— Мне нет дела, почему миссис Виндр отправила вас. Теперь вы здесь. Какой у вас опыт... хм... работы с ранеными? — голос её был сухим и отстранённым. В нём не осталось эмоций, только усталость, граничащая с безразличием.
— Я несколько раз обрабатывала порезы, ушибы, и...
— Вы зашивали открытые раны?
Элиза замялась:
— Не приходилось.
— Вправляли конечности? Умеете ставить укол в вену? Вынимать осколки снарядов?
Она продолжала спрашивать. Буднично, не ожидая ответов. Затем тяжело вздохнула:
— Мисс Болло?
— Миссис.
Элиза вдруг заметила, что женщина протягивает ей что-то. Это был халат — такой же, как у неё самой, только практически чистый, если не считать несколько старых розоватых пятен. Элиза взяла халат из её рук и посмотрела на неё.
— С вашим опытом, — женщина покачала головой. Бросила быстрый взгляд на врача, который, судя по всему, не собирался участвовать в этом разговоре. Затем сказала: — Я не могу направить вас в помощь одному из врачей. Это не поможет ни ему, ни... вам. Вы будете ухаживать за лежачими больными.
Элиза молчала, а женщина продолжала смотреть на неё. Будто ждала, что Элиза наконец признает, что здесь ей не место, отшвырнёт халат в сторону и уйдёт. Или... хотя бы заплачет.
— Скажу сразу, — добавила женщина, и в её голосе впервые промелькнула жизнь, а не скрежет несмазанных механизмов безразличия и раздражения, которые, без сомнений, служили ей бронёй в этом месте. — Вас никто не осудит, если вы откажетесь. Дело в том... Дело в том, что это — скверное место. Все делают вид, что это не так, но все мы прекрасно знаем правду. Видим ужас в глазах неподготовленных людей, которых отправляет сюда леди Виндр. Так что не бойтесь отказаться. Если вы переживаете, что такое случится впервые, то это не так.
— Я... — Элиза сжала серый халат двумя руками и приложила к груди, вероятно пачкая его в крови. — Что мне нужно будет делать?
— Следить за особо тяжёлыми больными. Помогать другой сестре обмывать их. Менять им постельное бельё, выносить туалет. Но главное... Их не бояться.
— Не бояться? — удивилась Элиза, хотя сразу поняла, о чём говорит собеседница.
— Тебя отправляют в сраный хоспис! — с неуместной жизнерадостностью сказал врач и усмехнулся. — Чулан, где хранятся поломанные тела и души. Место, забытое богами.
— Не бояться, — повторила сестра с нажимом. — Большинство из тех, кто там находится, никогда не покинут этой лечебницы. И вы, возможно, станете последним человеком, которого они увидят. Знайте это, когда будете смотреть на них. Когда будете говорить с ними.
Они замолчали на несколько секунд.
— Вы справитесь? — спросила она. И Элиза порадовалась, что в её голосе не звенела жалость. Или её было не так много, чтобы это стало заметным.
— Не знаю, — честно ответила Элиза.
Сестра милосердия, чьего имени Элиза так и не спросила, кивнула:
— Хорошо. Если у вас не получится, не бойтесь прийти ко мне. Уверена, леди Виндр обязательно подберёт что-то более подходящее для... для такой дамы, как вы.
Элиза подумала несколько мгновений. «Такая дама, как она». А кем именно она была? Разве не это — лучшее место, чтобы помочь, не беря в руки оружие, как она собиралась? Помочь хоть кому-то. Хоть чем-то. Да и...
Разве «чулан, где хранятся поломанные тела и души» — не то самое место, куда Иль’Пхору было правильнее всего отправить... такую даму, как она.
— Подскажите, — прервала тишину Элиза, — Куда мне идти?
Глава 17. Кровь. Часть 2
Хоспис оказался покосившимся одноэтажным строением, с обшарпанными стенами, в которых тут и там зияли дыры размером с кулак. Такой же серый, как основное здание больницы, сейчас, после наступления темноты, он казался чёрным. Лишь глазница единственного окна пульсировала тусклым светом.
К зданию вела узкая, заросшая кустарником и сорняками тропинка, и складывалось ощущение, что люди не ходят сюда вовсе. Однако подойдя ближе, Элиза обнаружила отдельные ворота, от которых тянулась подъездная дорожка, перечёркнутая двумя тонкими, склонившимися над каменной плиткой стволами деревьев.
Элиза зашла внутрь хосписа, вновь ощущая скребущее волнение. Будто бы она пришла сюда не помочь людям, но дожить последние дни, которые отвела ей судьба.
Холл был пустым и безлюдным. Горела тусклая, свисающая на проводе с почерневшего в этом месте потолка, одинокая лампа. Прямо возле двери стоял небольшой письменный столик, весь заваленный документами, несколько стопок которых также расползлись в беспорядке на полу. За столиком, как и в самом холле, также не оказалось людей. И в этот раз Элиза сперва решила несколько раз крикнуть:
— Эй! Здесь кто-нибудь есть? Эй!
Но никто не ответил, и она пошла дальше по коридору, чувствуя себя каким-то грабителем. Подошла к первой двери и заглянула внутрь.
Ей открылась комната: большое квадратное помещение с ещё одним окном, где по периметру друг рядом с другом стояли кровати. И на каждой из них кто-то лежал.
Сперва было тихо, и Элиза хотела прикрыть дверь и уйти, но затем раздалось какое-то бормотание, и несколько человек по очереди привстали на своих местах, словно чёрные тени, выросшие из одеял.
— Никак у нас пополнение! — едкий, хриплый голос показался слишком громким, и Элиза вздрогнула. Он принадлежал мужчине, лежавшему на ближайшей к двери кровати. — Смотри-ка, Жильен, а она красивее Хильди, а?
Элизе захотелось попятиться, но она вспомнила наставление старшей сестры милосердия. Её работа в том, чтобы их не бояться. Эти люди слабы — при смерти. Они одиноки, брошены всеми. Разбиты и раздавлены. Они не причинят ей вреда.
Элиза понимала это. И всё же ей было страшно.
— Ну же! Что встала? Ты новая сестра? Сестра-сестричка, со мной ты вспыхнешь, словно спичка...
Последние слова мужчина практически пропел, и Элиза снова вздрогнула.
«Не бояться. Не бояться».
— Эй! — прикрикнул он и заполз повыше на подушку, упираясь в койку руками. — Хильди не было целый день! Подойди! Мне... Мне нужна помощь!
Ещё несколько человек проснулись, принялись ворочаться, бормотать, шептаться. И Элизу не покидало ощущение, что они испытывают её, дразнят. Или просто над ней смеются.
Наконец она заставила себя сделать несколько шагов внутрь. В конце концов, после того, что она пережила сегодня, разве ей оставалось, чего бояться?
— Давай-давай! Сестра-сестричка, ты осмотришь меня лично... — напел мужчина себе под нос, трухлявым, скрипучим голосом.
Элиза сделала ещё шаг внутрь. Только теперь она вдруг ощутила, что здесь не пахло моющими средствами, как в больнице. Нет, запах здесь был затхлым, спёртым, пропитанным многодневным потом и людскими испражнениями. Её снова затошнило, однако она сделала ещё один шаг вперёд.
— Мне больно! Ты разве не поняла? — закричал на неё мужчина. Она уже почти увидела его лицо. Размытый во тьме овал, с клочковатыми волосами на висках и лысым лбом, со скривлённым на правую сторону носом и с кривой усмешкой на губах. — Ну же! Помоги мне! Ты ведь сестра, бездна тебя дери? Или просто пришла поглазеть, как мы тут дохнем?
— Я... — Элиза сглотнула. Горло першило, и она боялась, что, заговорив, начнёт кашлять. Но всё же ответила: — Да, сударь. Я новая сестра милосердия.
Или, по крайней мере, человек, у которого есть халат с такой монограммой.
— Ну же! Ты собираешься мне помочь? Проклятая сонная муха!
— Отстань от неё, Физ, — пробасил кто-то.
— Иди на хер, Жильен! — каркнул старик. Да, теперь Элиза видела, что мужчина на ближайшей кровати старый, с обвисшей кожей на щеках и с морщинистым лбом. — У меня тоже есть права! Ну же, сестричка? Ты поможешь?
Элиза подошла почти вплотную к кровати.
— У меня нет ничего, что я могла бы вам дать. Нет... Нет ничего от боли, — честно призналась она. А затем решила рискнуть. Попробовать сблизиться с ними. Показать, что она человек, и что ей не всё равно. — Скажите, сударь, как ваше имя?