Глядя на окружающие столбы безглазых мертвецов, Котяра понял, что наваленные черепа расположены так, чтобы закрыть любое освещение, кроме этого единственного луча яркого Чарма. В течение дня полоска света падала под разными углами, но всегда на синий цветок.

— Зачем?

— Гоблины — существа другого порядка, — ответила стоявшая сзади Изра. — Они не с Ирта. Кто в наших мирах может понять, как они думают?

— А какой порядок их породил? — Котяра осторожно отодвинулся от цветка, оказавшись на костяных ступенях в успокаивающем свете дня. — Откуда взялись эти гоблины?

Изра взяла его за руку и повела вниз по ступеням, обратно к радужному лесу.

— За Краем Мира, выше нашего неба, есть другой уровень реальности.

— Где живут Безымянные, — подхватил Котяра. — И создательница наших миров — одна из них.

— Мало кто знает о создательнице миров — о том, что вся наша реальность есть сон существа более горячего. — Мозаика радуг играла на полупрозрачном покрывале ведьмы. — Реальность существует в виде уровней. Каждый уровень, что выше нашего, ближе к Извечной Звезде, к Началу Всего — и он горячее, содержит больше Чарма, больше света. Некоторые говорят, что уровням нет конца. И в каждом уровне есть свои миры, обитатели которых для более холодных уровней являются богами.

— А гоблины — они пришли на Ирт из горячей реальности Безымянных?

— Легенды говорят, что они среди Безымянных — крошки-эльфы. — Изра отодвинула пучок лиан, глазами Чарма на плече ища наиболее удобный путь сквозь лес. — Когда создательнице миров впервые стала сниться наша реальность, некоторые крошки-эльфы, недовольные участью низших существ своей реальности, спустились в эти более холодные миры, думая, что будут здесь богами. Но сон был шире и сильнее, чем они, и управлять им полностью они не смогли — не смогли и покинуть его. С тех пор они во злобе стремятся подавить все прочие создания, рвущиеся к господству. Только их малочисленность не дает им опрокинуть все деяния людей, эльфов и кобольдов. По крайней мере так говорит предание.

Тени облаков над головой стали темнее.

— Почему же они тогда не поднялись обратно?

— Легенды говорят, что они не могут. — Дуновение ветра оповещало об угрозе дождя. — Пути Чарма не ведут в высшие реальности — обычно не ведут. На Темном Берегу у почитателя дьявола Даппи Хоба ушло двести тысяч дней на открытие пути обратно на Ирт. А гоблины — крошки-эльфы, не волшебники.

— Крошки-эльфы. — Котяра невесело хохотнул. — Это так безобидно звучит. Маленькие лукавые духи, бесенята леса.

— Если они крошки-эльфы, то легенды объясняют этот священный цветок во дворце черепов. — Изре пришлось повысить голос, чтобы перекричать птичий гвалт в кронах, когда миновала тень облака. — Гоблины почитают жизнь, они ненавидят ее разумность. Чужие разумы — для них насмешка над тем сознанием, что привело их сюда, изгнало из мира, который им принадлежал.

Поч ощутил внутри себя лес, и он заблудился на его заросших тропах. Он снова и снова выходил на одну и ту же поляну, где крошки-Милые сидели в луче дневного света, созерцая единственный синий цветок.

Хотя Поч и счел их отвратительными, не до конца зачарованный их волшебством, он с неутолимой жаждой тянулся к ним, когда видел их. Они были так полны смертной красоты, так благоухали ароматами трав, что он кричал от радости в их присутствии.

Они были столь прекрасны, что мир не мог вынести такой красоты. Вот почему они прятались в этом лесу, который был у Поча внутри, где их не видел никто, кроме него самого и Шли Малиа. Мир не понимал их и называл гоблинами. Мир хотел уничтожить их. Но здесь они были в безопасности. Они знали, что он принесет им наговорные камни, которые нужны им, чтобы продолжить войну за выживание, справедливую войну.

Глядя на их маленькие тельца, на ласковые лица, светящиеся скрытым светом, Поч понимал, что это сон, который не кончится никогда, никогда его не покинет — сон, от которого можно умереть. Он хотел остаться на этой пронизанной светом поляне с Милыми, впитывать их драгоценные улыбки, любоваться их глазами, чистыми, как летнее небо. Но им нужно было, чтобы он нашел путь из леса, вернулся в мир теней, убийц и страха. Он должен был найти путь наружу, чтобы принести еще наговорных камней, дабы они продолжали безопасно жить в прекрасном и мирном сне, в волшебных комнатах безмятежности, где они растут, как цветок.

Он шел сквозь скелетное молчание теней. Чтобы не начать снова кружить, он избегал света и направлял свой путь по самым темным лесным дорожкам, где цветы не раскрывались, где цвет у стволов деревьев казался лунным. Он шел долго, и лишь бесконечность ветра замыкала его одиночество, пока не увидел ее, одетую в покрывала ведьмы. И к ней он побежал по серому, каменистому цвету. Уходящие вверх деревья бросали угрюмые тени, тусклые как кость. Она стояла среди этих теней, завернувшись в покрывала. И у ног ее в нити света горел синий цветок.

Он протянул к ней руки, но не успел коснуться ее вуалей, как понял, что это не его возлюбленная Шаи Малиа. Слишком она была крупна, слишком широка в плечах. Вуали разлетелись, и на него глянуло сшитое лицо, покрытое шрамами.

Электрическим ударом рванулся из него крик и прервался судорожным вздохом, когда Поч увидел, что стоит рядом с ней. Перед башней черепов вставал на дыбы злобный человек со звериными метками — синим мехом, рысьими глазами и остроконечной клыкастой мордой.

В страхе, что они раздавят синий цветок, а с ним — прекрасный сон, принадлежащий Милым, Поч бросился к чудовищам — и проснулся, весь дрожа.

Шаи Малиа держала его в объятиях. Они находились в плюшевой приемной рядом с главным залом аудиенций. В детстве он много раз ждал здесь своего отца, лорда Кеона, чтобы выполнить ту или иную церемониальную функцию. Поч завертел глазами, оглядывая красные бархатные стены, обрамленные синим деревом, тяжелые темные кресла, духовую обивку с вышитыми семейными гербами.

— Почему мы здесь?

— Милые теперь в бывших покоях твоей сестры, в нашей спальне, — напомнила ему Шаи Малиа тихим шепотом. Она кивнула охраннику в геральдическом красно-золотом мундире стражи замка, и тот отступил в боковой портал, который вел в закоулки писцов, где Поч в детстве часто играл в прятки. — Я велела ему принести тебя сюда, чтобы принять агента «Шахт Бульдога» в зале аудиенций. Нам же не надо, чтобы она беспокоила Милых?

Он потер лицо ладонями, возвращая чувствительность онемевшей коже.

— Они так… так прекрасны.

— Да, правда ведь? — Миндалевидные глаза сияли от счастья. — Я знала, что ты их полюбишь.

— Но мы должны их защитить. — Он схватил я за ее вуали, и они разошлись по обе стороны от смуглого улыбающегося лица. — Они такие хрупкие. И я видел — точно не знаю что, но что-то злое.

— Расскажи мне, — попросила она с тревогой. — Что ты видел?

— Милые — такие прекрасные, такие невозможно прекрасные, на лесной поляне. — Голос его звучал как во сне. — Мы нужны им, ты и я, Шаи! И не только этим пятерым. Я ощутил еще сотни их — они спали, убаюканные холодом этого мира. Они же привыкли к теплу внутри Извечной Звезды! Вот почему проснулись только пятеро. И мы должны принести им наговорные камни, чтобы они усилили свою телепатию. Им надо защититься! За ними охотятся другие! Ведьма — страшная одноглазая ведьма с покрытым шрамами лицом. И человек с метками зверя, злобное создание с синим мехом…

Большими пальцами обеих рук Шаи Малиа погладила его по лбу, прогоняя озабоченность.

— Вот так. Забудь этот кошмар. С нами Милым ничего не грозит. Вот почему я их сюда привезла. Я знала, что ты будешь любить их так же глубоко, как я.

— Вернемся к ним, — настойчиво попросил Поч. — Я хочу принести им Чарм и играть с ними в волшебной комнате.

— Тише! — Шаи Малиа тронула висящий на шее кварц, который вдруг стал прозрачным. — Кто-то нас подслушивает. Тише. Мы потом поговорим.