С появлением новичков на третьем и четвертом этапах наши фермы в Шолене удвоились в размерах, что хорошо для сельского хозяйства и других товаров, но это означает, что приходится иметь дело с большим количеством придурков. Привилегированные идиоты, которые думают, что нашли святой грааль безопасности.

Безопасность — это иллюзия. Вот почему я предпочитаю проводить свои дни здесь, без удобств. Без фальши и существования, подобного мечте. Потому что однажды кошмар может обрушиться на нас, и выживут только те, кто не побоится открыть глаза.

Не найдя никаких ключей от Рейта для моей любимой коллекции, я собираю птицу в отдельную сумку вместе с двумя другими, которых я подстрелила ранее, одну из которых я обменяю на рынке на немного лавандового мыла.

Несмотря на постоянно растущий объем кредитов, на рынке Солена все еще процветает система обмена, и мои охотники добыли там несколько небольших сокровищ.

Я направляюсь к расщелине в каньоне, где солнце освещает пластиковый лист, который я положила туда несколько дней назад, углы которого скрыты под песком. В центре лежит камень, который я откладываю в сторону, и приподнимаю пластик, чтобы открыть трехфутовое отверстие, в котором находится маленькая жестяная чашка, спрятанная в кустах внизу. Мой язык сжимается, когда я обнаруживаю, что он в основном наполнен водой, и я наливаю жидкость в свою бутылку, останавливаясь, чтобы сделать глоток, прежде чем заменить пластик и камень. Прохладные весенние месяцы привели к резким колебаниям температуры, и собрать воду почти невозможно.

Если бы только жажда и случайные приступы ярости были всем, о чем мне нужно было беспокоиться, я бы вероятно взяла за правило более тщательно исследовать ландшафт.

Однако выходить сюда опасно. Как и во всем остальном, женщин тоже не хватает благодаря рейдам ульев. Если Рейтеры не схватят вас и не заберут обратно в свои гнезда, в конце концов появится мародер и окажет вам честь. Женщины стали таким же средством торговли, как еда и вода, а иногда и более ценным.

Шолен уничтожил несколько женщин, которые, как считается, были переносчиками инфекции в той или иной форме. В основном геноцид, и нет высшей силы, способной остановить это. Никаких миротворцев Организации Объединенных Наций или военной оперативной группы, которые могли бы вмешаться. На женщин охотятся со всех сторон — их убивает Легион, их продают мародеры или тащат Рейтеры в свои гнезда, где они пытаются спаривать их.

Дрожь пробегает по моему позвоночнику при мысли о том, что меня заденет какой-нибудь Рейтер.

Однажды я слышала о молодой женщине, лет двадцати с небольшим, которую похитил один из них. Ее связали и неоднократно насиловали, пока она, наконец, не забеременела. Рейтер ухаживал за ней, кормил ее сырым мясом и водой в течение нескольких недель, и когда она смертельно заболела, это в конечном счете поглотило ее. По-видимому, у нее была попутчица, пожилая женщина, которая была менее привлекательна как заводчик, которой удалось освободиться и избежать Бешенства. В конце концов, Легион наткнулся на нее на дороге, грязную и покрытую кровью. Как только они узнали, что ее держали в гнезде, они конечно убили ее. Даже если бы ее не укусили, воздействие Ярости в течение длительного периода времени делает новичков угрозой для их драгоценного сообщества чистых.

Вот почему их задницы морщатся каждый раз, когда я выхожу за стену. Если бы не папа и его авторитет в обществе, я уверена что они бы вышвырнули меня вон. На самом деле, я жду того дня когда они сделают или заставят меня стать одной из их дочерей, и я скорее доведу себя до Бешенства, чем позволю этому случиться.

Забросив сумку в грузовик, я запрыгиваю на водительское сиденье и завожу двигатель, направляясь обратно в Шолен. Вдоль грязной тропинки тянется широкое пространство разлагающейся пустыни, а вдалеке бесцельно бредет Рейтер. Иногда я задаюсь вопросом, каким было это место в те времена, когда процветала цивилизация. Странно думать, что женщины когда-то бродили, где хотели и никто не пытался их убить или спариться с ними.

Вскоре я добираюсь до скопления палаток за пределами Шолена и останавливаю грузовик. Через несколько секунд меня окружают маленькие дети, в основном мальчики, одетые в одежду, едва облегающую их тела. Удивительно, что Легион еще не выселил свои семьи, но я узнала что скваттеры довольно хорошо справляются с тем, чтобы не подпускать других, и несмотря на то, насколько дерзкими они могут быть по отношению к тем, кто покидает Шолен, они в основном безвредны. Просто семьи, надеющиеся заработать свой путь по другую сторону стены.

Дети тянутся ко мне, подпрыгивая от возбуждения, за угощением которое я обещала им на выходе. Их бронзовая кожа покрыта грязью, тонко натянута на костях их скелетов — зрелище, которое выводит меня из себя. Как мы можем отрицать их? Как мы можем игнорировать их день за днем вот так?

— Я говорила вам, ребята, что вернусь. Посмеиваясь, я беру свою сумку из грузовика и достаю из переднего кармана горсть разноцветных конфет.

— Где Зара?

Вперед выходит маленький, похожий на дикаря ребенок с волнистыми волосами и ярко-зелеными глазами. Я особенно беспокоюсь о ней. Хотя ее родители бдительны, она была бы добычей для здешних мародеров. К счастью, располагаясь лагерем так близко к стене, они получают некоторую защиту от охранников, которые расстреливают Рейтов и мародеров на месте. Но ночью, когда все затихает, я думаю о ней здесь, снаружи. Я страстно желала увести ее с собой в Шолен, но ее семья состоит из матери отца и пяти братьев, и в такое количество людей было бы трудно проникнуть в общину.

С улыбкой я глажу ее по волосам и предлагаю ей первую конфету. Один из мальчиков пытается выхватить ее у меня из ладони, и я хватаю его за руку свободной рукой.

— Дамы всегда на первом месте.

Его плечи опускаются, когда он опускает взгляд и кивает.

Как только она выбрала свой кусочек, я снова лезу в сумку и вытаскиваю одну из подстреленных мною птиц, вручая ее ей.

— Отнеси это своей маме, хорошо?

Улыбка озаряет ее лицо, и она кивает, убегая к палатке с птицей, свисающей с ее кулака.

Другие мальчики выбирают себе конфеты, и я предлагаю буханку хлеба с сиденья грузовика, разламывая ее на маленькие кусочки для каждого. После того, как еда распределена, я бросаю сумку обратно в машину и чувствую, как кто-то хлопает меня по ноге. Я поворачиваюсь и вижу, что Зара крепко обнимает меня. Я глажу ее по волосам и опускаюсь на колени, беря ее руку в свою.

— Я вернусь завтра. Я обещаю. И у меня будут для тебя новые угощения. Убирая волосы с ее лица, я притягиваю ее в объятия.

— Ты здесь в безопасности, хорошо? Никаких блужданий в одиночку.

Она кивает, и хотя я слышала, как она говорила раньше, по большей части она редко что-либо говорит.

Напоминание о мальчике, которого я когда-то знала.

Зара отступает от грузовика, и я запрыгиваю внутрь, машу детям и их родителям, направляясь к воротам.

Когда я подкатываюсь к остановке перед стеной, подходит охранник постарше, качая головой.

Господи, ну вот и все.

— Ты убиваешь меня, Рен. Ты кормиш их, они остаются рядом. Они просто как бездомные гребаные животные.

— За исключением того, что это не так, Денни. Они человеческие существа. Люди. Совсем как мы.

— Как мы? Насколько я знаю, мы не стоим и не бросаем камни в проезжающие машины. Один из этих ублюдков укусил Скитера на прошлой неделе. Хорошо, что маленький засранец не был заражен.

— Они голодны. И напуганы. И, честно говоря, я бы укусила Скитера, если бы мне дали шанс. Он засранец.

Денни фыркает от смеха и качает головой.

— Что ты вообще здесь делаешь? Такую красотку, как ты, хватанули бы в мгновение ока.

— Тренируюсь в стрельбе по мишеням.

— Не можешь сделать это дерьмо внутри стены, с помощью нескольких консервных банок?

— Консервные банки не разгуливают повсюду, Денни. И не гоняются за мной.