– Что обещали? – повторил Ссадаши.

– Ты ничего не сможешь мне дать.

Сбоку мелькнула тень, и на плечи Исхедиара что-то упало. Звякнула цепь, плотное жёсткое кольцо, клацнув, стянуло плечи духа. Он с лёгким изумлением уставился на что-то похожее на огромный ошейник и тянущуюся вниз, в пелену стелющегося дыма, цепь. Исхедиар даже удивился, когда почувствовал, что ошейник действительно ему мешает. Несильно, но он сковывал его, тянул и замедлял. Цепь вновь звякнула, натягиваясь, дым слегка поредел, открывая фигуру нага. Ссадаши держал в руках длинный четырёхгранный штырь, от которого к ошейнику тянулась цепь.

– Подводок для низших, – Исхедиар улыбнулся. – Не то, что может меня удержать.

– Верно, – спокойно согласился наг.

– Куда бы ты ни воткнул его, я выдерну его в один миг. Эта цепь слишком слаба для меня, да и ошейник хрупковат. На что ты надеешься, дитя?

Как далеко он зайдёт в своих милых попытках защитить Дейну?

– Долго на поводке вас не удержишь, – признал Ссадаши, – но мне нужно выиграть лишь немного времени.

– Миг? Украшение милое, но я не захочу носить его дольше.

– А это, – красные глаза предвкушающе прищурились, – смотря как булавку приколоть.

И тяжело размахнувшись, всадил штырь в грудь духа. Остриё с хрустом, словно смертную плоть смяло, вышло из спины, и потрясённо распахнувший рот Исхедиар уставился в холодные красные глаза нага. С силой пихнув духа, наагалей прижал его к стене часовни, засаживая остриё в кладку.

– На полчасика, – улыбнулся наагалей. – Хочу кое-что украсть.

Секунда, и воздух разорвал пронзительный разъярённый крик. Тело духа взорвалось серыми лентами, башня часовни дрогнула, осыпаясь. Шширар едва успел вытянуть господина из-под падающих обломков.

– Живее, – охранник сам поволок малость оглушённого наагалея к нетерпеливо порыкивающему дракону, – наши долго их не удержат!

Дух продолжал разъярённо вопить. Удерживаемый нагами ящер испуганно дёргался, и как только на него мешком взвалился Ссадаши, сразу же пошёл на взлёт, торопясь убраться подальше из страшного места. Шширар едва успел ухватиться за седло и подтягивался в него уже в воздухе.

– ВЕРНИ МОЁ ДИТЯ!!!

– Матушка, если я уйду, ты меня простишь?

Настоятель храма Богини-Матери у Заречной сидел на алтарной скамейке лицом к залу проповедей и раздёргивал лепестки лилии. Настроение у главного жреца было самое мрачное. Только что сообщили, что горит императорский дворец. Якобы на него напали харшнейские наёмники. Устроили взрыв, перебили гостей и теперь вот лезут в город. Столица волнуется, на улицы выходит народ, уже случились первые стычки между самыми горячими. Жрец знал, что может произойти дальше.

Смута только сильнее развернётся, вольные поторопятся воспользоваться случаем, чтобы нажиться. Жители же так просто со своим добром расстаться не захотят, начнутся потасовки, и по городу поползут нелепые слухи. Никто не будет разбираться, кто именно пришёл грабить. Если на морду оборотень, то вскоре начнут бить всех оборотней без разбору. Если харшнеец, то пойдут избивать их.

Но настоятеля, собственно, волновала не грядущая смута.

Волновал император. Что, если с его величеством что-то случилось? Грудь стеснил лихорадочный зуд. Ускользнуть сейчас, когда повелителю явно не до него…

– Прости меня, Матушка.

Жрец поднялся и неловко запихнул ободранный цветок в вазу. И остановился, ощутив невидимые руки на плечах. Вздрогнул, заполошно осмотрелся и отёр горящее лицо холодными ладонями. Решимость пошатнулась.

Снаружи донесли крики и рыки. Добрались и сюда. Настоятель досадливо поморщился и начал закатывать рукава. Разграбить храм какой-то швали он не позволит. Всё же столько лет отдал этому месту, холил и лелеял…

Двери с грохотом распахнулись, и внутрь вполз наг.

Настоятель аж отшатнулся, увидев знакомое перекошенное лицо. Стремительно ползущий наагатинский посол нёс на руках бесчувственную женщину. Второй наг поспешил захлопнуть двери и подпереть её скамейкой.

– Надо же, – наагалей хищно ухмыльнулся, глядя почему-то на жреца.

– Как вы смеете так врываться в храм Богини?! – возмутился настоятель, вскидывая руки. – Пошли прочь!

– Шевельнёшь хоть пальцем – переломаю всего, – пообещал наагалей, сгружая женщину на алтарь.

На пол полетели вазы с цветами.

– Богиня вас покарает… Ах!

Наг рывком притянул жреца к себе и проникновенно зашипел:

– Сейчас подходишь к этой прекрасной женщине и запечатываешь её кровь. Запечатываешь всё, что можно. И так, чтобы потом никто и никогда не смог снять эти печати.

– Вы…

– Ты думал, я тебя не узнаю? – наагалей вскинул брови. – Что ж, честно скажу, трезвого я тебя далеко не сразу узнал. Ещё раз что-то скажешь не по делу, и я сделаю с тобой то, что хотел сделать двадцать два года назад. Напомнить?

– Н-не стоит, – зло выдохнул настоятель, отдирая когтистые пальцы.

Ссадаши сам выпустил его и подтолкнул жреца, некогда бывшего магом-печатником, из-за которого столицу едва не разорвало от волнения.

– Люблю злопамятных! Им никогда ничего не нужно напоминать.

Крыша музейного крыла с громким треском провалилась внутрь. Взметнулся столб пламени, от которого в разные стороны с недовольными воплями разлетелась парочка драконов-огнеборцев. Раашир смотрел на картину бедствия, стоя на балконе дворца, почти спокойно. Безмятежность накатило на него, когда он увидел на куполе часовни сторожевого дракона императрицы Хваены. Просто понял, что с накатившим бедствием бороться бесполезно. Лучше дождаться, когда само на спад пойдёт, а сейчас постараться хотя бы уменьшить число жертв. Как с пожаром. В какой-то момент уже бесполезно тушить здание, не спасти. И ограничиваешься тем, что пытаешься уберечь от огня соседние дома.

Заигрались. Раашир прищурился и плотнее сжал губы.

Промашки случались и раньше, всё же враги не все сплошь глупцы. И бывали ошибки, вызывавшие настоящие катастрофы. Нынешний промах – император окинул взглядом территорию дворца – эпичен и грандиозен, но, слава богам, хотя бы на катастрофу не тянет. Подрыв императорской репутации, хаос в столице и ремонт дворца, тянущий на гору золота… Последнее злило и раздражало Раашира больше всего. Репутация императора – вещь столь хрупкая, что переживать из-за её потери – зря тратить время. Порой ради достижения целей Раашир сам её подрывал. А волнения в городе… Повод вытравить тараканов.

– Ваше величество, – на балкон заглянул граф Мосце, – вам стоит покинуть дворец.

Раашир коротко взглянул на него через плечо и вновь перевёл взгляд на пылающий музей. Из него уже даже ценности не выносили. Мечущиеся люди давили огонь за пределами музейного крыла, не давая пожару расползтись.

– Почему вы ещё здесь? Я отпустил всех.

– Как я могу уйти, зная, что мой повелитель остался в опасности?

– Я не собираюсь покидать дворец. Уходите.

– Но…

– Это приказ, граф.

Старик вздохнул и с поклоном скрылся за дверью.

Выждав минуту, Раашир тоже покинул балкон. Принюхавшись, он вышел в коридор и бесшумно зашагал, следуя за запахом графа.

Игра вышла из-под контроля. Пора переговорить со всеми её участниками.

Император шёл по пустым коридорам никуда не торопясь. Зная дворец лучше, чем кто-либо, Раашир не повторял путь графа в точности. Нырял в другие коридоры, пару раз воспользовался потайными ходами. Когда запах стал сильнее, его величество замедлился, а потом и вовсе остановился. Слуха коснулся неразборчивый, но яростный шёпот, доносящийся из гостиной Призраков. Так её прозвали впечатлительные придворные дамы.

Надавив локтем на камень в стене, Раашир нырнул в бесшумно открывшийся проход, в полной темноте стремительно миновал узкий коридор и замер перед деревянной панелью – задником саженной картины с изображением потусторонне жутковатой ночи на Карийских болотах. Бесценный подарок, написанный рукой наагашейдисы Тейсдариласы[1]. Аккуратно вытащив кружок с изображением волчьего месяца, Раашир приник к отверстию.