Не беспокоиться о самом важном человеке в моей жизни? Попробуй еще раз.

— Может, пора рассказать маме? — Может быть, лекарства помогут.

— Нет! — крикнула она, а затем отошла. Забрав у меня учебник и домашнее задание и запихнув их в рюкзак, она сказала более спокойно: — Извини. Я не хотела кричать. Но ты же знаешь, мама решит, что я умираю.

Да. Паника была маминой настройкой по умолчанию. Она во всем находила скрытый смысл, и этот смысл указывал на трагическую смерть ее девочек. Простуда = смерть на больничной койке. Усталость = заснуть и не проснуться. Ехать в машине = погибнуть в аварии. Все без исключения малейшие изменения в нашей жизни повергали ее в панику. Именно поэтому я не упоминала о своем зеркальном Ангеле.

— Эй. — Хартли еще раз толкнула меня в плечо: — Что такое красное, синее и желтое? — Пауза. Затем: — Цвета.

Я фыркнула. Рассказывать нелепые анекдоты стало нашей фишкой, помогающей снять напряжение.

— Что вампир сказал оборотню? Ничего. Оба существа вымышленные.

Когда она рассмеялась, в конце коридора раздался крик. Из-за угла выскочил блеющий маленький козлик, у которого была четкая цель: Хартли.

Она присела, раскрыв руки. Также сильно, как она любила животных, они любили ее в ответ. Бродячие кошки и собаки тянулись к ней, где бы она ни находилась. На парковке, в ресторане, даже в продуктовом магазине. Дома за окном нашей спальни обычно собиралось большое количество птиц.

— Посмотри на себя, — сказала она, поглаживая шерстку маленького козлика. — Такой вонючий милашка!

Я не удивилась, когда существо намеренно наступило мне на ногу, отталкивая в сторону. Я позволила ему. Он отвлек Хартли от головной боли, так что я в долгу перед ним.

Томас и его друг… я не запомнила его имени, поэтому решил называть его Рыжим… быстро вернулись, чтобы спросить, не нужна ли Хартли помощь. Она мило отказалась, и парни остались пофлиртовать и даже спели «У Хартли был маленький козлик»[2].

— Есть идеи, откуда взялся этот милашка? — спросила она.

— Нет, но думаю, что ты пришла прямо с небес. — Усмехнулся Томас.

Она улыбнулась ему. В этот момент Рыжий шлепнул ее по попе.

Хартли удивленно вскрикнула, явно чувствуя себя неловко.

От ярости моя спина резко выпрямилась. То, что он сделал, было не круто.

Козлик согласился. С блеянием он пнул Рыжего в голень.

На протяжении многих лет мама поручала мне одну работу, только одну. «Защити Хартли любой ценой».

Конечно, она также любила говорить: «В чем бы ни было дело, насилие — не ответ».

Даже когда мой разум кричал: «Остановись! Награда не стоит такого риска», я врезала кулаком в нос Рыжего. Око за око. Или удар за удар.

Послышался хруст, и кровь залила его губы и подбородок, когда он попятился назад.

Томас встал между нами и вытянул руки, разнимая нас.

Чувство вины нахлынуло на меня, плечи опустились. Сегодня я и подвела, и помогла своей девочке.

— Ты шломала мне вос! — В глазах Рыжего пылала ярость. Он попытался обойти своего друга.

Думаю, он не боялся меня.

Я проигнорировала дрожь в теле и приготовилась к драке. Благодаря Николасу я получила несколько уроков самообороны. Тренировка могла бы пойти мне на пользу.

— Подойдешь ближе, и я сломаю что-нибудь еще, — сказала я, перед тем как злобно улыбнуться.

Рыжий не шевелился. Томас отступил на шаг.

— Мисс Морроу! — По коридору раздалось быстрое цоканье каблуков. Затем из-за угла появилась директор. — Что вы натворили? И почему в моем здании находится козел?

Я посмотрела на Хартли и пробормотала:

— Писнохисножисне, иснстану киснозлисном иснотписнущисненисниисня. — «Похоже, я стану козлом отпущения».

Уверена, нас с Рыжим отстранят от занятий за драку. Ничего страшного, правда? Больше времени дома означало больше времени с Ангелом. Больше времени, чтобы читать и анализировать рынок труда.

Я старалась не улыбаться, когда шла встречать свое «наказание».

Оглядываясь назад, я могу вспомнить дни, которые навсегда изменили мою жизнь, сделав меня такой, какая я есть.

День, когда я поняла, что Питер стесняется меня.

День, когда я впервые увидела Ангела.

День, когда мама вышла замуж за Николаса.

Сначала я хотела, чтобы он ушел. Он разговаривал так, словно вырос в фантастическом романе.

«Сын тролля!»

«Пусть твоя магия будет сильной, а сердце — верным».

«Полпенса золота за твои мысли».

Однако вскоре я полюбила его. Он придал маминым глазам столь необходимый блеск, никогда не испытывал страха или гнева рядом со мной, как многие другие, и всегда относился к нашей семье с добротой и уважением.

Было кое-что еще, что мне в нем нравилось. У него всегда оставалось бесстрастное лицо. Когда у него можно было увидеть хоть какую-то эмоцию? Когда он смотрел на Обри Морроу. Ну, теперь Обри Сорен. Его лицо излучало обожание.

Сегодня, сидя на кухне за мраморной столешницей с розовыми вставками, я пережила еще один судьбоносный момент.

Хартли сидела рядом. Я делала домашнее задание, а она рассказывала, как нужно вести себя за столом Тору, черно-белому шпицу с львиной стрижкой и склонностью к тявканью.

Мама бегала от одной кастрюли к другой, готовя ужин. На шкафах Николас написал цитаты из какой-то давно забытой версии «Белоснежки и Злой Королевы», которую мама слышала в детстве.

«В глубине ее души расцвел росток зависти, и каждая ее мысль, как вода, помогала ему расти».

«Одна капля яда убьет ее самого сильного врага… и последнюю каплю добра в сердце».

«Ибо она забыла простую истину. Характер всегда значит больше, чем красота.»

Мама была более взрослой версией Хартли со своими длинными черными волосами, глазами цвета океанской воды и золотисто-коричневой кожей. Я решила, что похожа на нашего отца. Не то чтобы когда-либо видела его фотографию. Я вообще ничего о нем не знала.

Я предполагала, что его звали Эдвин или Стефан… я слышала, как мама называла эти имена, когда разговаривала с Николасом. Только однажды мы с Хартли набрались смелости и спросили о нашем отце, но мама разрыдалась, и мы закончили разговор, не получив ни одного ответа.

Я часто задумывалась, жестоко ли обращался с ней наш отец. С другой стороны, она также отказывалась говорить о своих родителях. И о своем детстве. И о своей родине. Мы решили, что она приехала из-за границы и английский был ее вторым языком. Иногда она разговаривала, как и Николас, называя людей «смертными».

— Эверли, дорогая. Ты здесь уже полчаса, но так ничего и не сказала о драке в школе. — Мама вытерла перепачканные мукой руки о розовый фартук, прикрывавший ее желтый сарафан. Как и моя сестра, она любила шить себе одежду. «Потому что каждая леди должна уметь шить, вязать, плавать, общаться с королями и крестьянами, грациозно танцевать и защищаться от бессовестных жуликов».

У меня плохо получалось шить и вязать, но все остальное выходило на ура. Так держать!

— Мама, ты должна радоваться. Я только один раз ударила мальчика.

Сидя на коленях у Хартли, Тор начал лаять на меня. Словно говорил: «Пусти меня! Я покажу ей, как правильно драться!»

А может быть: «Бекон!» Трудно сказать.

— Тссс. Хватит. Спи, — сказала Хартли, почесывая его за ушами. Через несколько секунд Тор закрыл глаза и задремал. Моя сестра не просто рисовала животных, она как-то успокаивала… и командовала ими.

— Учебный год только начался. — Нарезая картофель и немного тимьяна для овощного пирога, мама добавила: — Как ты успела во что-то ввязаться? Почему ты его ударила?

Я услышала в ее голосе нотки разочарования… и страха? Она решила, что я нападу на нее? «Игнорируй боль». Но, но… как она могла подумать такое?