— Хранителем Гнилого Болота, отшельником в топях среди Рифовых Островов Нхэта. — Он притянул ее поближе и вдохнул коричный запах ее собольих волос. — Твоя любовь привела меня туда, где мы сейчас. Ты сделала меня маркграфом. Но между нами и «Шахтами Бульдога» любви нет. Они ставят на нас деньги, и Овери Скарн вскорости здесь появится инструктировать нас, какие первые эдикты она хочет от нас получить — на благо своих предприятий.

— Да, Овери Скарн. — Голос Шаи стад задумчив, и она, подвинувшись плотнее, уютно потерлась о Поча спиной. — Милый, милый Поч. Как ты думаешь, что хочет сказать отрывок, когда сообщает нам, что «Любящие ждут поступи Охотника и едят из его руки»? Можешь сообразить?

— Я, знаешь ли, сын маркграфа. — Он подтянул Шаи к кровати и сел, устроив ее у себя на коленях. — Пусть я для тебя дурачок, но необразованным меня не назовешь. — Он стал подбрасывать ее на коленях. — Охотник с большой буквы означает смерть. А любящие едят с его руки, потому что они — его ищейки, ведущие хозяина к добыче. А добыча смерти — ну, это то, что получается от любви — младенцы, дети, ибо все, что рождено, должно рано или поздно умереть.

Она повалила его на кровать и села верхом.

— Да, ты отлично понимаешь этот отрывок.

— Ты — ты что, предлагаешь мне убить Овери Скарн? — Поч, пораженный этой ужасной мыслью, приподнялся на локтях.

— Ой, что за порочный разум! — Она рассмеялась и толкнула его обратно на кровать. — Нет. Я тебе не предлагаю никого убивать. Ты — маркграф. Для тебя убивают другие. Я только сказала, что есть власть посильнее денег. Чарм, любовь, смерть.

В дверь постучали.

— Это она! — Поч спихнул с себя Шаи Малиа и вскочил на ноги, оправляя смятые штаны и приводя амулеты в порядок. — Войдите!

У двери стоял мускулистый охранник в красно-золотом геральдическом мундире стражи замка, а рядом с ним — деревянный бочонок с темными латунными обручами и зубчатыми заклепками.

— Госпожа Малиа просила доставить этот предмет, как только он прибудет.

— Внесите, — приказала Шаи Малиа, не вставая с постели. — Поставьте в середине комнаты и можете быть свободны.

Охранник выполнил команду, и как только дверь за ним закрылась, она вскочила с кровати. Поч придержал ее и показал туда, где на бочке было написано место отправления: Нхэт.

— Наверное, от твоей тетки — заклинательницы. — Он в сомнении покачал головой. — Пусть ее откроют чармоделы. Может, там что-то зачарованное.

Шаи Малиа оттолкнула его в сторону, закатив глаза к небу.

— Ты повсюду видишь зло, Поч. Мучения во Дворце Мерзостей точно свели тебя с ума.

Она сняла с пояса наговорный рубин и стукнула им по бочке сверху.

— Вот, видишь? Нечего там бояться. Я лично упаковывала эту бочку и послала ее так, чтобы она прибыла к нашей свадьбе. Там наши друзья — наши Милые.

Латунные обручи лопнули, и клепки бочки распались, открыв слипшихся грязных кукол — пять штук — маленьких и лысых, как Младенцы. Едкая вонь хлынула наружу, и Поч поперхнулся от собственного крика:

— Гоблины!

— Тебе обязательно употреблять такие вульгарные названия? — нахмурилась Шаи Малиа. — Это наши Милые.

Младенцы зашевелились и встали на беспомощные ноги, чуждые, нереальные, уродливые фигурки из тяжелого сна. Крошечные морщинистые ручки потянулись к Почу, грязные ручки и голые тела с распухшими животами, измазанные грязью, воняющие старой гнилью — потянулись к нему. Глаза смотрели в разные стороны, набухшие веки сходились, не смыкаясь, над радужками, как трещины в стекле. А крошечные рты беззвучно открывались и закрывались, в чем угадывался намек на улыбку — радостную и злобную.

Шаи Малиа встала перед ними на колени и взяла их на руки. Они вцепились в нее ручонками. Головы-луковицы, слишком большие, чтобы долго держаться прямо, припали к грудям женщины и опустились к ней на колени.

— Иди сюда, Поч! Иди сюда и возьми наших Милых вместе со мной.

Поч, шатаясь, в ужасе попятился. Сырная вонь забивала ему легкие. Он хотел дотянуться до двери и выбраться в коридор, но дверь от него пятилась. Она была далеко-далеко, ему не дойти. С полным ртом крика он свалился на колени.

— Да не смотри ты так тревожно, Поч! — искристым смехом рассмеялась Шаи Малиа. — Это наши Милые. Они нам помогут. У них есть сила помощнее денег. Вот это я и пыталась тебе сказать.

Поч задрожал всем телом, пытаясь стряхнуть то, что держало его в этой опоганенной комнате. Складчатые рты кукол изогнулись острыми улыбочками, струйки черной слюны свесились из углов губ. Непроницаемые оранжевые веки затрепетали. И вдруг Поч ощутил себя внутри этих голов-луковиц — в темноте, лишенной пространства и времени, в темноте такой силы, что она закрывала собой миры и все побеги света.

Летние грозовые облака громоздились над горизонтом Манхэттена. Небоскребы стояли на фоне лилового света, точно боги монолитного времени — их древний ритуальный порядок современная эра осознала лучше своих предков.

Мостовые парили, дрожь тепловых потоков сливалась с водянистым отражением от тротуаров и туманами в концах улиц. А с крыш спускалась дымка, повисающая над жарким дымным городом.

В водонапорной башне с ясеневой обшивкой ждал иной мир. Как только дверной молоток простучал три раза, открылась резная дверь и оттуда пахнуло осенью. С клубом древесного дыма вылетели желтые и багряные листья, подуло ветром, несущим горную прохладу и печаль обнаженных деревьев.

Ковен Октоберленда окружал своих членов вечной порой листопада. Мечтательной прохладой тянуло с балок, где висели сучья, шелестя пожелтевшими листьями. Морозящий поток воздуха шевелил тотемы, вырезанные из яблок и высушенные до морщин. Куклы из кукурузных початков в ярких лохмотьях танцевали среди паутины и пауков, изображая из себя эльфов-скоморохов, подобно крошечным черным марионеткам. В дымном воздухе смешивались вересковые ароматы пучков скрученных трав и бузинных стеблей, усики мелких засушенных цветов укрывали стены, подобно рваному шутовскому кафтану.

Члены ковена в церемониальных туниках сидели на корточках в алом круге, заключавшем в себе большую пентаграмму. В Октоберленде все носили зодиакальные имена, и каждый был избран за качества того знака, который он представлял. Овен со сверкающим лбом и курчавыми серебристыми волосами сидел на востоке, избранный служитель, предводитель своего стада. Слева от него расположились Рыбы — бледная женщина с черными волосами, известный специалист по биологии моря и член правления городского аквариума. Справа от Овна сидел Телец — банкирша с карими бычьими глазами и широкими плечами. Она недовольно глядела на Нокса, который в черном облачении стоял у мшистого пятиугольного обсидианового алтаря.

— Я учуяла тебя той ночью, хозяин, — буркнула Телец, и ее африканские черты угрожающе нахмурились. — Я чуяла, что ты идешь за мной — будто мое время кончилось, и я могу тебе послужить лишь жаром моей крови. Так это было?

Нокс наклонился над алтарем, застеленным покрывалом полночной синевы с вышитыми полумесяцами, и ответил широкоплечей женщине взглядом гадючьих глаз.

— Так это было. Мне нужен был жар крови, чтобы призвать мертвых, чтобы узнать больше о магическом пришельце со Светлых Миров — о Бульдоге.

— Подразумевалось, хозяин, что нас не отправляют на мясо, пока мы еще годимся. — Телец ударила себя кулаком в грудь. — Я все еще сильна. Ты меня испугал, когда я почувствовала, как твой разум решает принести меня в жертву. Ты меня испугал, и в этом не было необходимости.

Остальные сидящие в круге согласно забормотали, и Нокс взял в руку потрескавшийся смолистый посох, узловатый от наплывов, и так ударил по дощатому полу, что задрожали грибные наросты.

— Тихо, вы! Мы на собрании. Говорить можно только по одному. — Он кивнул женщине, все еще прижимавшей к груди сжатый кулак. — Ты права, Телец. Жар твоей крови не был нужен. Я нашел другого. Но если ты полагаешь, что я не могу списать тебя, когда захочу, то ты сильно ошибаешься.