— Я так и сказала, дорогая, — раздражённо отозвалась Летиция. — Поэтому мы идём...

— Туда, где вы выставите меня напоказ, словно куклу, повинующуюся прихотям циркача, — оборвала её Элиза. Само собой, не без удовольствия. — Туда, где сможете запереть меня, чтобы люди смотрели и видели во мне вашу безграничную власть. Видели, раз уж даже Элиза Болло — жена прославленного воина, — согласилась на такую работу, то этот город, несомненно в вашем кармане. И, пожалуй, я согласна — это наилучший способ воспользоваться мной, моим именем — ведь, в сущности, что ещё во мне есть. Наилучший способ для вас. Но мне он не подходит.

— Не... подходит? — Вот. Вот так выглядит искреннее удивление.

— Именно, — кивнула Элиза. — Однако это не отрицает моих намерений. Я не соврала вам — ни разу не врала за этот разговор. Я действительно хочу принести пользу. Оливия говорила, что несколько дней в неделю работает в больнице недалеко от моего дома. Знаете, на родном острове у меня был... хм... подобный опыт работы. К тому же, мой муж военный, так что я вполне могу перевязать рану и меня не пугает вид крови. Да, может быть, это не то, что вы для меня спланировали. Но я не сомневаюсь, вы сможете обернуть это в свою пользу и извлечь выгоду. Как бы то ни было, именно в эту больницу я и намереваюсь направиться. И... Дело в том, что мне даже не требуется для этого продолжать этот разговор. Достаточно будет лишь прийти туда и предложить помощь.

Сказав это, Элиза, довольная собой, развернулась, чтобы уйти.

— Миссис Болло, — окликнула её графиня, впервые назвав как полагается. И даже... С уважением? Или воодушевлённой своей дерзостью Элизе это просто показалось.

— Хотите рассказать, как тяжело мне будет там работать и отговорить меня?

Летиция не выказала даже подобия какой-либо эмоции:

— Когда прибудете в больницу... Передайте настоятельнице, что пришли от меня.

— Неужели вы до сих пор полагаете, что без вашего разрешения меня не впустят внутрь?

— Нет, — спокойно ответила Летиция Виндр и жёстко посмотрела на Элизу. — Просто хочу напомнить им, кому они обязаны новыми людьми и деньгами. Должна же я держать их в узде, миссис Болло. Как иначе я смогу помочь городу?

И, оставив за собой последнее слово, она неспешно развернулась и прогулочным шагом отправилась обратно в храм, к мужу. Вместе с ним вершить судьбы таких же маленьких, как Элиза, людей. И совершенно не заботясь, что Элиза о ней думает.

Когда-то в мире не было ничего кроме бездны. Безжалостной и холодной, словно удар ножом в сердце. Кроме неба. Пустого чёрного неба, безучастного и одинокого. Кроме ночи, непроглядной, тихой, царившей над океаном.

Так продолжалось веками. Так было. Так должно было быть. Но затем мать-Ночь родила девочку. Она назвала дочь Луной. Воспитала её по своему образу и подобию. Научила всему, что знала. И подарила этот мир ей. Мир, а вместе с ним, семена создания — щепотку собственного безграничного могущества, — чтобы дочь могла дополнить этот мир. Завершить.

Спустя века их общий шедевр был закончен. Появился ветер, чтобы гнать волны. Тучи, чтобы наполнять великий бесконечный океан. Молнии, чтобы освещать свои владения. Образовался баланс трёх миров, чарующая гармония. И мать-Ночь наградила Луну за этот ошеломительный успех. Сделала ей подарок, который лишь она могла создать. Сестру-Солнце.

Луна была вне себя от радости. Ждала тот миг, когда сестра подрастёт, и она покажет ей сотворённый мир. Предвкушала, как они будут играть — приближаясь и отдаляясь, разгоняя шторма, объединяя ветер с водой, создавая невиданные цунами или осыпая водную гладь колючками молний.

Но младшая сестра не желала играть с ней. Не испытывала искренней радости при виде волн и порывах ветра. Не находила идеальный баланс этого мира таким же прекрасным, как находила её родня. Луна была опустошена этой несправедливостью. Она плакала, жаловалась матери. Предпринимала всё новые и новые попытки увлечь сестру, заинтересовать. Даже выкрала у матери четыре маленьких семени создания и отдала их сестре, но та лишь устало улыбнулась и спрятала их подальше. Наконец, отчаявшись, Луна попросила мать-Ночь убить сестру-Солнце — создать заново. Но мать отказалась. Лишь посетовала, что решила создать Солнце не по собственному образу и подобию, но оставила часть её фрагментов души и сердца нетронутыми, дала им сформироваться самостоятельно, превратила, как теперь стало понятно, в маленькие изъяны.

И Солнце страдала не меньше своей сестры. Болезненная и слабая, апатичная и вечно уставшая, чувствующая себя неуютно в кругу семьи. Сестра-Луна была прямым продолжением матери-Ночи. Их влекли общие идеи и стремления, они мыслили одинаково, дополняя друг друга. Они были идеальны. И они создали идеальный мир. И сестра-Солнце никак не могла понять, почему же так сильно от них отличается.

Хуже всего ей было в тот момент, когда Луна, надеясь её порадовать, подарила семена создания. Дар, лишь напомнивший Солнцу о её несовершенстве. Что ей было с ними делать? Что можно было создать в итак идеальном мире? Что можно было сотворить, чтобы его не испортить?

Она выгадала момент, пока сестра и мать спали, и выбросила эти семена в бездну. Прошло лишь несколько мгновений, прежде, чем она пожалела об этом. Как посмотрит она теперь в глаза сестре, сделавшей ей столь замечательный подарок? Как вновь заговорит с матерью, уничтожив самый священный из её даров?

Отныне, из чувства страха, она бодрствовала только, когда мать и сестра погружались в сон. Проводила часы в одиночестве, наблюдая за безмятежным спокойствием пустого мира. За чернотой океана, на глади которого играли волны. За безжизненным ветром. Наблюдала и ненавидела их совершенство.

Но однажды...

Солнце сама не поверила глазам. Она даже не понимала, что именно видит. На водной глади появились... Она назвала их ростками. Четыре небольших веточки показались из пучин бездны. Потянулись к ней, тонкие и неокрепшие.

Её охватил страх. Солнце почувствовала, как против своей воли испортила то, что принадлежало Луне. В следующий раз, когда сестра-Луна и мать-Ночь бодрствовали, Солнце тоже не отходила ко сну. Она впервые за последнее столетие согласилась поиграть с Луной — согласилась гнать волны, стараясь спрятать под ними следы своего преступления.

Конечно же, очень скоро сестра-Луна и мать-Ночь обнаружили эти ростки. Изъяны на безмятежно ровной поверхности океана. И Луна обломала их у самой водной глади.

Никто не мог заглянуть в бездну. А значит и узнать, что веточки эти росли уже долгие годы. Пробивались по чуть-чуть с каждым днём, проросшие из выброшенных Солнцем семян. Питаясь её силой, лучами и огнём её непокорности.

Каждый раз, стоило Луне отойти ко сну, как они восходили снова. Прорывались из толщи воды, тянулись узловатыми ветвями к небу. Ветвями, каждая из которых, на радость Солнцу, была не похожа на другую. Увитые листочками, которые жили и умирали лишь для того, чтобы родиться заново.

Солнце боялась гнева сестры и матери, но в глубине души надеялась, что ростки выживут и окрепнут. Жизнь, созданная не чьей-либо прихотью, но вопреки. Жизнь, которая с каждым днём становилась сильнее и своенравней. Это было... настоящее волшебство. Луна ненавидела их за то, сколь они были непредсказуемыми и несовершенными, а Солнце по этой же причине их любила.

Она назвала их Древами. А затем выкрала у матери ещё семян — целый мешок, все, что смогла найти. И закружила их ветром, развеяв по всему океану. Теперь она не боялась отличаться от сестры и матери. Наоборот, она гордилась этим — и вкладывала всю эту гордость, всё своё желание отличаться, всё несовершенство в собственные лучи, чтобы согреть образовавшуюся в мире жизнь.

Проснувшись, она обнаружила плоды своих трудов. Мир больше не был тихим и спокойным. Не подчинялся старым правилам и законам. Всё превратилось в завораживающий шумный хаос. Появились огромные существа — воздушные Боги — которые могли слышать друг друга и даже её, Солнце! По небу, со свистом рассекая крыльями воздух, летали тысячи видов птиц. В бездне рыбы скользили по волнам. А ещё... Самыми удивительными оказались существа, называвшие себя людьми.