— Что у меня дрянная память?

— Ты — невнимательная, это верно, — безмятежно пожала плечами Сайнир. — А кроме того, слишком вспыльчивая и дёрганная. Эмоции — это то, что мы должны контролировать и...

— И сделать своим оружием, — буркнула Астра. — Я об этом слышала.

— Тебе не хватает концентрации. Ты бы знала это, если бы учителя смогли развить твой дар.

— Мой... дар? — захлопала она глазами.

— Видишь ли, дар — это не магия. И совсем на неё не похоже. Помощь Бога — отчасти. Но в большей степени — это умение управлять собственным или чужим телом. Заставлять его делать то, к чему оно предрасположено. Быстро двигаться, к примеру, или вкладывать дополнительную силу в удар. Однако некоторые таланты — не считаются даром.

— Другие таланты?

— В битве это особенно заметно. Ты находишься на пределе возможностей. Заставляешь тело и разум работать на полную. И тогда начинаешь пользоваться всеми доступными умениями. В этот момент — Бог приходит тебе на помощь. Даёт подсказки. Так, как умеет. Научить слышащего пользоваться этими подсказками — вот, что считается задачей инструктора.

— Я не понимаю, — призналась Астра.

— Ты почти уклонилась, — Сайнир внимательно посмотрела на неё. — Как ты это сделала?

— Я... — Астра задумалась. — Я услышала, как ты двинулась. А затем уловила движение, характерное для удара.

Сайнир засмеялась — приятным и тёплым смехом. У неё была очень красивая, добрая улыбка. Которая почти сразу исчезла с лица.

— Уловила движение, да. Тоже самое я видела во время поединка. Поэтому сказала тебе о ритме. Ритм — это то, что дарит другим Иль’Пхор. Ритм есть у всего — это то, как вещи или эмоции резонируют с Божеством. Поймаешь его — сделаешь себя сильнее. Сможешь его изменить — немного преобразишь порядок вещей вокруг. В училище не объясняют природу этого ритма. Или как он работает — его структуру и составляющие. Как ты думаешь, почему?

— Потому что они сами нихрена не знают, — вырвалось у Астры.

Сайнир вновь тепло улыбнулась.

— Да, ты права. И жрецы стараются как можно меньше думать над этим вопросом. А тех, кто пытается разобраться... Скажем так — недолюбливают. Я говорю тебе это, не потому что хочу высмеять жрецов. У силы всегда есть две стороны. И чем её больше, тем опаснее она становится. Об этом следует помнить. Но правда в том, что, когда перед тобой стоит невообразимое препятствие, ты волей не волей ищешь путь к его преодолению. Ищешь слабые места. Или силу в самой себе. Пытаешься разобраться, как свалить непобедимого врага. И этого у тебя никто не отнимет.

— Так было у тебя с испытанием? — спросила Астры, наконец поднимаясь с почвы. — Научи меня! Скажи, что ты сделала! Помоги мне попасть на них, победить на них! Я тебя не подведу!

— Нет.

Астра замерла, почувствовав холод. Спросила уже без особой надежды:

— Почему? Из-за того удара, что я пропустила? Из-за яблок? Я могу быть внимательней! Могу контролировать свои эмоции! Пожалуйста... Без тебя... Без тебя я не справлюсь.

— В ближайшее время я покину лагерь... Когда закончу кое-какие дела здесь. А кроме того... Кроме того, я не могу тебя научить. У каждого свой дар — что бы не говорили жрецы. Ребята, с которыми ты тренируешься, слышат ритм — мелодию боя. Так же, как Безелик. Иль’Пхор лишь усиливает их ощущения. Но у тебя, Астра, они и так хорошо развиты. В этом твоё преимущество. Осталось лишь научиться им пользоваться.

— У меня нет на это времени! — огрызнулась Астра.

Сайнир лишь усмехнулась.

— Ты ведь не думала, что я по щелчку пальцев решу все твои проблемы?

Астра смутилась. Сказать по правде, она вообще плохо понимала, чего именно ждала от Сайнир.

— Я думала... Может быть, у тебя был какой-то способ. Ну... С помощью которого ты победила. — Она почувствовала, как краснеет. — Может быть, какая-то уловка...

Сайнир положила руку на плечо Астры. Тяжёлую и тёплую.

— Каждый человек в этом лагере говорит, что у тебя нет дара. Со мной было также. Уловка в том, чтобы не верить им. Доверься себе и тому, что получается у тебя лучше всего. Подчини это. А затем преврати в оружие. А жульничество оставь для слабых.

— Но я и есть слабачка!

Сайнир вновь глубоко вздохнула. С усталостью, но также и с ноткой раздражения.

— Пока ты так говоришь — это правда.

И она похлопала Астру по плечу. Затем убрала руку и медленно зашагала обратно к себе в дом. Дверь за ней закрылась, и в этот раз раздался громкий, отчётливый щелчок замочной щеколды.

И Астра вновь осталась одна.

Персиваль проснулся от криков и звона стали. Резко подскочил на месте, отгоняя от себя отрывистый, рубленный, беспокойный сон.

Он был у себя дома. В гостевой кровати на первом этаже, накрытый гостевым же одеялом, которое теперь полностью пропиталось его потом. Одежды он не снимал, плечи до сих пор сжимал мундир с капитанской нашивкой. Он вообще не помнил, как добрался до дома. Выйдя из порта, заглянул в бар, провёл там не больше часа и ушёл, совершенно не ощущая себя пьяным.

Но, пожалуй, удивляться было нечему.

Вчера он дал слабину. Сдался под натиском зверя. Оправдываясь, что это может стать последней возможностью выпустить его наружу. Оправдываясь, как любой алкоголик оправдывается, когда тянется к недопитой кружке.

Это было недопустимо. Он не раз клялся себе, что не сделает этого на Иль’Пхоре. Не сделает этого дома, перед семьёй. И теперь... Возможно, больше ему и не придётся. Никогда.

Он взглянул на свои руки. Костяшки пальцев приятно покалывало. На них были болячки с уже подсохшей кровью, которые треснули от того, как Персиваль сжал кулаки. И он сжал их ещё сильнее, глядя, как несколько маленьких красных капель появились под раной. В этом не было удовольствия. Только боль. Заслуженная и справедливая. Разве что, недостаточно сильная.

Наконец он отбросил одеяло, поднялся, держась за изголовье кровати. Нашёл ботинки — хотя бы их он снял, или это сделал кто-то за него. Зашнуровал их и вышел во двор.

Звуки боя здесь звучали отчётливее. Он мог различить голос инструктора Фредерика Аулица, отдававшего короткие команды.

— Встать. Стойка. Выпад. Блок.

После каждого лающего вскрика слышалось движение нескольких десятков юношей, звон турнирных, не заточенных мечей. Натужные вздохи, приглушённая возня. А затем команды повторялись снова.

Персиваль медленно пошёл по тропинке. Не то чтобы ему хотелось смущать учеников во время тренировки. Его тянули звуки боя. Каждым металлическим позвякиванием всё отчётливее давали понять: вчерашнее отстранение произошло на самом деле. Это не дурной сон. Персиваль больше не солдат. Каким бы ни было его дальнейшее будущее — он должен был принять его. Осознать в полной мере. Смириться с ним. Это станет его первым шагом. Шагом к новой, нормальной жизни.

Он свернул с главной дорожки, выложенной фигурным и очень аккуратным пазлом из мрамора. Побрёл по тропе. Здесь росли деревья, которые выращивала Элиза. Кажется, они называются Сейтайи. В своих рассказах она описывала размашистые деревья с могучими ветвями; говорила, что на её родном острове они достигали пятнадцати, а то и тридцати локтей. Однако самые высокие из тех, что росли в их саду, были лишь немного выше Персиваля, а ветви их жались к стволу и клонились к почве, из-за чего деревья походили на усталых солдат с опущенными головами.

Однако Элиза любила их и такими. Он не знал, почему, ведь деревья постоянно увядали, умирали, и доставляли ей только боль. С другой стороны — Элиза вышла за него замуж, а это объяснить Персивалю было ещё сложнее.

Снова свернув, Персиваль вышел к невысокой изгороди, за которой был вытоптанный и засыпанный песком пустырь тренировочной площадки по двадцать шагов в каждую сторону.

Ученики, старшему из которых было чуть меньше восемнадцати лет, тренировались парами. Капитан Фредерик и его помощник, молодой северянин Неровен Довенкольт, ходили между бойцами, изредка давая советы.