размышлениям, к научному образу мыслей, что все это казалось ей более чем нереальным. Это просто разрушало ее личность.

Она была готова доказывать существование саскватчей, но то, что ей открылось, отрицало все ее предыдущие убеждения относительно самого понятия существования. Она все еще хотела разобраться, что же сделало ее молодой, что наполнило ее знаниями иных миров, — и все-таки она была убеждена, что никогда этого не узнает. Она ощущала глубину, уходящую далеко за пределы слабого света ее разума, историю, которая не уместится в мозгу.

— Твои друзья ушли, вернулись на Ирт, — говорила она. — Пока они были здесь, почитатель дьявола Даппи Хоб подчинил их себе и не дал использовать их волшебную силу. Но его тоже больше нет — он взят обратно на Ирт и убит в Габагалусе.

— Откуда ты все это знаешь? — Бульдог стиснул ее руки, будто хотел выдавить из нее знание. — А я был с ними, пока они не вернулись обратно?

— Нет — этого нет в твоих воспоминаниях. — Она склонила голову и посмотрела на бьющий сквозь хвою солнечный свет, потом снова повернулась к нему. — Твое присутствие привлекло внимание одного мага с Темного Берега, Нокса. Он очень стар, и он хочет, чтобы ты омолодил его, как омолодил меня.

Бульдог прищурился сильнее:

— Этот маг — Нокс — он пришел к тебе?

— Когда ты спал, он пришел ко мне в виде фантома. — Вздохнув, она выпустила руки Бульдога. — Он наложил на меня чары. Тобой он управлять не может, ты слишком для него силен. Но даже сейчас, пока мы говорим, он плетет мерзкое заклятие, чтобы притянуть меня к себе. Я не смогу сопротивляться. А если ты попробуешь помешать ему волшебством, я погибну.

— Тогда мы пойдем к нему вместе. — Бульдог стряхнул с себя нерешительность. — Я его сделаю молодым. Где он?

— Бульдог, это будет не так просто. Есть еще кое-что. — Она беспомощно подняла руки. — Есть гоблины.