— Тогда ты знаешь о Бульдоге?

Призрак кивнул, свет откровения блеснул в его глазах.

— Так вот зачем я тебе нужен, Нокс из Октоберленда? Ты хочешь оседлать силу, которую Бульдог, сам того не зная, принес из Светлых Миров, чтобы исцелить свое разрушенное временем тело?

— Ты мне поможешь? — настойчиво спросил Нокс.

— Я всего лишь призрак. Моя сила слишком неверна для каких-либо изменений.

— Не ты, чародей, а Бульдог. Ты поможешь мне получить его волшебную силу?

Кавал показал на мертвую старуху, навзничь лежащую на траве. Грудина у нее была расколота, внутренности багрово блестели в тусклом свете.

— Я был взращен в Сестричестве Ведьм, я дал обет разрушать зло и укрощать безумие. Погляди на то, что ты сделал, Нокс, и скажи мне, достоин ли ты моей помощи.

— Это была старая развалина? — завизжал Нокс. — Когда я ее нашел, смерть уже смыкала над ней челюсти!

— Если она заслуживала уничтожения, разве ты не сидишь в пасти смерти еще глубже и не заслуживаешь такой судьбы еще более? — Кавал придвинулся ближе, его сердитый взгляд стал гневным. — Я твой враг, Нокс. Я враг всех таких, как ты. И если представится случай, я уничтожу тебя!

Нокс взмахнул руками, отбрасывая от себя пышущее гневом лицо, и остался лишь обезглавленный призрак. Нокс ударил в него холодным огнем и бил, пока не остались лишь обугленные тени и вонь горелой блевотины.

Тяжело дыша, он попятился прочь с поляны, оставив голодных призраков пировать на остывающем жаре трупа, и среди них был призрак самой старухи, затюканный, пытающийся найти себя среди оголодавших привидений, а знакомое лицо старухи смотрело, не видя, поверх истерзанного тела.

Широким шагом обозлившегося человека Нокс вернулся к ярким озерцам света возле музея, и за ним стайкой комаров вились призраки. Он разогнал их и пошел по дорожке к планетарию, бормоча про себя.

Кавала, как и любого призрака, можно подчинить себе. Ковен даст Ноксу силу для этого. Он задумался, когда можно будет собрать еще холодного огня, и достаточна ли уже фаза луны, чтобы набрать нужную силу.

Вдруг он остановился. Шелест донесся от живой изгороди у подножия склона, куда спускалась тропинка. В свете фонаря пролегла длинная тень, и старуха вылезла из кустов, держа в руках синие внутренности.

Какой-то прохожий завопил, двое других позвали на помощь. Нокс стоял, не в силах отвести глаз. Он увидел астральное мерцание вокруг идущей шаткой походкой старухи: сила чародея Кавала оживляла ее труп, а лицо ее было резиновой маской с невидящими глазами.

Подняв руку со свисающими лентами кишок, она показала на Нокса. Рот ее открылся, будто хотел что-то произнести, и она рухнула безжизненной грудой. Сила Кавала исчезла.

Нокс повернулся и без оглядки пошел прочь. По пятам его сквозь душный жар ночи полетел холодный вихрь.

К концу дня Бульдог и Мэри Феликс миновали горные луга, ковры лиловых горечавок, голубое величие утра и остановились в алом свете на опушке девственного леса. В мрачную гущу деревьев не вела ни одна тропинка, но из глубины слышалось пение, и его гулкие отзвуки почти заглушались ветром. Песня то накатывала, то откатывала, точно прибои.

— Ты слышишь? — спросил Бульдог.

Мэри вглядывалась в холодные просторы между ранними звездами. Впервые за многие годы она не испытывала артритных болей и ощущала себя воздушной, как это небо. В фиолетовых глубинах пустоты вращались галактики. Возрожденная молодость Мэри впивала их жизненную силу, туманное сияние миллиардов солнц, окутанных на горизонте молочными клубами.

— Что?

Бульдог навострил уши и где-то в дупле, высоко в ветвях, услышал лишь гудение пчел. Едва улавливалась вонь от медвежьего помета, оставленного несколько часов назад.

— Идем. — Он повернулся спиной к агатовому вечеру и двинулся сквозь подлесок с мягкими колючками.

Меж занавесами свисающего плюща и поросшим грибами поваленным деревом он сплел холодный огонь. Гукнула сова. Бульдог сел верхом на бревно, а Мэри, скрестив ноги, пристроилась на лиственной подстилке. Ее молодое лицо сияло ожиданием, спутавшиеся пышные каштановые волосы блестели в уходящем свете.

— Никто нас здесь сегодня не найдет, — сказал он, оглядываясь на лесные ярусы, придавленные темнотой. — Нам выпала возможность понять, что с нами случилось.

— Ты обладаешь волшебной силой, Бульдог. — Она протянула молодые руки, повертела их в шафрановом свете. — Посмотри, как ты меня переменил. Я была семидесятидевятилетней старухой. Сейчас мне снова девятнадцать!

— Но я не знаю, как я это сделал. — В оранжевых глазах на бестиальном лице блестел беспокойный разум. — У меня такое чувство, что эта сила меня использует.

Головокружительный страх завертелся в душе Мэри. Она глядела на сгорбленную фигуру, оседлавшую бревно, будто перед ней был заколдованный царь из волшебной сказки, и она осторожно спросила:

— Тогда зачем мы здесь? Ночь и глушь — и я снова молода! А ты — ты похож на царственного зверя. Как средневековая легенда, будто я в лесу злого волшебства!

— Ты тоже это чувствуешь?

— Что чувствую? — спросила она нервно, и страх пробрал ее до костей, как холодный сироп.

— Зло. — Мохнатые уши настороженно приподнялись и надвигались сами по себе, вбирая лесные звуки. — Как ты и сказала — зло.

— Может быть, пойдем? — неуверенно предложила она. — Пойдем к моим друзьям, моим коллегам. Я не знаю, чего ты хочешь, но ты так много можешь нам дать! А какую надежду можем мы обрести здесь? Я ученый, я отведу тебя к лучшим умам нашего мира. Они тебе помогут.

Бульдог непреклонно покачал головой:

— Другие — эти саскватчи — знали, что надо держаться подальше от вашего рода. Я им верю. Я не принадлежу к вашему миру. Ты иди. Не думай об этом, просто возьми силу, которую я тебе дал, и уходи. Оставь меня здесь.

— Сначала я хочу узнать больше — о тебе. — Она поднялась на колени и потянулась к холодному огню, который он создал и оставил рядом с собой подобно большому полевому цветку, светящемуся полипу, дышащему в ночном воздухе. — Должен быть способ применить эту магию к тебе и помочь вспомнить, кто ты, откуда ты пришел.

Бульдог снова это услышал — прилив поющих голосов, гудящих вдали.

— Что это?

Она прислушалась и услышала ветер, шелестящий в осоке, бродящий среди кустов.

— Я ничего не слышу.

Холодный огонь щекотал ей запястья, удивление охватывало ее, и Мэри обнаружила, что может придавать форму этой синей плазме. Она сделала из нее себе перчатки и протянула руки к своему волшебному спутнику:

— Смотри!

Он показал клыки в полуулыбке и дал ей еще силы. Огонь, покрывший ее руки, засиял морозной зеленью, почти белизной. Она подошла к нему, и он не возразил, когда Мэри положила лучистые руки ему на лоб. Они были прохладны, и свежесть зазвенела в мозгу у Бульдога.

У Мэри открылось видение, яркое, как сон, и она увидела, что стоит на коричневом парапете узкой высокой улицы, вымощенной камнем и кирпичом. Высокие изящные дома черно-синего камня с круглыми окнами тянулись в обе стороны крутой дороги — странные здания, вцепившиеся в утес, где была вырезана эта дорога. Между домами мелькали дымы фабрик, уходящих в переулки, дымы яркие, как подсвеченный луной туман. А сверху, в узкой прорези неба, горели шары планет среди ярких кометных вуалей.

— Заксар… — тихо выдохнула она.

Бульдог вскочил на ноги:

— Заксар — город моих снов, город на обрыве! — Он остро глянул в юное, погруженное в мечту лицо. — Что еще ты видишь?

Мэри сняла руки со лба Бульдога и приложила к своему лицу. Видение стало резче. Она пошатнулась от натиска наплывших воспоминаний, имен, образов — весь мир Ирта единым потоком мысли ворвался в ее сознание. Как будто Бог подумал о Бульдоге и Заксаре, и божественное внимание объединилось с ее крошечным сознанием — пылинкой, влетевшей в огромный мир.

Миры! Немора с ее ледяными пещерами, вулканический Хелгейт, Край Мира, столь близкий к чармовому сиянию Извечной Звезды…