— Не стоит недооценивать силу убеждения. Сейчас мы показали народу, что случается с предателями, теперь следует напомнить, ради чего стоит сражаться. Бравые воины будут вознаграждены, а предатели наказаны.

— С нетерпением жду ваших новых предложений.

Мятежник взбрыкнул последний раз ногами и обвис подобно тряпичной кукле. Шесть трупов со свернутыми набок головами болтались на веревках. Шесть трупов — вот и залог спокойствия в стране.

Тусклое пламя жаровни блестело на кончике ножа и отражалось в безжалостном взгляде Экко. Перед ним висел прикованный к стене пленник. Железные браслеты кандалов до крови впились в его запястья, на покрытом кровью и грязью лице слезы прочертили тонкие дорожки. Пленник дрожал от страха и холода.

— Итак, — Экко медленно провел кончиком ножа по оголенной груди мужчины, — что ты делал на складе сегодняшней ночью?

— Ничего, — прошептал пленник, — я ведь сказал уже.

— Ничего не делал с бутылкой спирта и кремнем за пазухой?

Лезвие опускалось все ниже, оставляя после себя еле заметную розовую полосу. Проехалось по груди и дряблому волосатому животу, заставляя пленника вжимать спину в холодный камень.

— Я просто заблудился, я… Нет, прошу вас! Я говорю правду!

Мужчина задергался, а его испуганный вскрик потонул в темных углах камеры. Кончик ножа Ройля уперся в кожу под темными зарослями в опасной близости от самого дорогого. Член съежился от холода и беспомощно болтался на всеобщем обозрении.

— Я знаю, в каких случаях мне говорят правду. Советую начать, иначе рискуешь остаться без своего маленького друга.

Экко слегка надавил, так, что лезвие прорезало кожу. Пленник издал испуганный стон. Округлившимися глазами он следил за ножом, очевидно, гадая, какую боль готов ему причинить этот человек. Кончик ножа продвинулся немного ниже, и тонкая струйка крови потекла вниз по члену.

— Стойте! Стойте!

Вскрик вышел тонкий, надрывный. Бессмертный обратил к пленнику скучающий взгляд, оставляя при этом нож в ране.

— Ну? И дураку ясно, что ты собирался сжечь склад с оружием. Зачем? Войну не остановить, спалив один склад из тысячи.

Мужчина сглотнул. Он переводил затравленный взгляд с ножа на своего допросчика. Все тем же высоким голосом выдавил дрожащими губами:

— Я пытался… Война — это ошибка.

— Очень немногие здесь с тобой согласятся.

Экко наконец убрал нож, чем вызвал робкий вздох облегчения. Этот вздох оборвался на середине, мужчина снова напрягся и подобрался, готовый к боли, когда клинок резким движением направился к нему. Но Ройль всего лишь отер испачканное лезвие о волоски на груди пленника.

— Ты думаешь, Северу не победить?

— Вы посылаете людей на бойню! Всех жителей нашего края не найдется столько, сколько проживает на маленьком клочке по ту сторону. У нас нет никаких шансов!

— И поэтому ты пытаешься еще уменьшить наши шансы, уничтожая оружие? Что-то не верится.

Экко окинул взглядом висящего перед собой человека. Того избили, пока волокли сюда. Под носом запеклась кровь, тело пестрело синяками и порезами. Все это было слабой тенью того, что Ройль мог бы с ним сделать. Он еще даже не начал.

В шаге от них находилась жаровня — единственный источник света в этом воняющем застарелой мочой и кровью пространстве. Экко выхватил из огня раскаленный прут, изогнутый на конце, и с равнодушным видом покрутил его в руке, словно какой-нибудь жонглер на площади. Пышущий жаром металл вдруг остановился в дюйме от груди пленника, заставив того вздрогнуть. От жара скрутились волоски, и комната наполнилась характерным запахом. Кожа начала саднить и пузыриться.

— Думаю, ты принял сторону врага. Думаю, твои действия продиктованы не борьбой за справедливость, а золотом твоих новых южных друзей, которое так приятно оттягивает карман. А еще я думаю, что ты такой не один. Поэтому все, что спасет тебя от долгой и мучительной смерти, — имена. Назовешь мне имена, и я убью тебя быстро. А не захочешь… — Ройль с шипением припечатал раскаленный прут к груди пленника, и тот взвыл сквозь стиснутые зубы. — Это может занять много, много времени.

Позади тихо скрипнула дверь. Ройль небрежным жестом кинул прут обратно в жаровню и обернулся к вошедшему. Тем временем Бьёркин с порога окинул взглядом нагого избитого пленника. Сморщился.

— Фу, ну и вонь.

Экко только усмехнулся. Это запах смерти, запах чужих страданий. К такому быстро привыкаешь, как привыкаешь к аромату роз под окном.

— Раздевать обязательно было? Не слишком приятное зрелище.

— Пленники должны знать, что, как только они попадают в эту комнату, у них уже не останется ничего личного.

Король пожал плечами и хмыкнул.

— Как знаешь. Жаль, что женщины в этой комнате появляются редко. Так бы и я появлялся на допросах почаще. — Мужчина отступил от прохода и качнул рыжей гривой в сторону. — Надо поговорить.

Как только советник захлопнул дверь, Бьёркин хмуро сдвинул косматые брови, и его лицо приняло угрожающее выражение. Впрочем, таким оно было почти всегда, что нередко вводило подданных в замешательство, особенно вкупе с громоподобным рыком.

— Ну? Удалось что-нибудь узнать?

— Как я и предполагал, он действует по указке южных правителей. И действует не в одиночку. До имен пока дело не дошло.

— Так, может, было бы проще отпустить его и отправить по его следу теневого духа? Так он приведет нас к своим сообщникам, а заодно и к месту их сбора.

— Он не настолько глуп, чтобы тут же после освобождения кинуться к своим. Скорее, заляжет на дно, обезопасит себя и остальных. На это уйдет время, а я не хочу ждать. Он назовет мне имена гораздо быстрее здесь, под моим чутким присмотром.

Бьёркин потер задумчиво обрубок уха и усмехнулся:

— Засранец! Тебе просто нравится пускать людям кровь!

Экко приподнял уголки губ.

— Не без этого.

— В таком случае иди, развлекайся. И не забывай докладывать. Не хочу спускаться сюда опять.

— Конечно, Ваше Величество.

Бьёркин усмехнулся напоследок, одарил советника понимающим взглядом и скрылся в тенях тускло освещенного коридора, а Ройль смог снова вернуться к своему занятию.

От вида пленника, безвольно повисшего на цепях с опущенной головой в осознании неизбежного, его слабая улыбка стала шире. Бессмертный втянул носом запахи, переполняющие тесное пространство. Запах горящего дерева, сырого камня, холодного пота, мочи и крови, свежей и старой, давно засохшей на полу и стенах. Остатки чужих жизней, собранные в стыках камней.

И он один посреди всего этого. Управляет людскими жизнями, будто возница послушной лошадью. Именно в такие моменты явственнее всего ощущаешь себя богом — когда чья-то жизнь зависит от взмаха твоей руки.

— Можем начать. Мне нужны имена, но если ты назовешь их не сразу, я не сильно расстроюсь.

Что-то изменилось в облике Экко, и это что-то заставило пленника затрястись. Личина равнодушного скучающего аристократа сменилась предвкушением, азартом охотника, которому доставляет огромное удовольствие наблюдать за тем, как жизнь утекает из глаз подстреленного оленя.

Ройль Экко откинулся на спинку стула напротив пленника, перевел взгляд на свои инструменты, на жаровню с торчащим из огня прутом, а затем обратно на пленника. Хищный оскал разошелся на красивом лице. Он протянул руку раскрытой ладонью вниз, будто собрался погреться у костра. Камень под прикованными цепью ногами пленника начал медленно нагреваться. Так медленно, что мужчине хватило времени с удивлением заметить это, спросить себя, как это возможно, прежде чем волна боли захлестнула все его мысли.

Допросную комнату огласил первый за сегодня настоящий крик. Вопль боли и ужаса с оттенком обреченности. Пленник задергался в судорожных попытках освободиться, но смог лишь сильнее разодрать кожу на запястьях. Его ступни остались намертво прикреплены к стене без возможности оторвать их от пола. Камень все накалялся, подошвы ног пошли пузырями, кожа оплавилась, склеилась с полом. Боль накрыла все тело, не оставляя никаких других ощущений, сознание затуманилось, и единственное, что пленник мог себе позволить, это отчаянный крик, срывающийся до хрипоты.