Крестьянские бунты сотрясали страну, в городах тоже творилось не пойми, что – взбудораженный народ брал штурмом укрепленные каменные дома знати, вырезая благородные роды под чистую. Районы вели настоящую войну между собой, иные из городов отказывались подчиняться местным князьям и объявляли «князем» сам город. Да и вообще, куда это годилось, если иной вчерашний крестьянин мечом владел не хуже знатника.

Тут сардан-император и запретил сиволапым, что деревенским, что городским, иметь оружие дома. Особо упорных принудили с помощью наемников, дебрянских и своих – сарданарских. Оставили мужичью лишь ножики, сальце порезать, да деревяшку обстругать. Но голь на выдумки хитра, ножи со временем становились все длиннее. Сначала превратились в ратни, потом в тесаки. А позже и корд придумали, слегка изогнутый, с нагелем** у рукояти. У крестьян такое не прижилось, им тесака за глаза хватало, чтобы от разбойников отбиться. А вот в городе сложнее. Доспехи на себе таскать целыми днями не будешь, а в узких улочках, тупиках и двориках отбежать от нападавшего некуда. Вот и приспособились жители Киерлена, Славиосы и Вендалана ловко отбиваться, да наносить удары. Фехтовать в общем, а корд для этого самое то.

Пытались и с этим бороться, но вскоре благородные люди, от простых знатников до императорской фамилии, сами обвешались ратнями, тесаками, да кордами. Только из металла получше, да украшенными богаче. Фехтовать принялись, потому как быстро поняли - полезно это для жизни и здоровья.

*Тесак, Корд – тесак, он и есть тесак, доступное для большинства населения заточенная железяка. Корд – в книге это мессер, просто название «мессер» мне показалось слишком западно-европейским для мира Донсея.

**Нагель – выступ с правой стороны рукояти мессера (здесь, корда), предшественник развитой гарды, служил для защиты руки и использовался для некоторых приемов в фехтовании.

- Тебе чего, нож?

Вопрос вывел Этли из задумчивости. Из подсобки вышел высокий мужчина, в рубахе и кожаном жилете. На Этли он смотрел исподлобья. Сам был раскрасневшийся, какой-о дерганный, раздувал ноздри, а желваки так и ходили по лицу.

- Сколько за корд хочешь? – спросил Этли.

Продавец окинул его взглядом:

- Пять с половиной крон, тебе не по карману.

Ого, точно не по карману!

- А тесак?

- Три с половиной.

- А…

- Бери нож за марку, если деньги есть, и иди себе с миром, - совсем не миролюбиво произнес торговец.

Он вдруг зарычал и рявкнул, что есть мочи:

- Эй, вы, бездельники, а ну марш сюда!

В лавку ввалились лысый и косматый, за ними вошел мальчик.

- Что ворье, опять в моей шкатулке шарили! – завопил торговец.

Он орал так, что на шее вздулись вены, лицо стало багровым, а изо рта летела слюна.

- Да мы ни в жисть! – срываясь на визг заверещал в ответ лысый.

Видимо придирки хозяина стали ему уже невмоготу.

- Ни в жисть, говорю! Вы, как эту дрянь купили сам не свой.

- А ну умолкни!

- Хозяин, - смуро прогудел косматый, кажется лысый называл его Кивором. – Незачем нам красть у тебя. Сколько лет тебе по совести служим, а ты нам такое…

- Да про эту шкатулку только мы знаем, я, Витор и вы двое. Может это мой сын крадет деньги, а? Ну-ка, ответь, это мой сын виноват?

- Нет, конечно же…

- А если не я, не Витор, то кто остается?

Тут Этли пришла в голову мысль. Он знал, что не каждая случайная мысль верна, но, когда еще представится такая возможность.

- Любезный хозяин, - произнес он. – Прости, что лезу не в свое дело, но вдруг я смогу помочь тебе.

Хозяин лавки посмотрел на него, будто Этли только что возник тут из воздуха.

- Это как же?

- Расскажи мне, что происходит. Я только одно понял, у тебя пропадают деньги. Слуги твердят о своей невиновности, а в мальчике ты уверен. Вдруг здесь просто поможет взгляд со стороны.

Хозяин помолчал, раздумывая, а потом произнес:

- Если разгадаешь эту загадку, то забирай любой клинок.

- Я возьму корд.

Хозяин кивнул и спросил:

- Как тебя зовут, незнакомец?

- Аскель Этли.

Торговец снова кивнул. После слов Этли он заметно успокоился и взял себя в руки.

- Меня зовут Акун, это мои слуги – Кивор и Тин, а мальчишка мой сын Витор. Недавно я приобрел шкатулку, красивая и ценная вещь, к тому же по бросовой цене. Я решил хранит в ней золотые монеты, золото у нас на Языке редкость, но иногда мне в руки попадает крона-другая. Ключ от нее хранится у меня, но как только я кладу в нее монеты, они начинают пропадать.

Тут он вновь побагровел, но совладал с гневом и продолжил:

- Монеты не могут пропадать сами по себе, сожри меня бесы! Но это происходит постоянно. Знаешь сколько я потерял за это время? Десять крон!

- А пропадают они сразу или постепенно?

Акун прищурился:

- Когда как. Первый раз я бросил туда три кроны. Вечером их уже не было. Потом кинул еще две. Утром, там осталась одна, а к обеду исчезла и вторая. Сегодня утром в шкатулке лежали пять крон, а теперь их там две.

- Если деньги исчезают, то почему ты не хранишь их в другом месте? – спросил Этли.

Хозяин лавки насупился, взгляд стал враждебным:

- Потому, что…

Он помолчал словно соображая.

- Потому, что я хочу поймать этого вора!

- Как ты сам думаешь, что происходит? – вновь спросил Этли.

- Кто-то из этих двух прохвостов, - он указал на слуг, - сделал дубликат ключа. Теперь они потихоньку таскают деньги оттуда.

- Да ни в жисть! – заголосил лысый Тин.

- Но вот видишь, как там тебя, Этли. Они оба отрицают свою вину. К тому же, и тот, и другой уже много лет служат мне, и никаких нареканий не вызывали. А вот теперь, давай, реши эту задачку.

- Значит, - произнес Этли. – После того, как сегодня ты обнаружил, что пропали три кроны из пяти, к шкатулке никто не подходил.

- Да. Я постоянно присматривал за ней. А когда вышел к тебе, эти двое были на улице.

- Выходит, две оставшиеся кроны так и лежат в шкатулке?

- Я уверен в этом.

- Давай заглянем в нее и убедимся, что так оно и есть.

Лицо Акуна скривилось от недовольства. Он явно не желал показывать редкую вещицу постороннему человеку. Но все же скрылся в подсобке.

Вскоре хозяин вынес шкатулку. Было заметно, что она довольно тяжелая, хозяин поставил ее на прилавок и она весомо стукнула о столешницу. Первое, что обращало на себя внимание – ее крышка. Состоящая из узких прямоугольников различной высоты, складываясь в общую пирамиду, она напоминала горную вершину. Каждый из прямоугольников венчал искрящийся, даже в скудном освещении лавки, кусочек цветного камня. Глубокие цвета: рубиновый, изумрудный, гранатовый и лазуритовый искрились словно снег под солнцем. Петли, соединяющие крышку с самой шкатулкой, мерцали золотом. Сама шкатулка была вырезана из целого куска серого камня. Возможно гранита, что и объясняло ее немалый вес. Гладкую, полированную поверхность шкатулки покрывали небольшие, грубо выполненные надписи, словно насечки, сделанные ножом: гномьи письмена.

Этли склонился и внимательно всмотрелся в них. Он знал едва ли с полдюжины гномьих символов, но сумел разобрать два из них: одно значило - «кормить» или «есть», возможно «пожирать», другое, значило «богатство», «деньги» или, в общем смысле «драгоценности».

На месте, где красовалась отделанная золотом крошечная замочная скважина, он разглядел следы очень похожие на сургуч. Печать, догадался он. Печати не навешивают где попало. Этли мало знал о гномах, их делах и образе жизни. Но, каким-то неведомым чутьем, более свойственным животным, чем человеку, он ощущал нечто зловещее исходившее от этой чудесной вещицы.

- На ней была печать, когда ты купил ее?

- Да, - ответил Акун. – Я сломал ее.

- А, что было изображено на ней?

- Уже не помню, но точно ничего примечательного.

Этли выпрямился: