— Миледи... — повторила она, и Элиза поняла, что женщина, разменявшая, пожалуй, седьмой десяток лет... запыхалась!

— Брита, боги, что случилось?

— Персиваль... — выдохнула служанка, будто готовая хлопнуться в обморок. — Аллек, он...

Элиза ощутила, как все последние капли положительного настроя, с которым она встретила утро, испарились. И, вновь разозлившись — на всех вокруг и на себя, что позволила себе поверить, что это может длиться хотя бы один день, — схватила служанку за лямки платья.

— Боги! Брита, скажи уже, что случилось! Что с моими мужем и сыном?

— Вам... — Брита с удивлением посмотрела на руки Элизы и как будто бы пришла в себя. Элиза отпустила её, и служанка приосанилась и, будто магическим образом, восстановила дыхание и ровный голос. — Вам будет лучше взглянуть на происходящее лично.

Элиза позволила удивлению задержать её на месте на один или два вдоха, а затем кинулась вперёд — бегом сбежала с лестницы. Оказалась на первом этаже. И сразу же увидела разбросанные вещи: помятое бельё на гостевом диване, скомканные плед. Прямо на подушке лежал солдатский мундир, и Элиза увидела на нём следы грязи и крови.

— Боги, Брита, что случилось с Персивалем? — Элиза похолодела. Она никогда не интересовалась, что её муж делал, уходя в таком настроении из дома. Вряд ли существовал ответ, который мог бы показаться ей приемлемым. Более того, она боялась, что ответ может оказаться куда хуже даже самой худшей вещи, которую она сама придумает, так что она не спрашивала. Но теперь... — Бездна тебя дери, Брита, отвечай сейчас же!

— Потом, миледи! — сказала Брита, совершенно спокойным шагом прохромав мимо неё в сторону выхода. — Вы должны спешить!

— Спешить... куда?

— Во двор, миледи, — всё так же ровно отозвалась служанка. — На тренировочную площадку.

— Боги, Аллек, он?..

Она не окончила вопрос и не желала слышать ответа. Просто выбежала на крыльцо, чувствуя, как от бега треклятый кашель начал клокотать в горле. Услышала какой-то шум, детские голоса с тренировочной площадки. Брита уже стояла рядом, молча и сосредоточенно глядя в том направлении.

Бездна...

Элиза побежала туда, подобрав руками простенькое платье. Свернула с тропинки между деревьями, и с ноги слетела одна из туфель на тонкой подошве, так что она отбросила и вторую. Свернула снова и едва не перевернулась через металлическое ограждение.

— Боги...

Два ребёнка — самые старшие мальчики по шестнадцать лет, — держали Аллека за вытянутые руки. Тренировочный комбинезон сына был расстёгнут и спущен до самого пояса, оголяя вздымающуюся и опадающую в такт быстрому дыханию грудь. Глаза его были закрыты, и он прикусил нижнюю губу, будто готовясь получить удар.

— Боги... — Даже увидев, что происходит, она не могла поверить. Несколько вдохов ей потребовалось, чтобы просто стряхнуть с себя оцепенение и что-то сделать. Закричать. — Стой! Бездна, стой!

Все подняли головы к ней, запыхавшейся и красной от гнева. Аллек тоже раскрыл глаза, и Элиза не могла точно понять, что за выражение видит на его лице — разочарование или облегчение. Похоже, и то и другое вместе.

— Стой, бездна тебя дери! Если ты только вздумаешь пустить это в ход, я позову стражу и заставлю избивать тебя, пока они не устанут!

Инструктор Фредерик Аулиц — который всегда казался Элизе вежливым и спокойным, — застыл с поднятой рукой. Рукой, которой он сжимал длинную, тонкую плеть, одним концом извивающуюся на песке, будто змея. Он внимательно посмотрел на Элизу, потом нахмурился. А затем медленно опустил руку.

Элиза, путаясь в тряпках, перелезла через ограду и вышла на влажный, холодный песок.

— Инструктор Аулиц, что, бездна раздери, у вас здесь происходит?

Мистер Фредерик нахмурился ещё сильнее, и его лицо превратилось в олицетворение задумчивости. Кажется, он искал ответ на её вопрос, но не мог его найти.

— Боги, мистер Аулиц, я не знаю, что это за метод обучения, но я не позволю делать подобное с... с детьми!

Инструктор, глупо моргая, немного попятился и даже покосился в сторону ворот, будто он действительно оценивал свои шансы сбежать.

— Миледи, я... Я не собирался... Это совсем не то, что вы подумали...

— Не то, что я подумала? А что же тогда? — Она с гневом посмотрела на плеть. Фредерик проследил за её взглядом, нахмурился ещё сильнее, будто только теперь понял, что сжимает в руке, и разжал пальцы, выпуская плеть на песок.

— Я... Это был приказ, и я... Сам я бы никогда...

Его голос вдруг надломился, будто он собирался заплакать. И Элизе стало его жалко. На мгновение. А сразу после её захлестнула столь обжигающая ярость, что даже закружилась голова. Было сложно поверить, но он действительно был готов сделать это с её сыном!

— Боги, мама! — закричал вдруг Аллек. Его уже никто не держал, так что он просто стоял, скрестив руки на голой груди. — Вы с отцом будто бы сговорились! Неужели обязательно позорить меня прямо перед отлётом? Это что, какой-то извращённый способ заставить меня меньше скучать по дому?

— С отцом?..

И тут она поняла. Боги, ну конечно же. Если вокруг начинало твориться какое-то безумие, значит постарался Персиваль. Кто же ещё.

— Где, мать его, он? — она во весь голос закричала на Фредерика, и тот сделал ещё один шаг назад. Затем, не глядя на неё, дёрнул плечами. Тогда она посмотрела на Аллека, передавая ему этот вопрос. Затем на Бриту, которая как раз подошла к ним.

— Сегодня он проснулся слегка взволнованным, — произнесла Брита, и Элиза с ужасом поняла, что женщина выглядит крайне довольной всем случившимся. Интересно, она специально собиралась разбудить её в самый последний момент? Или её вполне устроило бы, если бы Аллек всё же получил один или два удара плетью? — Так что посетил тренировку, чтобы раздать указания. Кажется, всему виной стал меч, которым срубили одну из ваших Сейтай, вон там. А затем к нему пришли друзья из флота, и... В общем, я больше его не видела.

Элиза почувствовала, что её голова сейчас просто взорвётся. Боги, она ожидала, что хотя бы это утро пройдёт иначе. Пройдёт нормально. И, проклятый Персиваль, ведь это он должен был везти Аллека в порт!

— Хорошо, Брита, — процедила Элиза, не дожидаясь, пока служанка сочтёт необходимым рассказать что-то ещё. — С Персивалем я разберусь позже. А ты... — Она посмотрела на сына. — Если здесь ты уже закончил, немедленно одевайся и помоги загрузить твои вещи в экипаж. Нам пора ехать.

И, развернувшись, в громогласной тишине Элиза отправилась искать свои туфли.

В экипаже они ехали молча. Колёса громко стучали, отдаваясь головной болью. А город вокруг стремительно оживал. Жители украшали улицы, вешали гирлянды на балкончики и питьевые фонтаны. На карнизах появлялись вырезанные из дерева и раскрашенные игрушки. Бешено крутились флюгеры из нержавеющей стали с позолотой. Вдоль дорог вырастали разноцветные тенты палаток, где улыбчивые торговцы спешили разложить сувениры и сладости. Да и сами горожане будто бы стали ярче, веселее и начали улыбаться.

Наверное, только с улыбкой можно встречать такой праздник. Празднование выхода Иль’Пхора из безопасности облачного пушистого одеяла. Празднование Спуска, а вместе с тем и начала кровопролитной войны, которая совсем скоро вновь изуродует лица людей скорбью, стараясь забрать у них самое дорогое.

Долгое, как будто бы бесконечное, время, раз за разом наступающее после затишья лета.

Она смотрела на сына, почти не обращая внимание на убранство города. Жадно впитывая в себя этот момент. Думая — а она не могла об этом не думать, как не старалась, — а что если это их последние минуты вместе. Последние минуты, которые они проведут в тишине. Думая о том, как именно завезти разговор, как вместить в него всё, что ей хотелось сказать, и не находя даже единого слова.

— Отец был вчера чем-то расстроен? — спросил неожиданно Аллек и обернулся от окна, и она едва не расплакалась просто от того, что слышит его голос. Он посмотрел на неё своими добрыми, полными тепла глазами. Будто догадался, что её гнетёт. Или и сам переживал не меньше.