— Отец не вечен. Когда-нибудь старик отбросит копыта, и нам с тобой уже ничто не помешает. Нужно только всеми силами оттягивать момент вступления в брак. Будем отваживать всех его кандидатов.

Нова рассмеялась, поняла, что слишком громко, и прикрыла рот ладонью.

— Какой ты добрый, а главное, любящий сын, — с сарказмом заметила она.

— Он любит меня ровно настолько же, насколько и я его.

— Скорее бы уже сдох этот старый козел.

Келл сидел во дворе монастыря на краю неработающего фонтана, мраморный бассейн которого давно зарос мхом. В назначенном месте в назначенное время. Последние несколько дней учебы давались ему с великим трудом. Чего только стоило держать себя в руках при виде монахов. Он ненавидел их лютой ненавистью. Он спал и видел, как совершает свою месть. Келл перестал обедать с монахами, как делал на протяжении вот уже почти пятнадцати лет, и старался не покидать комнату без необходимости. Пил много монастырского вина и часто думал о Селестии-Инмори. Он очень хотел с ней увидеться.

Берт подошел сбоку и хлопнул его по плечу.

— Эй, чего такой замученный? — Он беззаботно шлепнулся рядом. — У тебя такой вид, будто ты пил не просыхая все это время.

Келл нахмурился еще больше.

— А ты поставь себя на мое место.

— Ладно, приятель, мне тоже нелегко приходится. Но вот что я тебе скажу: пить — это искусство. Учись у мастера, — он указал на себя большим пальцем. — За утро я прикончил полбутылки вина, а по мне и не скажешь.

Келлгар смерил его злобным взглядом, что совершенно не вязалось с его по-юношески кроткой физиономией.

— Но есть и хорошие новости, — Берт раскрыл принесенную с собой книгу, а Келл раскрыл свою. Вместе они делали вид, что повторяют материал — обычное дело для гимназистов. — Я принес то, что ты просил.

— Замечательно. Сделаем все сегодня же. Сил моих больше нет терпеть это место и этих людей.

— Еще раз обращусь к твоему рассудку, если он, конечно, остался: ты отдаешь себе отчет в своих действиях? Понимаешь, какие могут быть последствия? Еще не поздно одуматься и попытаться простить их.

— Эти люди убили мою семью. — Келл еле-еле держал себя в руках, лицо исказила ярость. — Изнасиловали и убили мою мать. О каком прощении может быть речь?

— А с виду и не скажешь, что эти милые старички способны на такие зверства.

— Они все лжецы и лицемеры. Мир станет гораздо лучше без них.

— Ну, раз ты непреклонен в своем решении… Какой у тебя план?

Мимо фонтана прошла группа гимназистов. Никто из них вроде бы не обратил внимания на двоих парней, но Келл счел за лучшее подождать, пока они удалятся на достаточное расстояние.

— Перед вечерней трапезой я отвлеку дежурных по кухне, а ты насыплешь в еду порошок. Монахи поужинают, разойдутся по кельям. Какое время действия у твоего яда?

— Он начинает действовать примерно через полчаса, когда попадает в кровь. У людей затуманивается сознание, но на какие-то минимальные действия они способны. Эффект проходит через два-три часа.

— Хорошо. Через час после ужина я всех их зарублю в своих же кроватях, как они когда-то убили жителей деревни. А потом спалю к хренам собачьим этот чертов монастырь.

Берт несколько секунд молчал, переваривая услышанное. Его глаза полезли на лоб.

— Постой, ты хочешь, чтобы я это сделал? Может, лучше я отвлеку, а ты насыплешь?

— Нет. Тебя не должны видеть в монастыре после занятий. — Келл раздраженно цокнул. — Честное слово, как малому ребенку все объяснять нужно. Это же твоя репутация, как ты сам не поймешь!

Берт состроил недовольную гримасу.

— Так, может, ты сам и отвлечешь, и насыплешь? А я после занятий домой свалю, чтоб не светиться. Репутация же.

— Нет, мне нужно, чтобы ты был здесь. Если что-то пойдет не так, сделаешь вид, что бьешь меня, и вытащишь отсюда.

Берт что-то недовольно пробурчал, но вслух сказал:

— Ладно. У тебя хотя бы оружие есть?

— Возьму из оружейной после вечерней трапезы.

Прозвонил колокол, возвещающий о скором начале занятий. Парни поднялись со своих мест.

— Встретимся на этом же месте после занятий.

Берт кивнул и хмуро побрел к гимназическому корпусу. Он не хотел убивать монахов, хоть косвенно, хоть по-настоящему, ведь конкретно ему они ничего плохого не сделали. Он их недолюбливал — и только. Особенно жаль брата Анри, он относился к Берту так, как мог бы относиться родной отец. Берт печально вздохнул: чего не сделаешь ради любви.

Келлгар нес в трапезную ящик вина. И в коридорах, и в самом помещении было пусто, только на кухне заканчивали последние приготовления повар и его помощник — один из юных послушников на дежурстве. Келл двинулся мимо рядов длинных столов, еще не накрытых к трапезе. Столы и лавки не отличались особым изяществом, как и остальные предметы мебели монастыря: монахи ценили простоту, ведь сознательный отказ от земных благ есть путь к просветлению. Он приветливо улыбнулся повару, который выглянул в зал через смотровое окно. И вдруг поскользнулся на полу и с громкими потоками отборной ругани грохнулся на спину, а бутылки из ящика полетели сверху. На такой невообразимый грохот из кухни выбежали повар с помощником. Келл с закрытыми глазами валялся в луже красного вина, вокруг ковром рассыпались острые осколки и тут же лежали чудом уцелевшие бутылки, коих, однако, осталось меньшинство.

— Келлгар! — Повар склонился над мужчиной, насколько позволяла красная лужа и больные суставы старика. — Ты как, не ушибся?

Келл осторожно пошевелился, приходя в себя.

— Я в порядке, только головой ударился, болит. — Он приподнял голову и посмотрел вокруг с видом невинным и растерянным. — Не могли бы вы помочь мне подняться?

Повар поставил на ближайший стол ящик и уцелевшие бутылки, а его помощник убрал осколки с тела Келла. Затем они вместе взяли его за руки и потянули.

— Порядок? — Повар оглядел его изучающе, пощупал затылок. — Ну и попадет же тебе. Как ты так умудрился, полы же даже не скользкие!

— Не знаю, — Келл озадаченно потер ушибленный затылок. — Сейчас все уберу.

— Помоги ему, — распорядился повар, — пока монахи не пришли, — и, беспокойно покачивая головой, вернулся на кухню, отправив Келлгара с юным послушником за тряпками.

С одежды и волос Келла то и дело слетали красные капли, и он, дабы не усложнять себе сверх меры работу, счел за лучшее снять рубаху. Сухой ее частью промокнул волосы и бросил на пол: больше она не понадобится.

Убирая осколки и огромную красную лужу, Келл еле сдерживал улыбку. Все прошло удачно. Он заметил, как Берт влез на кухню через постоянно открытое окно, высыпал порошок в котел и так же быстро покинул кухню. Сейчас по плану Берт должен пойти в комнату Келла и ждать там, пока подействует яд.

Закончив уборку, Келлгар поспешил в свою комнату переодеться и умыться. В коридорах ему встречались монахи и остальные обитатели монастыря — все постепенно стягивались на вечернюю трапезу. Они беззаботно переговаривались, кивали и улыбались идущему навстречу Келлу, словно не замечая его хмурого и отчужденного выражения, ведь для них это был всего лишь один из вереницы одинаковых дней размеренной и спокойной жизни. Келл же едва справлялся со своей бурей.

В комнате, как и было уговорено, уже ждал Берт. Мгновение они смотрели друг на друга, потом расхохотались. Смех был порождением вконец расшатанных нервов, хотя и видок Келла стал прекрасным поводом для шуток: слипшиеся волосы торчком, липкие красные пятна на лице и на теле. Отсмеявшись, Келл стянул с себя остатки одежды и бросил их в угол.

— Пойду мыться. Тебе придется посидеть здесь без дела некоторое время. Сможешь?

Юноша лукаво улыбнулся и вытащил из-под кровати бутылку вина, уже начатую.

— Не волнуйся за меня, я найду, чем заняться.

Келл закатил глаза.

— Только не напейся до беспамятства, чтобы мне самому не пришлось тебя вытаскивать! Помни, что ты здесь не просто так, а для моей страховки. Не хотелось бы, чтобы твое пристрастие к бутылке поставило нас обоих в неловкое положение.