Совсем скоро они добрались до полосы костей перед границей Долины. Жуткое зрелище. Воспоминания о прошлом пересечении границы моментально стерло улыбки с лиц. Глядя на эти останки живых существ, пойманные в ловушку чуждых им чувств, на эти серовато-желтые изогнутые ребра и одинокую черноту пустых глазниц, Келл невольно вздрогнул. Мороз пробежал по телу, когда в памяти возникли отдаленные отголоски тех чувств, что со всей неумолимостью обрушивает Долина на всех и каждого.

— Хотите снова испытать это? — как бы в насмешку над своими спутниками предложила Инмори.

— Нет-нет!

— Ни за какие деньги!

Путники хором выразили категорический протест, вспоминая это душераздирающее ощущение тоски, беспомощности и одиночества.

— Уверены? Это возвращает жизни вкус.

— Прошлого раза вполне хватило, — высказал общее мнение Берт. — Так хватило, что в ближайшие лет пятьдесят в кошмарах сниться будет.

Когда они, наконец, пересекли границу, словно гора с плеч упала. Воздух стал другим, более чистым, с запахами сухой травы, земли и лишайников. На контрасте с давящей тишиной пустыни появились звуки насекомых, голоса птиц и свист ветра в сухих ветвях кустарников. Все вернулось на свои места.

А самое главное, пропало ощущение взгляда в спину, которое в какой-то мере тревожило каждого из них.

Оказавшись на привычной территории, молодые люди дружно выдохнули. Переглянулись в желании разделить радостный момент. И никто из них не пожелал оглянуться на только что проделанный путь, на мертвую пустыню, пейзажами которой все были сыты по горло. Несомненно, это путешествие оставит глубокий отпечаток в памяти каждого из них.

С самого утра день не задался. В той части континента, где они вышли из пустыни, климат оказался ничуть не лучше. Жара стояла такая же, хоть и переносить ее было немного легче из-за отсутствия горячего песка и камней. Вместо них под ногами хрустела колючая сухая трава и потрескавшаяся земля. И посреди этого негостеприимного края ползла каким-то чудом не пересохшая мутная речушка.

Донимала иссушающая духота, а кроме того, ночью Келла покусали какие-то насекомые, о существовании которых он и думать забыл в Долине Неживых. Но стоило им только выбраться в мир живых, как эти самые живые тут же напомнили о себе. В итоге утром мужчина обнаружил на руках, ногах, шее и лице вздувшиеся белесые волдыри, как от ожога крапивой, только раза в два больше. К тому же, эти укусы невероятно зудели. Как оказалось, та же участь постигла и его друзей несмотря на защиту палатки: к завтраку они вылезли жутко недовольные, яростно расчесывая волдыри на руках.

Удручающей новостью стало для всех то, что в ближайшие пару дней пути ничего кардинально не поменяется.

На протяжении нескольких миль путникам не попалось ни одно дерево, пусть даже иссушенное и поваленное. И только ближе к полудню на горизонте появились какие-то черные колья, которые при ближайшем рассмотрении оказались уничтоженной в давнем пожаре рощей.

— Кошмарное зрелище, — Нова печально покачала головой, глядя на раскинувшуюся в обе стороны территорию засухи и пепла.

— Земля умирает, — тихо произнесла Селестия-Инмори. Она прикоснулась к обугленному стволу, и он осыпался под ее пальцами. — Деревья уже были сухие, когда это произошло. Хватит и одного небрежно брошенного в траву окурка за несколько миль отсюда, чтобы огонь за считанные часы уничтожил целый лес. И он не вырастет снова. В земле не осталось семян.

— Когда-нибудь эта засуха дойдет и до зеленых земель? — с тревогой в голосе спросил Берт.

— Не на твоей памяти.

— А как же наши дети? И дети наших детей? Как долго они смогут жить в мире, который не пытается их убить?

Инмори долго смотрела на Берта, затем указала в сторону, откуда они только что пришли:

— Все это — и то, что мы уже сделали, — указала вперед, — и то, что собираемся пройти — когда-нибудь приведет к спасению мира. Спасению от следов Трехглазого, ведь это его рук дело. И потом мир будет таким, как прежде. Развиваться и умирать в темпе непостижимого человеческому уму времени.

— Это Единый Бог сделал? Но каким образом и зачем? Если бы Церковь об этом знала…

— Церкви не нужен бог. Ей нужен рычаг управления. Половина из них не верит в то, о чем говорит. Им нужно лишь, чтобы верили другие.

Берт задумался. Морщинка посреди лба выдавала несвойственную ему мыслительную активность, и, пока он не выдал что-нибудь еще, Нова положила руку ему на плечо.

— Хватит вопросов. Пошли уже. — А потом тише добавила: — Мне здесь не нравится.

И правда, когда эти слова прозвучали в пыльном воздухе, Келл обратил внимание, насколько тихо посреди этого забытого пепелища. Мертвая тишина. Ему тут же стало не по себе.

Всадники медленно вели своих лошадей мимо торчащих из серой земли обрубков. Иные до странности напоминали руки с растопыренными пальцами, протянутые к небу за помощью, которую им не суждено получить. Из-под копыт лошадей поднимались пыль и пепел, и скоро конечности животных приобрели тот же цвет, что и земля вокруг.

— Разве тебе не интересно узнать, что будет после нашей смерти? — Берт старался ехать вровень с Новой, хотя девушка то и дело хмуро уходила вперед, оставляя его попытки без внимания. — Священники обещали мир праведным и адские муки грешникам на веки вечные. Но если нет Единого Бога, значит, нет и его законов, по которым мы должны были жить и умирать.

— Меня волнует только то, что происходит сейчас. Например, как бы моя кобыла не сломала ногу посреди этого жуткого места.

— Почему бы тебе не спросить Инмори, если тебя это так волнует? — предложил Келл.

— Я как раз пытался, пока вы меня не отвлекли. — Он откашлялся, чтобы погромче выговорить свой вопрос в спину Бессмертной. — Инмори, ты знаешь, что будет после смерти?

Взгляды всех троих теперь сосредоточились на ней.

— Ничего. Ты просто перестанешь быть собой. Твоя энергия выльется в пространство и смешается с окружением, пока не растворится в нем. Твое существование прекратится.

В ответ все трое пораженно замолчали. Возможно, каждый из них когда-то так или иначе думал о том, что их ждет после смерти, но одно дело — предполагать, и совсем другое — знать наверняка.

— Поэтому, как и сказала Нова, нужно жить настоящим.

Черные скелеты стволов внезапно расступились, открывая вид на пыльную долину какой-то жалкой узенькой речки, по краям которой примостились такие же пыльные жалкие домишки.

— Наконец-то добрались до людей, — бодро провозгласил Ролано, но Келл не дал его радости ход.

— Подожди радоваться. Это выглядит как-то странно.

— Что ты имеешь… — Берт повернул голову вправо, куда указывал Келлгар. — Твою мать.

В стороне от деревни и в нескольких ярдах от уничтоженного леса обнаружилась огромная черная куча, будто остатки прогоревшего костра. Но даже с такого расстояния можно было разглядеть в этой черно-пепельной массе обугленные черепа и вытянутые руки с ошметками закопченной плоти на костях. Множество тел, сваленные вместе как попало, которые не прогорели как следует и которые кто-то оставил гнить, так и не завершив погребальный обряд до конца.

— Что тут произошло?..

— Это жители деревни? Кто мог это сделать с ними?

— А главное — зачем.

— Наверно, из-за этого и сгорел лес.

Пока остальные глазели на сожженных жителей, Инмори спустилась к реке. Вода вымыла в почве глубокую борозду, берега круто уходили вниз, а по краям образовался слой засохшего ила: река сильно обмельчала. Друзья поспешили следом за Бессмертной и неуверенно сбились в кучу за ее спиной, когда она остановилась у воды. Женщина какое-то время глядела в непрозрачные воды речки, и за это время никто не издал ни звука.

— Вода безопасна, — заключила она, и Малыш в один прыжок спустился к берегу, чтобы утолить жажду. Он-то, в отличие от своей хозяйки, имел все признаки живого существа.

Селестия-Инмори тем временем подошла к первой хижине и прикоснулась пальцами к выцветшим бревнам.