Из восьми тысяч или около того акров, составляющих наше закрытое сообщество, на этот участок приходится сорок акров искусственного леса. Изолированный участок внутри стен, полностью закрытый.

И мне еще предстоит выяснить, почему.

Осторожно, чтобы ни одна часть меня не коснулась проводов, которые напевают мелодию смерти, когда я ползу между ними, я кладу руку на папоротник с другой стороны и задерживаю дыхание. Малейший рывок, и я могла бы зацепиться за один из шипов, цепляясь за забор, когда мои внутренности превращаются в пепел на электрическом стуле. Одним быстрым толчком я перекатываюсь на другую сторону.

В безопасности.

К аромату влажной щетки примешивается странный запах, похожий на запах горящих волос или мяса на открытом огне. У меня морщится нос, когда я оглядываюсь вокруг и позволяю густой роще деревьев поглотить меня под покровом высоких ветвей. Таких лесов, как этот, в природе не существует в пустыне, где растут тщательно выращенные фруктовые деревья — моринги, или голени, много фиговых деревьев, мармелада и гранатов. Как и все остальное здесь, это кажется фальшивым и неуместным.

Очаровательный маленький сказочный лес, окруженный милями адской засухи.

Идея состояла в том, чтобы использовать как можно больше земли для сбора фруктов, и в южной части участка расположено несколько рощ, с которых чаще всего собирают урожай. По словам папы, это началось еще до бомбежек, в рамках местной программы очистки сточных вод для облесения — способ избежать истощения и без того скудного источника воды путем орошения отходами.

Пышная зелень, высокая и низкорослая, привлекает мое внимание, когда я углубляюсь в лес.

До моего слуха доносится звук — низкий и гудящий, тихий, но постоянный. Повинуясь инстинкту, я останавливаюсь, осматривая стволы деревьев.

Ничего.

Но это никогда не бывает ничем, и неестественный звук затягивает мои ноги глубже в лес в поисках его источника.

У меня на бедре охотничий клинок, который папа подарил мне для наших экскурсий, а на боку пастушья праща, которую он сделал, похожая на ту, что использовалась для победы над Голиафом в Библии. Если я когда-нибудь окажусь по другую сторону этой стены, папа говорит, что у меня тогда никогда не кончатся боеприпасы среди всех этих камней и щебня.

Еще одна черта во мне, которая, я думаю, не очень-то присуща леди.

Говорят, во время войны рождается больше мальчиков, а в моем поколении на каждую девочку приходилось по двое. Если бы я была больше похожа на здешних девочек моего возраста, полагаю, я бы тусовалась в местах общего пользования с остальными или тайком пробиралась в один из незанятых домов с мальчиками для секса, потому что, похоже, это то, чем они занимаются ради развлечения. Секс вдвоем и втроем с одной девушкой не является чем-то неслыханным. Не могу сказать, по обоюдному согласию или нет, поскольку все они овладели искусством пресекать слухи, которые могут запятнать чью-то репутацию. Соперничества среди мужчин достаточно, чтобы заставить девушку захотеть стать монахиней.

Или, может быть, это только со мной так.

Я совсем не такая как они, вот почему я избегаю их. Я не ношу одежду, которую носят они, или хожу в их школы, или меня не волнуют тривиальные вещи, которые они делают.

По большей части я учусь на дому и прочитала почти все книги в местной библиотеке.

Пока они изучают свою историю и латынь, меня учат выживать в этих суровых землях. Я знаю, как посадить сад из семян и найти воду среди бесконечных миль грязи и камней.

И хотя они считают, что в этом месте подобные уроки несерьезны, я думаю, что они анемично подготовлены к реалиям жизни.

Чтобы добраться до другой стороны леса, требуется около получаса, а высокие бетонные блоки стены окружают нашу территорию. Печально известный барьер в Мертвые Земли, который не пускает Рейтеров, а также всех остальных, даже отдаленно зараженных Драджем. Хотя разбойников не часто можно увидеть так далеко в пустыне, случайный выстрел, слышимый ночью, подтверждает, что они где-то там.

Гудящий гул здесь громче, и от отчетливого щелк-щелк-щелк у меня по спине пробегает холодок. Это стук их зубов, когда они натыкаются на еду. Что-то вроде звоночка к обеду для остальных, как раз перед тем, как они впадут в пищевое безумие. Я не знаю, откуда я знаю это так хорошо, я просто знаю. В кошмарах это часто предшествует моменту, как раз перед тем, как вспыхивает ярость, и я просыпаюсь в холодном поту. Даже сейчас пустота в моем животе говорит мне, что этот ужасный звук пробрал меня до самых костей.

Тем не менее, мне все еще нужно увидеть.

Я оглядываюсь в поисках любого признака сторожевого поста, который мог бы быть расположен на верхушках деревьев. На противоположной стороне общины, где я живу, есть гораздо меньший ряд платанов, которые несут платформы, похожие на форт, с которых охранники наблюдают в любое время дня. Полагаю, я бы уже оказался у них под прицелом, если бы этот участок должным образом охранялся.

По словам папы, у нас есть две вооруженные ветви — Посредники, которые являются мужчинами, охраняющими стену и солнечные батареи, многие из которых настроены относительно дружелюбно. Затем есть те, с кем я никогда не разговаривала, за стеной, известные как Легион.

Более агрессивный, чем наши Посредники.

Они ищут Разбойников, выслеживают их и не дают мародерам проникнуть в наше сообщество извне. Если Посредники — это наша защита, то Легион — это нападение. Иногда они возвращают выживших, которым каким-то образом удалось избежать заражения, но в основном они убивают. Одетые в черную униформу с масками на лицах, они совсем не похожи на людей.

У них нет индивидуальности.

Их редко можно увидеть, так как они живут по другую сторону стены, но в тех случаях, когда они проходили мимо, я получала достаточно мимолетного взгляда, чтобы держаться на расстоянии.

Я поднимаю подбородок к небу, туда, где листья платана, возвышающегося надо мной, тянутся к окружающим деревьям. Лес здесь не такой густой, а обширная щель, заполненная папоротником и лесной растительностью, говорит мне о том, что дерево стояло задолго до того, как была построена стена.

Упираясь ногой в кору, я подпрыгиваю, чтобы ухватиться за ветку, и подтягиваюсь. Лазание для меня естественно, и в окрестностях есть несколько скалистых холмов, которые каждый день проверяют мою выносливость. Часть меня чувствует, как будто я готовлюсь к чему-то, как будто папа готовит меня, то как он настаивает, чтобы я знала как можно больше об этом пейзаже. Мы даже время от времени проводим тренировки по выживанию, но он еще не взял меня с собой за стену, в Мертвые Земли. Он говорит, что я еще не готова.

Конечно, я никогда не буду полностью готова, пока не выйду за пределы этой стены.

Запах горелого мяса ударяет мне в нос, к горлу подкатывает рвотный позыв. Я забираюсь на толстую и крепкую ветку, чтобы перевести дыхание, и поворачиваюсь к вершине стены, которая находится на уровне глаз. Еще одна ветка вверх, и я могу заглянуть за край барьера.

Щелк-щелк-щелк привлекает мое внимание вниз, и воздух застревает в моих легких. Я крепче хватаюсь за ветку, чтобы не упасть, в то время как мое сердце колотится о ребра.

Я никогда не видела так много вблизи, возможно, три или четыре дюжины, расхаживающих взад и вперед, подергивающихся, как это обычно бывает.

Бушуют.

Загнаны в какой-то загон.

С шипов свисает зазубренный черный предмет, и изучая его, понимаешь что один из них сгорел дотла — возможно, это и был источник запаха ранее. Из-за палящего солнца и того, что очевидно является электрическим забором со всеми предупреждающими знаками, он больше не выглядит так, как будто когда-то был человеческим.

Грубая кора царапает мою кожу от моей дрожи.

Разбойники — это люди, настолько зараженные Драгой, что их мозги в основном похожи на губки. Непрофессионалы называют это вирусом, но папа говорит что это то, что известно как прион, который проникает в мозг.