— Но недостаточно много, как по-вашему, — закончила за неё Элиза. — Есть такой вид людей, которым никогда не бывает достаточно. Не так ли?

Оливия вновь попыталась улыбнуться.

— А что насчёт вас? Вы никогда не шли по улице, и не думали, не могу ли я сделать что-то ещё?

— Бездна, вы... — Элиза поднялась на ноги. — Вы просто лицемерка! Обвиняете меня после того, как подслушали исповедь, после того, как я...

Она хотела сказать «спасла человека». Но они обе знали, что это неправда.

— Нет же, послушайте! — Оливия тоже подскочила и взяла Элизу за чистую руку двумя своими. — Я совсем не это хотела сказать. Боги... Уговоры никогда мне не давались. Думала, за завтраком смогу найти правильные слова, а сейчас... Было бы проще, если бы вы пообщались с моим отцом. Он завтра будет здесь — в храме. Будет читать проповедь. Я... Не настаиваю, но буду рада, если вы и ваш муж придёте.

— Персиваль, он...

Оливия прервала её, сжав ладони на её запястье.

— Не нужно отвечать сейчас! Просто подумайте об этом, поговорите с мужем. Быть может, однажды вы обернётесь и увидите — даже когда Бог вас не слышит, это не значит, что ничего нельзя сделать. Я видела людей, которые были способны на куда большие подвиги, чем чудеса, приписываемые богам. И то, что вы сегодня сделали, — лишь это доказывает.

Она отпустила руку Элизы.

— Прощайте, миссис Болло. Я очень надеюсь, что мы скоро увидимся. Достаточно скоро, чтобы не вышел... хм... магический срок годности.

Она улыбнулась краешком губ, а затем развернулась и зашагала в сторону дороги, где её уже ждал экипаж.

Элиза вздохнула, оставшись одна. Обнаружила, что на неё продолжают таращиться. Развернулась, снова взглянув на огромный уродливый храм.

— Тебя ведь нет здесь, не так ли? — спросила она в полголоса. — Конечно же нет, бездна...

А затем, больше не оборачиваясь, прикрылась меховой накидкой, пытаясь скрыть грязную одежду, и направилась в сторону дома.

Они начали пить на корабле. Само собой, это запрещалось уставом, но ни капитан Лоуренс Ботфорт, ни подполковник Альбрехт Орсел не возражали. Стоило начаться обеду, ворчливый ублюдок Фарви выкатил в столовую бочку оранжевого вина, в которой оставалось чуть больше половины, налил себе целый стакан, отхлебнул, шумно причмокнул и даже позволил себе улыбнуться — вероятно, впервые, за это путешествие.

Вокруг тут же образовалась очередь, загремела посуда, голоса команды стали громче и веселее, послышался смех, как всегда бывало, когда корабль возвращался в родной порт. Рыжий быстро присоединился к Фарви, каждые несколько минут подходя к бочке и доливая свой стакан доверху. Граф достал откуда-то небольшую флягу и с довольным видом устроился возле иллюминатора. Даже Счетовод несколько раз цедил себе чуть больше трети стакана и выпивал залпом, не запивая и не закусывая, — у парня было много талантов, но пить он не умел.

Персиваль был не слишком рад столь беспринципному и наплевательскому отношению к солдатской этике. Голос отца где-то на задворках сознания болезненно напоминал ему о том, что свод правил и законов — истины, которые он должен почитать больше самих Богов. Но раз даже начальство потворствовало происходящему, кто он такой, чтобы препятствовать, возмущаться и лишать солдат заслуженной награды.

Он и сам плеснул себе вина, а затем разбавил его водой. Отхлебнул, скорее просто промочив губы, чем сделав полноценный глоток. Кисловатый и терпкий вкус не умиротворял его, не расслаблял, а лишь усиливал жажду.

Ему хотелось выпить. Во-первых, потому что... Бездна, он заслужил это! Уже давно команда не возвращалась на Иль’Пхор в столь прекрасном расположении духа. Победителями. Их взвод столкнулся лоб в лоб с превосходящими силами врага. Отбил нападение, практически не понеся потерь. Проявил невиданную доблесть и отвагу — в особенности он сам, капитан абордажного отряда Персиваль Болло. На него смотрели, как на героя. Его поздравляли с хорошо проделанной работой. И порой, ему даже удавалось забыть, что работа эта заключалась в умерщвлении людей. А преуспевать в ней означало быть самым жестоким и беспощадным сукиным сыном.

Но бессмысленно было заниматься самообманом. Персивалю нравилось быть жестоким и беспощадным. Нравилось преуспевать в этом. В бою он чувствовал столь желанное раскрепощение. Азарт, горячащий кровь, когда оказывался в окружении врагов. Но главное: только в пылу сражения он мог хоть немного ослабить цепь, которая сдерживала нечто тёмное внутри него. Впитать силу этой тьмы. Силу, которая наполняла его, делала его самим собой. Полноценным.

И в этом крылась вторая причина. Возвращение на Иль’Пхор. Домой, где он постоянно изнемогал от тоски. Нет, он любил свою семью. Любил Элизу и понятия не имел, почему она до сих пор оставалась мила с ним. Любил маленького Аллека и ума не мог приложить, почему парень им восхищался. Ему повезло с ними, и они делали его лучше. Он это знал.

И всё же... Для их общего блага, он предпочитал любить их на расстоянии. Персиваль часто говорил себе, что так для них будет безопаснее. Но правда была куда проще. Рядом с ними он был вынужден сдерживаться. Притворяться. Играть ненавистную для себя роль и становиться лишь частью самого себя — тем маленьким кусочком, который они себе выдумали и полюбили.

Конечно же, спустя несколько мучительно долгих дней, он приспособится. Свыкнется и успокоится. Запрёт зверя в клетке, в укромном уголке своей души. Сделает вид, что его не существует. И, быть может, даже сумеет сам в это поверить. Сможет насладиться спокойствием и обществом людей, которые его любят. Насладиться миром.

Но в данную секунду он был на взводе. Буквально не находил себе места и готов был лезть на стену. А чудовище внутри него скулило и рвалось на волю — не важно как, и кто при этом пострадает. Утешало лишь то, что осталась всего неделя до следующего Спуска. Всего восемь или девять дней до момента, когда возобновиться война с Иль’Тартом. Когда его вновь призовут на флот, где он сможет хотя бы время от времени избавляться от оков и становиться... тем, кем он должен был быть, когда доставал меч из ножен. Тем, кто был нужен его королевству. Его острову. Его дому.

И только подумав об этом, Персиваль не удержался и сделал большой глоток. Вино приятно обожгло горло, прокатилось по внутренностям, щекоча нервы.

— Ого, кэп! — окликнул его уже заметно набравшийся Рыжий. — Похоже, мы в порту! Заходим на посадку!

Персиваль с трудом мог сказать, сколько времени прошло с последней переклички. Но теперь тоже заметил, как корабль перешёл в дрейф. Замедлился и затаился, двигаясь при помощи маневровых.

— В порту? — растерянно пробормотал Граф, оборачиваясь к иллюминатору. — Я не слышал, как нас подцепили, а вы? Да и... Где тогда сраные облака?

— Семьсот восемьдесят четыре, — озабоченно сообщил Счетовод своим совсем ещё мальчишеским голосом.

— Бездна, возможно я нажрался в дрызг, но я понимаю, что лопочет этот умалишённый! — сказал Граф. — Взгляните, мать его! Остров вышел из облаков!

Персиваль оставил недопитый стакан и встал со своего места. Подошёл к иллюминатору, возле которого уже столпилось несколько человек, пахнущих кислой выпивкой. Было сложно различить что-то через грязное, замызганное стекло, но Граф несомненно был прав.

— На сто восемьдесят четыре часа раньше, — с восторгом пополам с ужасом сообщил Счетовод. Персиваль и не догадывался, что парень может проявлять такие эмоции.

— Дерьмо... — пробормотал Фарви.

В дверь каюты постучали.

— Эй, пьяные ублюдки! — закричал боцман. — Стройся на палубе!

— Сраное дерьмо, — добавил Фарви, распрямляясь и пытаясь застегнуть верхнюю пуговицу мундира непослушными пальцами той руки, что не держала бокал вина.

А Персиваль улыбнулся. Что ж... Может быть, и для него, в коем-то веке, Бог припас заслуженную награду.

Преждевременный выход Иль’Пхора из облаков практически не смутил команду. Пожалуй, их не смутил бы даже полк Иль’Тарта, поджидающий в порту, или охваченный огнём город. Ревущей, горланящей и гогочущей толпой они вывалились из трёх кораблей. Расползлись, шумя, по пристани.