Вдруг позади что-то хлопнуло, и перепуганная Марила завизжала.

– Эх, – с досадой вздохнул Оршош, – свернулась. Хотя чего ждать? Мы её второпях настраивали…

Дрожащая женщина обернулась и удивлённо замерла, обнаружив, что Дейны нет. Оршош ополз её и подобрал с земли что-то невидимое в темноте.

Вдруг со стороны министерства торговли раздался дикий хруст. Он тут же сменился новым хрустом, треском, потом будто завыл ветер, что-то жутко заскрежетало, донёсся грохот и так же неожиданно наступила тишина.

– Лови их!

Марила судорожно стиснула букет.

– Оршош! – из темноты совершенно беззвучно вынырнул ещё один наг. – Бери её и во дворец! Это проклятийники. Двое!

– Живо! – Оршош мигом подпихнул Марилу со слугой в спины в сторону дворцового парка. – Двигайте ногами. Нам-то ничего не будет, а вас насмерть проклянут. Ну же!

– Я… я… никуда не пойду.

– Госпожа, – подал голос слуга, – во дворце будет безопаснее.

– Я не пойду! – Марила бросила розы в лицо нагу и метнулась прочь, подальше от дворцового парка.

Далеко убежать она не успела, Арреш её перехватил и взвалил на плечо. Но женщина сопротивлялась до конца. Она пинала нага, била его кулаками, кусала, царапала, орала во всё горло и извивалась так, что один раз умудрилась опрокинуть мужчину. Когда они всё же добрались до западных ворот, стража их уже ждала.

– И кто это у нас здесь так голосит?

Марила подняла голову и увидела двуногого наагалея, шагающего в компании ранее виденных ею беловолосого мужчины и его спутницы в чёрном платье. Лукавая улыбка нага словно силы из неё высосала, и женщина безвольно повисла на плече Арреша.

– Дядя, всё хорошо? – Арреш обеспокоенно посмотрел на исцарапанное лицо наагалея.

– Как тут может быть что-то хорошо? – ядовито отозвался Ссадаши, утираясь и стряхивая кровь с пальцев. – Утешить меня сейчас может только живая беседа. Госпожа Марила, вы же составите мне компанию?

Ссадаши вновь улыбнулся и стряхнул с щеки кровь. Капли, вспыхнув голубым, плюхнулись на мостовую. Голубая искра сверкнула ещё раз и погасла, словно впитавшись в камень.

Дейна вздрогнула и пошевелилась. Ещё мгновение назад она спала так крепко, что ленилась даже ворочаться. А сейчас её как будто потревожил резкий звук. Несколько секунд она просто лежала и, казалось, опять уснула. Но в следующий миг она резко распахнула светящиеся глаза и села.

Госпожа Марила оказалась женщиной очень темпераментной. Рыдания у неё перемежались гневными криками и требованиями немедленно её отпустить, заявлениями, что у них нет никакого права её удерживать, они подлецы… И всё это странным образом уживалось с мольбами войти в её положение, с живописаниями горестей, испытанных ею из-за встречи то ли с Дейной, то ли с угрожавшим ей разбойником. Правда мешалась с ложью, и допрашивать госпожу было крайне утомительно. Уже через полчаса у всех присутствующих ныли уши, а головы простреливала тупая боль. Ссадаши уже хотел отправить её отдыхать в спальни, располагавшиеся недалеко от императорской темницы и предназначавшиеся для влиятельных господ. Но прибежала служанка Марилы, девица Синка.

Сперва она попыталась прорваться к госпоже с боем, а потом горестно разрыдалась на широкой груди Оршоша. К явному удовольствию последнего. И поведала честную версию событий. Рассказала о первой встрече Марилы и Дейны, о ночном столкновении с наагалеем и его невестой и о беседе с неизвестным, который предложил немного проучить Дейну, чтобы та держала язык за зубами. Синка клялась и божилась, что госпожа её – девушка хорошая и добрая. Она бы ни за что не пошла на убийство. Не иначе как злой дух вселился в неё и мысли попутал.

Было решено отправить женщин в покои придворных дам и держать их, пока не приедут муж и свёкор госпожи Марилы. Той не понравилось такое решение, и мужчины ещё долго слышали её гневные крики, которыми она хотела призвать спящий дворец на помощь «оболганной и опороченной женщине». Однако превзойти концерт, устроенный прошлой ночью Ссадаши и Дейной, ей не удалось, и послушать её никто не вышел.

Допрос проводился в одной из многочисленных дворцовых гостиных. Пока Ссадаши беседовал с Марилой, подчинённые тщательно прочесали комнату и простучали все стены. Соглядатаев не обнаружили, так что перемещаться в другое место мужчины не стали. Сепуш Хауриц и его «дама» сидели за столиком у камина и неспешно потягивали травяной отвар, старательно не обращая внимания на «допрос». Впереди их тоже ожидала беседа по душам.

Как только женщин вывели, пасс Идан отбросил назад поднадоевшую вуаль и тяжело, с вызовом уставился на наагалея. Темноту в гостиной развеивала только пара светляков и трехрожковый канделябр, и огонёк свечи опасно замигал в жёлтых глазах.

– Премилый наряд, – сделал комплимент подсевший к ним Ссадаши.

Пасс Идан забросил ногу на ногу и нарочно подёрнул кружевной подол вверх, показывая, что своего внешнего вида он ничуть не стесняется. В отличие от отца, он не цеплялся за рамки приличного и допустимого. На самом деле от своего отца пасс Идан отличался так сильно, что Ссадаши порой задумывался о верности жены паттера Иоргона.

Пасс Идан не походил на отца ни внешне, ни по характеру. Довольно высокий, крепко сложенный, с густыми чёрными волосами, которые стриг весьма коротко, смуглый, как и большинство жителей пустыни, и желтоглазый. Выглядел оборотень привлекательно, хотя красавцем назвать его было нельзя. В речах был не в пример мудрее нынешнего паттера и осторожнее. В то же время к нему относились с большим уважением и действительно опасались: пасс Идан не будет ссориться, но его враг одним утром может просто не проснуться. Как религиозного главу песчаных волков Ссадаши его плохо представлял, возможно, оттого что в качестве главного жреца наг за всю свою жизнь не видел никого, кроме паттера Иоргона. Но правитель из пасса Идана выйдет неплохой.

Вот только нынешний паттер не спешил уходить на покой, а пасс Идан с уважением относился к отцу. Хотя до Ссадаши доходили и другие слухи. Если сам паттер усматривал во внешности своего сына благословение богов за верное служение, то у окружения бродили те же мысли, что и у Ссадаши. А в столь консервативном обществе наследование по крови было очень важно.

В последние сто лет влияние пасса Идана усилилось, а вот паттер Иоргон фанатичными выходками подорвал доверие окружения. Пассу бы этим воспользоваться, но он предпочитал дождаться смерти отца.

Но пять лет назад кое-что изменилось. Пасс Идан имел несчастье влюбиться. Причём очень неудачно.

С приходом к власти паттера Иоргона усилилось влияние религии на общество и без того довольно консервативные песчаные волки стали ещё более консервативными. Малочисленные народности, проживающие рядом с ними, стали притесняться. Межрасовые браки, и ранее не поощрявшиеся, подверглись резкому осуждению. Дети от таких браков не признавались законными. Многие жители покинули родные места и расселились по соседям. Но кое-кто остался, и они пытались сопротивляться власти. Сопротивление было малочисленным и оттого вялым, но всё же приносило ощутимые беспокойство и тревогу. Повстанцы использовали проблемы в отсталых регионах, чтобы настроить население против власти, убеждали малограмотный народ, что верховный жрец неправильно толкует слова богов, намеренно вводя их в заблуждение. Они устраивали покушения на высокопоставленных лиц и однажды убили посла из Закарии, с чего и начался затяжной конфликт оборотней с этой страной.

Всё осложнялось тем, что большинство лидеров повстанцев были если и не образованны, то хотя бы очень хорошо соображали. Чего нельзя было сказать о чиновниках, религиозно закостеневших в большинстве своём. Повстанцы были убедительнее и красноречивее и говорили о самых болезненных проблемах населения, в то время как представители власти вещали в рамках дозволенного, опасаясь отступить в сторону, и всегда умалчивали о проблемах, чтобы не распалять народный гнев. Но именно это умалчивание и растравливало народ ещё сильнее.