– Наагалей, какие разговоры о приличиях можно вести с голым человеком? – чуть раздражённо спросила хранительница, нервно осматриваясь.

Очень хотелось прикрыться. Но от пены на воде были лишь жалкие клочки, полотенце лежало рядом с наагалеем, и почему-то женщина была уверена, что тот не захочет его отдавать. А одежда и вовсе была сложена на скамеечке подальше от купальни. Чтобы не замочить. Дейна была бы рада прикрыться хотя бы ужом, но наагалей играючи отпихивал змея хвостом к дальней стенке, хотя тот рвался на защиту чести хозяйки. Удивительно, но Дейна не чувствовала себя смущённой. Может, зелье лишило её возможности испытывать любые острые эмоции? Это очень кстати! Но она сильно ощущала свою уязвимость и на полотенце смотрела как на доспех.

– О, ты плохо представляешь, что можно сказать голому о приличиях! Сколько нотаций и причитаний о морали выслушал я за всю жизнь от самых разных божеских созданий только лишь из-за того, что им посчастливилось узреть меня голым, – наагалей задержал взгляд на её коленках и растёр между пальцами мыло. Дейна поспешила опустить на колени подбородок. – Да и исполнять императорский приказ ты в таком виде не поспешишь. Как ни странно, но этикет предписывает являться к его величеству в одежде. Так что ты там говорила? Что мы теперь квиты, верно?

Резкий переход к сути визита Дейну немного обескуражил. Но ненадолго.

– Вы мне мстить за мои слова приползли? – прищурилась она.

– Нет, – наг протянул это коротенькое слово с таким удовольствием, что Дейна не смогла ему поверить.

– А давайте вы проявите великодушие или хотя бы снисхождение к моему юному возрасту и простите меня?

– Но я не обижен, – Ссадаши игриво шевельнул хвостом, брызгая в лицо хранительницы водой. И пока та отфыркивалась, взял ковшик и полил её голову.

– Госпо… – Дейна осеклась, почувствовав, как на макушку ложится рука, по мокрым волосам расползается пахучая мыльная масса, а когти аккуратно касаются кожи.

Возбуждение её не накрыло. Но мысли исчезли. Она даже не могла назвать это волнением. Сердце бухало одновременно в груди, горле и животе, голова звенела от пустоты, а мышцы задрожали от напряжения. Дейна вдруг вспомнила, как в двенадцать лет впервые столкнулась с виверной. Старая самка, большая и теплая, была полностью слепа. Папа поставил Дейну рядом с ней и велел не шевелиться. Виверна передвигалась медленно и тщательно принюхивалась. Нюх у неё тоже был такой себе. Когда широкие ноздри втянули её кудри, маленькая Дейна перестала дышать. Она так боялась спугнуть этот момент, что не чувствовала ничего, кроме напряжения. Радостью и волнением от встречи она насладилась после, уже за оградой. Эмоции накатили волной, и девочка смеялась и кричала от восторга.

И вот сейчас она так же боялась спугнуть момент. Она насладится им после.

Ссадаши, полуприкрыв веки, смотрел на склонённую, покрывающуюся белой пеной голову. Шея и плечи Дейны покраснели, вода у колен нервно вздрагивала кругами от дыхания женщины. Давно его уже не волновали такие мелочи. Он любил смотреть на красивых женщин. Его волновали длинные ноги, изящные хвосты, соблазнительные изгибы и призывные взгляды. Но испытывать желание, глядя как по воде разбегаются круги от женского дыхания? От такой мелочи?

А вот этот выступающий позвонок? Очень захотелось коснуться его языком, даже слюна во рту скопилась. И Ссадаши, склонившись, широко и горячо лизнул его и, пройдясь кончиком языка по шее вверх, прижался губами к ямочке в месте перехода шеи в затылок. Дейна судорожно вздохнула и дёрнулась прочь, хвост мигом обхватил её и прижал к стенке купальни.

– Куда? – прохрипел Ссадаши ей на ухо.

– Н-на-наагалей, – дрожащая ладонь попыталась отпихнуть хвост, прижавшийся к бедру.

Что ж… Ссадаши предвкушающе прищурился. Идея императора и повелителя ему нравилась всё больше. Сжавшаяся Дейна волновала его так сильно, что Ссадаши был уверен: стоит ей выпрямиться и предстать во всей своей нагой красе, и его просто разорвёт от желания зацеловать это тело. От возбуждения покалывало даже кончики пальцев, зудели мелкие чешуйки на животе и хотелось прижаться носом к влажной коже и дышать, дышать запахом Дейны.

С возрастом, когда пресыщаешься радостями, соитие с женщинами начинает приносить только плотское удовольствие. Бесспорно яркое! Постепенно забывается, с какой горячностью ты когда-то в юности бросался в пучину страсти. Ты бросался в неё весь! Мыслями, душой, телом! Сгорал и жадно тянулся за повторением.

Но к удовольствию быстро привыкаешь. И уже не ты сгораешь в женских объятиях, а в твоих объятиях сгорают. По-прежнему очень хорошо, очень приятно, очень хочется продолжения. Но это уже не наслаждение, а просто удовольствие.

Сейчас, глядя на дрожащую Дейну, Ссадаши чувствовал, что может насладиться. Не получить краткое удовольствие, а окунуться в наслаждение всем существом, проникнуться им до самой глубины и ещё долго носить в себе. Вспоминать. Испытывать фейерверк эмоций. Чувствовать на языке вкус искрящего восторга, его запах. Ползать потом размякшим и томным. И видеть вокруг не сухую картинку, а собственно живой мир.

Ссадаши ещё раз с наслаждением втянул в себя аромат Дейны и, раздражённо поморщившись, потянулся за ковшиком. Кое-чего ему всё же не хватало. Похоже, с мылом он переборщил.

Хотелось почувствовать, что он тоже желанен. Дейна юна, её желание должно уже было вспыхнуть.

– Господин, вы что хотите сделать? – Дейна ещё сильнее сжалась, когда на голову полилась вода.

– Призвать тебя к ответственности.

Что ж. Ссадаши расплылся в улыбке, перебирая мокрые волосы. Он хочет взять в руки именно эту «ответственность». Хотя он несколько иначе представлял себе свою вторую половину. Наагашейд как-то заметил, что мужчины видят свой идеал в женщинах, которые им удобны. Тейсдариласа совершенно точно не была идеалом повелителя, но полюбил он именно её и больше никого любить не захотел. Хотя порой он признавался… орал на весь дворец, что прибил бы жену, если бы сам после этого не сдох от тоски. Обычно это случалось после очередной её выходки.

Дейна не была удобной даже внешне. Ссадаши нравились миниатюрные женщины, нежные и хрупкие. Дейна же была довольно высока, фигуриста, сильна телом, хоть и немужеподобна. Ссадаши в двуногом облике был лишь немного выше неё ростом.

Но они всё равно хорошо смотрелись вместе.

Ссадаши подул на шею Дейны и представил.

Он – бледный, поджарый, с прямыми белёсыми волосами и красными глазами, и она – черноволосая, кудрявая, с глубокими пепельно-синими глазами и такая невероятно женственная, даже несмотря на напускную строгость.

Он – улыбающийся, с коварным, хитрым прищуром, уже взглядом обещающий большие приключения, и она, суровая, смотрящая прямо и решительно, и тоже взглядом обещающая большие приключения всем, её потревожившим.

Или же: он – широко улыбающийся и обвивающий её хвостом, и она – мрачная и смиренно обмякшая в его объятиях.

И-де-аль-но.

Ссадаши восхищенно распахнул глаза. Будет потом, как наагашейд, орать, что искусает эту истерзавшую его женщину. Он не понимал, зачем ему такие мучения, но был готов с ними смириться.

– Ты так смело заявила, что всё мне простила. Да ещё и посмела сказать, что мы квиты.

Дейна приоткрыла рот, но посмотрела на лениво бултыхающийся хвост и на всякий случай ответила:

– Н-нет.

– Как это «нет»? – Ссадаши растерянно хлопнул глазами. – От своих слов открещиваешься? А свидетели…

– Простите, господин, мне просто сказали, что, будучи в одной… одном водоёме с нагом, лучше ни на что не соглашаться, – Дейна решила, что с неё хватит недоразумений.

– Что? – всю игривость из голоса Ссадаши ледяным ветром выдуло. – Кто тебе об этом сказал?

Сперва он подумал на оболтусов-охранников, но тут же сообразил, что это не в их интересах. Они бы скорее сказали, что за несогласие Дейну ожидает страшное проклятие: её всю жизнь будет преследовать дух неупокоенного змея.